Медвежий ключ - Андрей Буровский

— Я же вижу, ты меня боишься… Я для тебя медведь, да?

— Ты и сама себя называешь медведицей. Таня… Прости, мне с тобой трудно. И я… я действительно тебя не хочу.

Неприятно отказывать. Вдвойне неприятно словами хлестать по этому милому лицу, по доверчиво распахнутым глазам, в которые порой попросту хочется уйти. Не совершив ничего дурного, Андрей чувствовал себя законченным мерзавцем.

Танька резко опустила голову, теперь Андрей видел только пышные волосы.

— Ладно… Спасибо, Андрюша, ты по крайней мере внес полную ясность.

Вряд ли случайно девушка использовала слова, слышанные от Маралова несколько дней назад: «внес полную ясность». Повернулась, быстро пошла в лес.

А у воды говорили совсем о другом.

— Вы зря отдали его этому глупому зверю. Хочешь, я сам его съем? — спросил Ручей. — Я хорошо умею это делать.

— Не надо. Говорящие не должны есть Говорящих.

— Говорящие не должны убивать Говорящих. Говорящие могут быть вкусными.

С точки зрения Ручья, он говорил весьма дельные вещи, но людям это не понравилось, и их мнения Ручей отнес за счет непостижимой человеческой природы. Что поделать, у людей случаются причуды…

— Я не нужен вам, — сказал Ручей, — я пойду к себе. И медведица пускай идет к себе.

— Ты понимаешь, что мог нам быть очень полезным? — вмешался Маралов-старший.

— Я совсем не понадобился.

Что поделать, у Народа не очень хорошо с сослагательным наклонением.

— Ты нам помог. Возьми еды! Тут есть туша марала…

Возвращался невеселый Андрей. Возле дома возился Ручей, ворчал в уже наступившей темноте, и так же возились, шумели, что-то делали у самой воды. Оттуда доносились звуки, в которые вслушиваться ну никак не хотелось, глаз угадывал действия, о которых Андрюха не хотел знать.

— Сынок может быть, погуляем? Ручей, мы пойдем вдоль озера, до свидания!

— До встречи в Медвежьем ключе, — фыркнул Ручей, не выпуская мяса изо рта, — доем и пойду догоню медведицу.

— Спасибо, что ты был с нами. Ты нам помог, а мог понадобиться еще больше, — профыркал Андрей.

— Ты хорошо научился говорить, — отнесся к Андрею Ручей, — почти как Говорящий из Народа. Ты зря убегаешь от медведицы, ваши дети умели бы хорошо говорить.

Что поделать, если такт вовсе не был похвальным качеством медведей. Хорошо хоть отвечать не нужно, и Мараловы ушли гулять, оставляя очень тихого, крепко спящего Данилова в доме и два источника шума в виде Ручья и хонкульки.

А когда они вернулись, было тихо.

— Ручья мы еще увидим, когда поедем к ним на Ключ… А со зверюгой что? Открытие будем оформлять?

— Не будем, — помотал Андрей головой. — Может, это последние животные… А то набежит Бог знает кого полный лес, международная общественность, большие деньги…

— Боишься, что отстреляют их, хонкулек?

— Или отстреляют, или просто жизни не дадут.

Маралов-старший на это понимающе кивнул.

Утро было как-то оптимистичнее, потому что надо было вливать сахарный сироп в горло Данилову, а днем кормить уже жиденькой кашей. Днем Данилов вышел из избушки и посидел на лавочке, полюбовался горами и озером. К вечеру Данилова накормили уже мясной подливкой из марала, и он заявил даже, что назавтра готов отправиться в путь в Малую Речку. Сообщение вызвало приступ восторга у Мараловых, Данилов тихо улыбался. Он вообще мало напоминал прежнего пружинистого, энергичного сыскаря, потому что никого не ловил и ничего не искал, а только радовался свету, теплу, самому факту своего бытия на Земле, и вообще всему на свете. Чтобы вернуться в рабочую форму, Данилову потребовалось время.

Все эти дни они почти что беспрерывно говорили, и теперь-то Данилову удалось рассказать Мараловым о своих приключениях подробно. Но надо сказать, что Данилов своими соображениями о правильности исполнения законов и морали с Мараловыми поделился, но вот о Шарообразном существе как-то умолчал. Дело в том, что до сих пор в его богоспасаемом ведомстве всем на свете заправляют черствые, лишенные воображения люди. Они, эти глупые люди, считают общение с инопланетными существами оскорблением мундира, и всякий полицейский, который хоть раз видел их и получал от них любые сведения, может прощаться с карьерой на три поколения вперед.

Наверное, сказались эти дурные традиции милицейской жизни, и Данилов попросту опасался шепотков за спиной, если не медицинских комиссий. Во всяком случае, про Шарообразное существо Мараловы ничего не услышали, и это было единственное, что скрыл от них капитан уголовного розыска Сергей Александрович Данилов.

В свою очередь Мараловы рассказали про Говорящих и про войну, которую пришлось им вести против жестоких людей, не желавших понимать: мир изменился. Они рассказали про то, о чем они договорились с Народом и про виновников серии убийств.

В этом месте Данилов опять немного скис, потому что любого мента, который расскажет о Народе разумных медведей, начальство если и не сразу отправит в психушку, то уж точно никакого продвижения по службе не даст ему, мистику жалкому!

Мараловым пришлось объяснить Данилову, что официально, конечно же, виновники — медведи-людоеды, уже убитые Володькой и Кольшей — то есть Владимиром Носовым и Николаем Аверьяновым. По этому поводу он тоже немного увял, потому что настоящие, истинные служаки не утаивают от начальства никаких обстоятельств дела, и вообще решительно ничего… И таится, таится в этом некая проблема… С одной стороны, всякий мент, сообщающий начальству о разумном народе медведей, будет объявлен ненормальным, отправлен лечиться у психиатра, списан по статьям о состоянии душевного здоровья и несоответствию занимаемой должности. С другой стороны, знающий о разумных медведях и не сообщающий о них начальству будет проклят, отлучен от милицейской службы, исключен из всех списков, и самая память о нем будет вытоптана.

Что делать?! Самое простое — это не знать и даже слыхом не слыхать ни о каких таких разумных медведях. Но если мент уже про них узнал?! Что тогда?! Вся коллизия очень напоминала Данилову классическое рассуждение об инквизиции: не сознаешься, замучают до смерти; сознаешься — сожгут живьем. Счастье еще, что Данилов был плохой служака, мало проникнутый рвением, а версия про уже истребленных людоедов — версией вполне подходящей.

Кроме того, совращал Маралов-старший, ведь это не кто иной, как Данилов, раскрыл тайну страшного лесного людоеда, побывал в его логове и чуть не задержал его с помощью двух местных жителей! Людоед убил сотрудника уголовного розыска и несть числа людей из местного населения, а ведь именно Данилов сумел его остановить! В этой истории Данилов выглядел вполне прилично и уже начал гордиться — по мере того, как ему становилось все лучше.

Мараловы рассказали, что могли они придти уже давно, но пришлось задержаться в деревне: надо же было разобраться, что наделали охотники, и прекратить войну! У них даже возникло чувство вины перед Даниловым: могли, мол, могли выручить три дня назад, и не сделали.

Были, конечно, у этого ясного ветреного дня девятнадцатого августа и свои менее светлые стороны. Одна из них состояла в том, что Маралов-старший еще утром вооружился лопатой и покидал в воду Хонкуля обглоданные кости человека, который еще долго, наверное, будет числиться во всероссийском розыске — Григория Васильевича Астафьева.

Еще менее светлая сторона состояла в коллективном визите на ледник. Мараловы хотели похоронить все разъятые части людей, которые хранились в леднике, но Данилов им категорически запретил: это же вещественные улики!

Но это же… Это же все надо похоронить…

Похоронят! Но после того, как все задокументируют и изучат надлежащим образом!

Но ведь хоронить придется все равно здесь, никакого же транспорта нет…

Как это «нет»?! Дайте только прорваться к начальству, и сразу будет вертолет, следственная группа, все как полагается!

Справедливости ради, Данилов был совершенно прав — не успел он добраться до Красноярска, как моментально появился вертолет, следственная группа, и разделанные останки Саши Васильева даже захоронили за казенный счет. С остальными останками, правда, вышла незадача — потому что не у кого было спросить, кто эти люди, и как они попали в гришин ледник. Так что похоронили их за казенный счет, но очень тихо, как неопознанных покойников.

Еще жажду сообщить читателю, что Сучье Вымя по имени Кеша Малофьёв получил документы и стал слесарем при районном отделении милиции в Ермаках. Он даже женился, жена у него такая же клиническая дура, и в ближайшие годы району угрожает нашествие юных Малофьёвых.

В общем, все окончилось лучезарно и к великому сиянию социальной и всяческой справедливости, если бы не одна деталь… Может быть, читатель еще не совсем забыл о таком малозаметном персонаже, о Петре Ивановиче Зарядном? Том самом, который некстати пришел к Василию Михайловичу Хохлову, навлек на себя подозрения, да еще спугнул затаившегося уже для броска в дом Толстолапого…