Лев Толстой: Бегство из рая - Павел Басинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Если бы Черткова не было, его надо было бы придумать»[13].
История дружбы Толстого и Черткова изложена в обстоятельной книге М.В.Муратова «Л.Н.Толстой и В.Г.Чертков в их переписке». Изданная в 1934 году Толстовским музеем, она не переиздавалась в России.
Впервые Толстой услышал о Черткове в Ясной Поляне от своего последователя Г.А.Русанова в августе 1883 года. К тому времени уже появились последователи «нового» Толстого. В октябре того же года состоялось их знакомство в московском доме Толстых. С тех пор, замечает Муратов, «Толстой писал Черткову чаще, чем кому-либо не только из своих знакомых, но и из членов своей семьи». Известно 931 письмо Л.Н., включая телеграммы. Для издания писем Толстого к Черткову с комментариями потребовалось пять томов, свыше 175 печатных листов. Чертков писал Толстому еще чаще, причем порой это были многостраничные послания.
Первое появление Черткова в доме Толстых, казалось, не предвещало семье никакой опасности. «Блестящий конногвардеец, в каске с двуглавым орлом, красавец собой, сын богатейшей и знатной семьи, Владимир Григорьевич приехал к Толстому сказать ему, что он разделяет вполне его взгляды и навсегда хочет посвятить им свою жизнь, — вспоминал сын Толстого Лев Львович. — В начале своего знакомства с нашей семьей Чертков был обворожителен. Он был всеми любим. Я был с ним близок и на „ты“».
В этом воспоминании есть ошибка. Осенью 1883 года Чертков никак не мог желать посвятить взглядам Толстого всю свою жизнь. Он впервые услышал об этих взглядах только в июле 1883 года на свадьбе своего друга Р.А.Писарева от прокурора Тульского окружного суда Н.В.Давыдова. Разговорившись с Давыдовым, двадцатидевятилетний офицер Чертков поведал о своих взглядах, которые к тому времени уже достаточно оформились. Выслушав странного гвардейца, Давыдов заметил:
— Да ведь Толстой говорит то же самое! Вы как будто повторяете слова Толстого — вам непременно нужно познакомиться с Толстым.
Давыдов был знаком с Л.Н. и обещал это дело устроить. В конце октября Чертков специально едет в Москву с этой целью, останавливается в гостинице «Славянский базар» и наконец получает телеграмму от Давыдова: «Толстой в Москве».
Первый раз отправляясь к Толстому, Чертков еще ничего не знал о его «учении». Да и «учения» как такового еще не было. Но в Толстом уже случился духовный переворот, и этот переворот совпадал с тем, что происходило в душе самого Черткова. Оба были потрясены открывшимся им страшным противоречием между правдой Христа и ложью современной жизни.
Их встреча проходила в кабинете. Вошли в «уединенную, покойную и светлую комнату с окнами, выходившими в сад и во двор и задергивавшимися длинными суконными зелеными занавесками, с простыми мягкими черными креслами и большим письменным столом, на котором высились две свечи в старинных медных подсвечниках, стояла медная чернильница на зеленой малахитовой подставке и стопкой лежала бумага…»
Чертков еще не читал философских произведений Толстого, только художественные. И он решил его испытать первым.
В присутствии боевого офицера, защитника Севастополя, автора «Севастопольских рассказов» и «Войны и мира» он стал говорить о своем отрицательном отношении к военной службе. Толстой «в ответ стал мне читать из лежавшей на его столе рукописи „В чем моя вера?“», вспоминал Чертков, и он «почувствовал такую радость от сознания того, что период моего духовного одиночества наконец прекратился, что, погруженный в мои собственные размышления, я не мог следить за дальнейшими отрывками, которые он мне читал, и очнулся только тогда, когда, дочитав последние строки своей книги, он особенно отчетливо произнес слова подписи: „Лев Толстой“».
Отличительной особенностью Черткова было то, что он с самого начала всегда точно «попадал» в душевное настроение Толстого. Конец 1883 года. До первой попытки ухода Л.Н. из семьи осталось несколько месяцев. С.А. сбивается с ног на балах и детских спектаклях. Старший сын увлечен естественными науками и студенческим движением. И никто в доме не хочет серьезно относится к новым писаниям Толстого.
А Чертков не просто его слушает. Он резонирует душой каждому слову. Он гораздо моложе Толстого, но у них похожий жизненный опыт. Чертков — тоже помещик и офицер. Наконец, он не просто ровня Л.Н. на социальной лестнице. Он стоит выше него. Он богат, родовит и готов от всего отказаться. И Толстой видит в этом молодом человеке себя самого двадцать лет назад. Но такого себя, который не совершил в жизни ошибки, не пошел ложной дорогой.
Есть портрет В.Г.Черткова работы Ильи Репина 1885 года. Перед нами зримое воплощение Константина Левина. Мягкая бородка, умные, большие, глубокие глаза. Мягкость во всех чертах благородного и интеллигентного лица, но и какая воля — добрая воля!
Чертков родился в знатной и богатой семье. Его мать, Елизавета Ивановна Черткова, урожденная графиня Чернышева-Кругликова, была очень влиятельной женщиной в петербургских аристократических кругах. Ум, красота, властность выделяли ее в высшем свете. Ее дядя, граф Захар Чернышев, был декабристом, сосланнным в Сибирь. Ее тетка была замужем за другим декабристом, Никитой Муравьевым, и последовала за мужем в ссылку. Ее рано начали вывозить в свет, и на первом же придворном балу Николай I задал юной красавице испытующий вопрос о ее дяде. Она смело ответила царю, что сохраняет к дяде самое сердечное отношение. В результате ее уважали при дворе. Александры II и III запросто приезжали к ней и ее мужу без охраны. Но когда ей предложили сделаться статс-дамой, она отказалась. Через несколько лет после замужества она вовсе отошла от светской жизни, найдя себя в религии и став последовательницей модного в то время проповедника лорда Редстока. Кстати, мужем ее сестры был полковник Пашков, которого она познакомила с Редстоком, таким образом посодействовав возникновению в России секты «пашковцев».
Елизавета Ивановна не просто любила, но обожала своего сына. Старший и младший ее сыновья, Гриша и Михаил, умерли рано, с разницей в четыре года. Средний сын стал кумиром семьи. Все считались с его волей, каждый старался доставить ему удовольствие.
Отец Черткова, Григорий Иванович, служил флигель-адъютантом при Николае I и генерал-адъютантом при Александре II. В военных кругах он был известен тем особенным знанием строевой службы, которое имели лишь офицеры, начинавшие карьеру в гвардии Николая. Он прошел путь от командира полка до начальника дивизии. Он был автором распространявшейся в войсках «Солдатской памятки». После гангрены и ампутации обеих ног последние десять лет жизни он возглавлял Комитет по устройству и образованию войск.