Некромант. Такая работа - Сергей Демьянов

И это потом я выяснил, что на свете существует очень много вещей, от которых он не может меня защитить.

— Папа? — Шестилетний голубоглазый и светловолосый пацан, сын Марины и Ника, стоял на дорожке между участками пятнадцать и двадцать два. Его правая рука лежала на чугунной кованой оградке, а левая была засунута в карман куртки, как будто он прятал там сувенир. Волшебный камушек или открытку, сделанную в школе на уроке рисования, — «Лучшему папе на свете».

Все такие делали.

«Папа» — вот что он произнес. Я мог бы решить, что Марина ему все рассказала. Это было бы вполне логично и очень на нее похоже. Только мальчик смотрел при этом не на Ника, пойманного мной в мертвом теле. На огненный смерч, хохочущий и бушующий меж деревьев. На Ворона.

Мой отец — волшебник.

Я едва не хлопнул себя по лбу. Многие одинокие мальчики и девочки придумывают себе воображаемых друзей, чтобы им было с кем играть и кому жаловаться. Они рассказывают о волшебных драконах и говорящих собаках, о фее-крестной и папе, который работает капитаном настолько дальнего плаванья, что никак не может вернуться домой, но пишет письма, звонит и приходит к ним во сне. Мы все хотим, чтобы нас любили, чтобы кто-то считал нас интересными и делил с нами и нашу скучную обыденную жизнь — школу, уроки, ненавистную музыкалку и уборку по дому. Чтобы кто-то участвовал в наших проделках и выслушивал нас, когда нам хочется поговорить.

Большинство взрослых спокойно относится к тому, что у их детей есть невидимые волшебные друзья. Они уверены, что это возрастное.

Проблема в том, что некоторые из этих друзей — настоящие.

И если вы действительно увидите их, вы не захотите, чтобы ваши дети общались с ними.

Есть люди, которые думают, что попасть в дурную компанию — это связаться с хулиганами. Но это и вполовину не так страшно, как дружить с обитателем Гемаланг Танах. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Максим с Вороном тайком виделся, Умный парень. Может быть, слишком умный для того, чтобы жить нормальной жизнью и не закончиться в раннем подростковом возрасте, ровно после того, как у тебя возникает уйма дурацких вопросов об устройстве мира. Вопросов, на которые тебе никто не хочет отвечать. Например, почему зло на самом деле сильнее добра? Или — почему люди умирают? Или — где хранится душа? А у кошек? И почему Надя любит не меня, а Петьку?

У этого мальчика был специальный парень, готовый быть с ним и давать ответы на эти вопросы — такие, какие сам считал верными. И мальчик звал этого парня папой.

Максим.

Вот как его зовут. Не знаю, как я это умудрился вспомнить, Марину он все еще не видел — она лежала, скрытая от него свежим могильным холмиком. Когда обожженный человек затихает, это может значить, что дело уже обернулось очень плохо. Но я бы узнал, если бы она умерла. Я сейчас был как айсберг, у которого только десять процентов объема выступает над поверхностью воды. Всего десять процентов меня были мной — гребаным некромантом, специалистом по розыску пропавших мужей и собачек, бывшим мужем Вероники, внутри которого текла порченая мертвая кровь. Остальные девяносто были опустевшей могильной землей и мертвыми людьми, вызванными Ником из этой земли. И другими мертвыми, до которых он не смог достучаться.

Если бы вы спросили меня, чего мне больше всего хотелось в этот момент, я бы ответил — закончить то, что он начал. Поднять остальных, воспользовавшись той силой, которая текла из Ворона во все стороны. Это было как камень, который кто-то столкнул с вершины горы — а тут откуда ни возьмись возник я и давай пытаться его обратно закатить. Ну ладно, хотя бы удержать, чтобы он не расплющил к чертям деревню у ее подножия. Я держал его, точно зная, что создан для того, чтобы сталкивать камни вниз. Так что, пожалуйста, не спрашивайте.

— Па-ап? Ты что тут делаешь? — Мальчик сделал коротенький шаг вперед. Его нога провалилась в снег по колено. Хруст ломающейся ледяной корочки показался мне слишком громким.

Черт. Он и был громким. Во всяком случае, достаточно, чтобы привлечь внимание сумасшедшей веселящейся твари, некоторое время назад бывшей Вороном.

— Человечек, — сказало пламя. — Ах-ха! Вот теперь, дружок, ты меня выпустишь.

— Опять бесишься? — с обидой сказал Максим. — Ты же обещал никогда этого больше не делать.

Он прислонился к ограде и стащил с ноги красный резиновый сапожок, чтобы вытрясти набившийся в него снег. Маленький беззаботный аккуратист. Расстроенный. Чуть испуганный. Потерявший маму. Но совершенно уверенный — раз тот, кого он называет папой, тут, все закончится хорошо. Не может не закончиться.

На что он рассчитывал?

А на что вообще рассчитывают дети, кидающиеся к пьяным до потери памяти родителям в надежде остановить их? К родителям, обдолбавшимся какой-нибудь дрянью? К родителям, впавшим в гнев или истерику, брызжущим слюнями и не соображающим, что они делают? Может быть, на то, что их достаточно любят, чтобы узнать в любом состоянии и перестать делать плохое.

— Максим, — позвал я. — Подойди сюда.

— А вы кто?

Сложный вопрос. Я был мужик с окровавленной мордой и руками, который не давал его волшебному другу выбраться с Котляковского кладбища и убить всех, до кого он сможет дотянуться. Не совсем тот образ, который сразу вызывает доверие у детей.

— Я Кирилл, — сказал я. — Твоя мама наняла меня, чтобы отыскать твоего отца.

Ник, до того спокойно лежавший под сиреневым кустом, поднял голову и уставился на меня прозрачным, равнодушным взглядом. Помедлил. Перевел взгляд на мальчика. Оперся на руки и неловко встал. Его пальто было пропитано кровью и весь он, сколько его вообще осталось в этом мире, был мой. Это я должен был говорить ему, что делать. Он не мог ничего решить сам.

И вот тут меня догнало. Впервые за весь этот поганый вечерок мне стало по-настоящему страшно. Я вдохнул, выдохнул и медленно, чтобы не напугать, пошел к дорожке, возле которой стоял шестилетний мальчик, все еще верящий, что мир — это хорошее место.

— Это мертвецы? — спросил Максим.

Я кивнул. Не было смысла ему врать, раз он во всем сам разобрался, но в истерику почему-то впадать не спешил.

— Вы некромант?

Я кивнул еще раз.

— Папа сказал мне, чтобы я опасался некромантов.

Ну да, дорогая Красная Шапочка, никогда не разговаривай с Серым Волком в темном лесу, иначе капец твоей бабушке.

— Правильно сказал, — согласился я. Похоже, в нормальном состоянии Ворон был очень адекватным парнем. Запомню на будущее.

— Вы не злой колдун.

— Почему ты так решил?

— Я вижу. Злые не так себя ведут.

— А как? Говорят: «Муа-ха-ха»?

— Нет, конечно. Дураки они, что ли? Они вот так вот улыбаются. — Максим скорчил довольно противную рожу. — И говорят: «Мальчик, у меня для тебя что-то есть».

— С чего ты это взял? — Я почувствовал, как холодок проскользнул у меня по спине.

— Папа убил одного, когда он обижал меня. Мы так познакомились. Он раньше не знал, что он мой папа, просто услышал, как я испугался. Родители так могут.

Обижал? Хорошая формулировка.

Интересно, Марина знает об этом случае? Почему-то мне так не казалось.

— Он иногда с ума сходит, но вообще-то он хороший. Только не велел маме о нем говорить. Сказал, что она не разрешит нам видеться. У взрослых иногда так бывает, когда они расстаются.

Ворон не соврал ему ни единым словом, позволив думать то, что мальчику хотелось. Мастер, ничего не скажешь.

Я смотрел на Максима и видел перед собой совершенно нормального ребенка. Без заморочек. Без травм. Общительного. Ну да, конечно, такими и должны быть дети, у которых лучший друг и защитник — жуткая кровавая нелюдь из Гемаланг Танах. У меня почти так же было, только я почему-то вырос параноиком и социопатом.

И это значило, что это со мной что-то глобально не так. Не с обстоятельствами моей жизни.

Хотя... Стоп.

Максим не был некромантом. И падалыщики границы еще не прятались у него под кроватью и в темных углах комнаты. Боюсь, и не будут. Я бы не стал на их месте. Чревато обижать того, у кого есть такой старший товарищ. Он сам кого хочешь обидит.

И тут я краем глаза заметил Ворона. Огненный шторм, беззвучный и сияющий, надвигался на мальчика. А с другой стороны, тяжело передвигая ноги, как старик, шел Ник.

— Выпустишь? — прогрохотало пламя. — Сними с меня цепи — или я убью мальчишку.

— Не бойся, он не сделает этого. — Максим покачал головой. — Он меня любит и всегда старается уйти, когда на него находит.

Хм. Но сейчас-то он уйти не мог. У нас тут патовая ситуация образовалась: Ворон хотел вырваться в город, и его на этом так заклинило, что даже Ник не смог бы выпихнуть его обратно домой. Я не призывал охотника, но владел парнем, который это сделал, а это дает кое-какие бонусы.

Я же все еще владел им?

Сила, натянутая между нами, как нить, дрожала и колебалась. Только что не пела. Я хорошо слышал, как погано Нику сейчас внутри себя самого. Я мог позволить ему умереть. Все работало — и тем не менее он продолжал двигаться так, словно у него была какая-то собственная воля. Нечто такое, что было сильнее и меня, и моих приказов. Я сглотнул, помотал головой — и вдруг заметил, что Ворон ускорился. Он был как огромное пылающее перекати-поле, толкаемое ветром, которое горит — и не может сгореть.