Рай беспощадный - Артем Каменистый

Он знал об опасности этих симптомов, но уже не понимал, что это конец. Тело, вырвавшееся из тисков давления, возвращалось к обычному состоянию. Грудная клетка распрямлялась, легкие увеличивались в объеме, следовательно, концентрация кислорода в них падала. Если на дне они снабжали им ткани и органы, то теперь — наоборот, начали вытягивать отданное назад. Процесс этот развивался стремительно, лавинообразно — его усиливал каждый отвоеванный у бездны метр. Именно из-за этого коварного явления наиболее опасен последний этап, когда до поверхности рукой подать, где давление приближается к привычному. И парадокс — из-за него же упрощается погружение, особенно при серьезных глубинах.

Легкие стремительно высасывали из тела последние крохи животворного газа. Остановить или как-нибудь замедлить это было невозможно. Да и некому: мозг такой же орган, как и другие, — ему тоже нужен кислород. Так что Макс уже ничего не понимал.

Манящая морская гладь начала тускнеть — в глазах быстро темнело. Он уже почти не видел, куда рвется, путался в направлениях, пытался шевелить непослушными руками и ногами по инерции, а не осознанно.

Отказали лицевые и шейные мышцы — раскрылся рот, выпустив отработанный воздух. Горько-соленая жидкость хлынула в легкие и пищевод, но даже сейчас, на тонкой границе, отделяющей жизнь от смерти, уже не понимая, где верх, а где низ, он продолжал куда-то рваться. Впрочем, безуспешно — тело не слушалось. А затем Макс внезапно расслабился, позволив сгущающейся тьме делать свое дело.

Говорят, перед смертью в голове человека за один миг проносится вся жизнь, но Макс до полной победы темноты крошечным краешкам сознания упорно думал лишь об одном: вот будет весело, если оба контейнера окажутся полезными. Получится, что второй раз он рисковал зря.

А затем и эта мысль угасла — мозг, оставшийся без кислорода, выключился в одно мгновение. Макс уже не почувствовал прикосновения к плечу и последующего жесткого, грубого, до треска в корнях волос рывка. Он знал, на что идет, и с самого начала сомневался, что доберется до поверхности самостоятельно. С ним неизбежно случится то, что происходит с самоуверенными или увлекшимися ныряльщиками, которые отключаются на последних метрах или уже на поверхности. Так и произошло.

Никто, кроме него, не смог бы этого сделать, вот и пришлось пойти на невозможное. Он не самоубийца — не в одиночку отважился на такой риск. Теперь дело за другими — свою часть работы он выполнил.

Блэкаут не проходит без последствий даже в тех случаях, когда человеку незамедлительно оказали квалифицированную помощь. Слишком серьезная встряска для организма, к тому же некоторые органы реагируют на него совсем уж нехорошо. К примеру, нередко отмечаются случаи гибели фридайверов спустя несколько часов после происшествия. Они, отойдя от потрясения и решив, что все плохое уже осталось позади, врываются в бар, чтобы рассказать приятелям о пережитом приключении, и вдруг бац — у них стремительно развивается отек легких, и заказанное пиво остается нетронутым.

Шутить с большими глубинами не стоит — юмор у них жестокий.

А еще спасатели, даже опытные, могут серьезно навредить: особенно они любят ломать ребра в случаях непрямого массажа сердечной мышцы. После того как обломки костей протыкают жизненно важные органы, представители мужественной профессии оставляют тело в покое, снимают головные уборы и делают вид, что глубоко скорбят.

Так что десять раз хорошо подумайте, если вдруг захотите проверить, каково это — побывать в бездне.

Сознание возвращалось медленно, неритмичными толчками — то включится, то затухнет опять. Будто попытка завести автомобиль с подсевшим аккумулятором. При очередном прояснении Макс приоткрыл глаза и тут же их зажмурил — солнечный свет как ножом резанул. Опять потемнело, но из реальности уже не выпал — зацепился за краешек.

Реальность?! Он жив? Или бредит в агонии? А может, уже все — отмучился, душа простилась с телом, и…

— Макс! Ма-а-а-акс!

Нет, так настойчиво на том свете вряд ли станут домогаться. Не настолько он нагрешил, чтобы чертей всерьез перевозбудить. К тому же кричат хорошо знакомыми голосами. Он все еще в раю — в проклятом коралловом раю. Опять приоткрыл глаза — и в первый миг ничего не понял: мир трясется, перед глазами мелькают разнообразные картинки — бамбуковый настил палубы, свернутая циновка паруса, смутно знакомая перекошенная физиономия, ядовито-оранжевое пятно, выглядящее здесь как-то неуместно. Затем чье-то бедро упирается в грудь, голова расслабленно свешивается, по спине увесисто шлепают.

— Да прекратите наконец стучать! — Голос у Эна раздраженный — даже при попытке убийства Динки он разговаривал гораздо спокойнее. — Раз глаза открывает, то хватит с него! Дышит. Если вода осталась, то сама выльется — дайте просто очухаться парню.

Макс, неловко оттолкнув неопознанных «реаниматоров», завалился на колени, согнулся. Его начало рвать морской водой — казалось, она будет литься бесконечно. Тяжесть в желудке переросла в ноющую боль, а продолжающиеся судороги ее усиливали. В глазах опять потемнело — ничего не видя и не слыша, он облевал палубу готского корабля, на время выпав из реальности, но сохранив сознание.

Хотя лучше бы не сохранял.

Когда желудок очистился, пришла пора новой напасти — легкие решили, что теперь самое время избавиться от остатков раздражающей морской воды. Такого могучего кашля у него никогда в жизни не было. Он, правда, болел нечасто, но всякое случалось. Однако не до боли в бронхах и не до рези в горле.

Не выдержав, переместился к борту, свесился вниз. Помогло — вода наконец нашла выход. Вместо отдельных брызг выплеснулась пара приличных глотков. Желудок тут же устроил «прощальный салют» — вырвало воздухом.

Выжатый, как половая тряпка, Макс обессиленно рухнул на палубу, привалился спиной к борту. Он даже не понял, что все это время его поддерживали с двух сторон — сам он сейчас ни к чему не годен.

Кто-то плюхнулся перед ним на колени, дрожащими руками протянул кокосовый орех:

— Возьми, Максимка, попей. Попей, тебе надо.

Тупо удивился: так его никто не называл, кроме бабушки. Расплывается все перед глазами, трудно разглядеть, но хватает и такого, непослушного зрения. Не бабушка это — мягкий овал лица, зеленые самоцветы глаз. А такие смешные точеные ушки, выбивающиеся из-под мокрых волос, он лишь у одного человека видел. Так что нетрудно догадаться, кто перед ним: Динка заботу проявляет.

Пить не хотелось совершенно, но сил сопротивляться настойчивым уговорам не было. Первый же глоток доказал, что зря он хотел отказаться. Кокосовое молоко скользнуло по истерзанному пищеводу смягчающим потоком целебного бальзама. Опасно напряженный желудок расслабился. Перед глазами посветлело, он даже сумел сознательно кивнуть, показывая, что благодарен девчонке. Сказать этого пока что не мог.