Герои – моя слабость - Сьюзен Филлипс

– Ливия, Энни никогда бы такого не сделала, – с горячностью воскликнул Тео.

Джейси прикрыла ладонями уши дочери, давая понять, что девочке лучше не слышать разговор взрослых. Губы ее сурово сжались, лицо вытянулось. Судя по взгляду, брошенному на Энни, ее благодарность таяла с каждой секундой.

– Нам не следует об этом говорить.

– Но Ливии это нужно, – мягко возразила Энни.

– Лучше послушай Энни, – с неожиданной убежденностью заговорил Тео. – Она знает, что говорит.

Джейси нерешительно покачала головой. Тео, оставаясь за спиной у Энни, обнял ее за плечи. Этот ободряющий жест прибавил ей смелости.

– Мы с Плутовкой говорили с Ливией о том, как отец пугал ее и как ты случайно выстрелила в него. – Энни так замерзла, что отбросила всякую осторожность. – Наверное, Ливия даже немножко рада, что ты застрелила ее отца (я знаю, Плутовка этому рада). Лив хотела бы поговорить с тобой и об этом тоже.

– Плутовка? – растерянно спросила Джейси.

– Плутовка тоже ребенок, – объяснила Энни. – Она замечает то, что иногда ускользает от внимания взрослых.

Теперь Джейси казалась скорее смущенной, чем сердитой. Она пытливо вгляделась в лицо дочери, безуспешно пытаясь понять мысли ребенка. Ее беспомощность напомнила Энни, что случившееся нанесло глубокую травму не только девочке, но и самой Джейси.

Когда рядом нет опытного психолога, сойдет и неудавшаяся актриса, которая занималась психологией, обучаясь актерскому мастерству. Энни привалилась спиной к груди Тео, ища не опоры, а чувства покоя.

– Плутовка, как и вы, хотела бы кое-что понять, – сказала она. – Может, мы соберемся завтра все вместе и поговорим о том, что произошло? – Энни вдруг вспомнила, что ей предстоит покинуть Перегрин-Айленд, и до отъезда остались считаные дни.

– Да, я хочу видеть Плутовку! – В отличие от матери, Ливия с воодушевлением встретила предложение Энни.

– Отличная мысль, – заключил Тео. – А теперь, думаю, всем нужно согреться.

Ливия оправилась от испуга быстрее взрослых. Соскользнув с колен матери, она подбежала к Тео:

– Покажешь мне ракушки, которые ты нашел для моего домика?

– Да. Но сперва мне нужно позаботиться об Энни. – Он кивком указал на вершину утеса. – Хочешь прокатиться?

Ливия добралась до дома, восседая на плечах у Тео.

Вернувшись вместе с Энни в коттедж, который больше ей не принадлежал, Тео наполнил для нее ванну. Она поморщилась, погружаясь в воду – болели многочисленные порезы и ссадины. Но горячая вода помогла ей согреться, и, надевая халат, Энни уже не дрожала от холода. Тео тоже переоделся во все сухое – натянул джинсы с прорехой на колене и черную футболку с длинным рукавом, которую перестал носить, после того как Джейси постирала ее в машине, и ткань села. Его раздражало, что футболка обтягивает мышцы, словно вторая кожа, а Энни, напротив, это очень даже нравилось. Тео аккуратно обработал и залепил пластырем все ее раны. В его уверенных быстрых движениях профессионала не было и малейшего намека на интимность. Всего за один день произошло столько перемен, что у Энни голова шла кругом. Она потеряла коттедж, обвинила невиновную женщину во всех смертных грехах, раскрыла тайну своего прошлого и спасла ребенка. А главное, поняла, как сильно любит мужчину, который никогда не будет принадлежать ей.

Тео готовил горячие бутерброды с сыром. Глядя, как он бросает солидный кусок сливочного масла на раскаленную сковороду, Энни с горечью подумала о близком расставании. В голове ее непрерывно стучал маятник, неумолимо отсчитывая оставшееся время.

– Я позвонил Эллиотту, – сказал Тео. – Как только узнал, что тебя обманом вынудили покинуть остров.

Энни туже затянула пояс купального халата.

– Дай-ка я угадаю. Синтия уже знала – ей доложила Лиза Маккинли, – и они с Эллиоттом распивали шампанское, отмечая это событие.

– Верно, но не совсем. Лиза действительно звонила, однако шампанское открывать не стали.

– В самом деле? Странно. Я думала, Синтия уже вынашивает планы по превращению коттеджа в точную копию Стоунхенджа.

– Я хотел заставить отца изменить решение. Думал прибегнуть к угрозам. Собирался сделать все возможное, чтобы коттедж остался у тебя, сколько ты пожелаешь. Но, как выяснилось, Эллиотт внес в договор изменение, о котором никто из нас не подозревал.

– Какое изменение?

– Коттедж не вернется в собственность семьи. – Тео поднял голову от сковороды и посмотрел на Энни: – Теперь он принадлежит Фонду Перегрин-Айленда.

Энни недоуменно нахмурилась:

– Я не понимаю.

Отвернувшись, Тео резким движением бросил бутерброды в шипящее масло.

– В итоге ты потеряла дом. Ты и представить себе не можешь, как я об этом жалею.

– Но почему Эллиотт изменил договор?

– Я не смог выяснить подробности – Синтия была в комнате, – но как я понял, отцу не понравилось, во что она превратила Харп-Хаус. Думаю, он решил позаботиться, чтобы коттедж остался в своем первозданном виде, но, не желая вступать в препирательства с женой, обратился к юристу и оформил документы без ее ведома.

Энни удивленно покачала головой:

– Мария никогда об этом не упоминала.

– Она не знала. Похоже, не знал никто, кроме членов правления фонда. – Шум приближающегося автомобиля прервал их разговор. Тео передал Энни лопаточку: – Присмотри за бутербродами.

Он направился к двери, а Энни шагнула к плите, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Ее отвлек незнакомый мужской голос, донесшийся от входной двери. Мгновение спустя Тео просунул голову в дверь кухни.

– Мне придется уехать. Еще один несчастный случай. Думаю, теперь можно не опасаться, что кто-то вломится в дом, и все же держи двери на замке.

После его ухода Энни присела за стол, захватив из кухни бутерброд. Поджаренный хлеб с чеддером и ее любимой сарептской горчицей выглядел необычайно аппетитно, но Энни так устала, что не могла ни есть, ни думать. Ей хотелось спать.

На следующее утро она проснулась со свежей, ясной головой. Взяв внедорожник Джейси, она поехала в город. Судя по скоплению грязных автомобилей перед домом Барбары Роуз, занятие кружка вязания шло полным ходом, как всегда по понедельникам. Накануне вечером Энни не сразу удалось заснуть, зато у нее нашлось время подумать. Она вошла в дом Барбары, не потрудившись позвонить в дверь.

Середину гостиной занимал столик с закусками, окруженный мягкими креслами. Стены украшали любительские морские пейзажи с лодками и бакенами, а также расписанные цветами фарфоровые тарелки. На всех шкафах и полках красовались семейные фотографии: Лиза, задувающая свечки на торте в день своего рождения, Лиза с братом, разворачивающие рождественские подарки, и бесчисленные снимки внуков Букера и Барбары Роуз.