Герои - Джо Аберкромби

Снова закричала Элиз, но Финри ощущала странную ясность мыслей. Наверно, новичкам везёт и в храбрости. Или, может, в ней ещё не раскочегарилось прозрение, насколько плохи дела. А дела очень и очень плохи. Метаясь повсюду глазами, она попыталась вобрать в себя всё, не отваживаясь моргнуть, чтобы чего-нибудь не пропустить.

Посередине комнаты старый сержант схватился врукопашную с седоволосым варваром, каждый держал противника за запястье — клинки, покачиваясь, целились в потолок — пихая друг друга то туда, то сюда, словно, отмеряя шаги пьяной пляски, они никак не договорятся кому вести. Тут же один из скрипачей бил кого-то своим измочаленным инструментом, уже умалившимся до клубка струн со щепками. Снаружи, во дворе, сотрясались ворота, брызгая щепками стражникам в лица, пока те бердышами отчаянно держали створки.

Она поймала себя на хотении, чтобы здесь оказался Бремер дан Горст. Наверно, вместо него ей полагалось мечтать о Хэле, но у неё было такое чувство, что храбрость, честь и прилежание тут не к месту. Грубая сила и лютая ярость — вот что сейчас необходимо.

Она увидела, как пухлый капитан с продранным лицом, будучи, по слухам, бастардом какого-то вельможи, продырявил северянина в ожерелье из костей и оба заблестели красным. Она увидела, как симпатичного майора, учившего её нехорошим шуткам, когда она была девочкой, огрели по затылку дубиной. Он пошатнулся, сцепил колени как клоун, одной рукой обшаривая пустые ножны. Напоролся на меч и свалился на пол в фонтане крови. До неё дошло: другой офицер замахнулся, не глядя назад.

— Сверху! — выкрикнул кто-то.

Дикари как-то взобрались на галерею и оттуда понеслись стрелы. Офицер, прямо рядом с Финри, повалился на стол со стрелой в спине, стаскивая на себя гобелены. Длинный меч загремел из его обвисшей ладони. Волнуясь, она дотянулась и вытащила из его ножен короткий кинжал, а потом снова попятилась к стене, скрыв его под юбками. Как будто посреди всего этого кто-то пожалуется на воровство.

Дверь с треском распахнулась, и дикари хлынули в общий зал со всего постоялого двора. Должно быть, они взяли подворье, убили стражу. Мужчины, отчаянно пытавшиеся отбить врага от окон, оборачивались, на оцепеневших лицах проступал ужас.

— Лорд-губернатор! — выкрикнул кто-то. — Закройте его… — возглас оборвался плаксивым воем.

Схватка потеряла свои очертания. Офицеры всеми силами сражались за каждую пядь, но они проигрывали, их неумолимо теснили по углам и резали одного за другим. Финри оттолкнули, прижимая к стене — быть может бесполезно-рыцарственным жестом, а скорее всего случайным мановением битвы. Рядом Элиз, бледная и рыдающая, с другой стороны — лорд-губернатор Мид, в ненамного лучшем состоянии. Всех троих то и дело пихали спины бойцов, пока те безнадёжно дрались за жизнь.

Финри едва-ли удалось что-то рассмотреть поверх бронированного наплечника стражника, а потом тот упал, и на его место кинулся дикарь, с зазубренным железным мечом в руке. Ей достался единственный быстрый, острый взгляд в его лицо. Худое, с соломенными волосами, сквозь мочку уха продеты обломки кости.

Мид поднял руку, всасывая воздух, чтобы заговорить — а может закричать или взмолиться. Зазубренный меч вошёл в него между ключицей и шеей. Он сделал нетвёрдый шаг, закатил к потолку громадные белки глаз. Язык высунулся наружу, а пальцы стягивали взлохмаченную рану, и между ними проступала кровь и текла вниз, на порванное шитьё отворотов его мундира. Затем он рухнул вниз лицом, задев и почти опрокинув стол, спину засыпало стопкой бумаги.

Элиз издала очередной пронзительный вопль.

Глядя на тело Мида, в сознании Финри промелькнула мысль, что всё это из-за неё. Что Судьбы в таком вот виде ниспослали ей отмщение. Оно казалось, мягко говоря, несоразмерным. Она была бы рада чему-нибудь гораздо менее…

— А! — Кто-то сграбастал её левую руку, больно выкрутил и перед глазами появилась гнусная, ухмыляющаяся рожа — полный рот отточенных зубов, на рубцах щеки синеет отпечаток ладони и рябят кровавые пятна.

Она оттолкнула его. Тот ухнул, что-то проскрежетал — и тут стало ясно, что в руке у неё — короткий кинжал, что она вогнала ему сталь между рёбер. Он привалил её к стене, хватая за шею. Она сумела вытащить уже скользкий клинок наружу, просунуть между их телами, и зарычала, проталкивая кончик вверх, под его челюсть. Лезвие скользнуло внутрь. Было заметно, как вздувается кожа на синей щеке, когда туда проник металл.

Он отшатнулся, ощупывая рукой окровавленную рукоять под подбородком, бросив её у стены, распластанную, едва способную стоять — так сильно тряслись колени. Внезапно её голову рванули вбок, боль пронзила кожу, шею. Она заскулила, но осеклась, когда голова с треском…

Всё стало ярким.

Пол тупо ударил в бок. Скрипели и шаркали сапоги.

Вокруг горла сомкнулись пальцы.

Не в силах вдохнуть, она впивалась ногтями в руку, кровь била в уши.

В живот вдавилось колено, расплющивая её об стол. Щёку обдало горячим, мерзким дыханием. Голова сейчас лопнет. Она уже мало что видела вокруг, всё стало таким ярким.

Затем наступила тишина. Рука на её горле на малую долю ослабла — ей хватило, чтобы с содроганием втянуть воздух. Кашель, хрип, снова кашель. Она решила, что оглохла, затем поняла, что весь зал затих, как вымер. Трупы и тех и тех перемешались с поломанной мебелью, раскиданной посудой, кусками отвалившейся побелки. Кое-где стонали умирающие. Выжило, похоже, лишь три офицера. Один схватился за окровавленное предплечье, двое других сидели, подняв руки вверх. Один тихо плакал. Над ними стояли дикари, недвижно, как статуи. Почти что в тревоге, словно кого-то ждали.

Финри услышала, как в коридоре скрипнул шаг. А затем другой. Как будто на половицы давило нечто огромного веса. Ещё один стонущий шаг. Её глаза покосились на дверь, напрягшись в ожидании.

Вошёл человек. По крайней мере, его тело было человеческой формы, если не величины. Ему пришлось пригнуться под притолокой, а после неестественно ссутулиться, словно он залез под палубу небольшого корабля, боясь зацепить головой низкие перекладины. Чёрные, посеребрённые сединой волосы прилипли к лицу, торчала чёрная борода и на непомерных плечах лежала лохматая чёрная шкура. Он изучал картину погрома с выражением странного разочарования. Даже боли. Словно пришёл в гости на чай, а там вместо этого оказалась скотобойня.

— Почему всё поломано? — проговорил он неожиданно мягким голосом. Он нагнулся подобрать одну из упавших тарелок, не больше розетки в его необъятной ладони, лизнул кончик пальца и стёр с клейма на тыльной стороне пару пятнышек крови, хмурясь как разборчивый лавочник. Его взгляд упал на труп Мида, и хмурая гримаса врезалась ещё глубже. — Не я-ль велел брать добычу? Кто убил старика?