Толкиен - Две твердыни - Джон Толкиен

Более всего занимали его летописи и устные предания времен Великой Битвы на равнине Дагорлада и основания Гондора, когда был низвержен Тот, кого называть не стану. И про Исилдура выспрашивал он, хотя о нем наши предания памяти не сохранили: он ушел, как сгинул.

Фарамир перешел на шепот.

— Я же частью узнал, частью домыслил и сохранил в глубокой тайне вот что. Исилдур заполучил некое сокровенное достояние Врага, да не будет он назван, и взял его с собой, уходя из Гондора навстречу безвестной гибели. И казалось мне, что я понял, чего доискивается Митрандир, однако же поиски эти, устремленные в глубокую древность, счел любомудрием книжника. Но когда мы пытались разгадать таинственное прорицание, пришло мне на ум, что эта добыча и есть Проклятие Исилдура. Ибо ничего мы больше о нем не знаем, лишь упомянуто в одном из сказаний, что его пронзила стрела орка. Это же, и только это, сказал мне Митрандир.

Не знаю и не ведаю, какое вражеское достояние понадобилось Исилдуру: должно быть, некий могучий, гибельный талисман, орудие лиходейства Черного Властелина. И если оно сулит удачу в бою, то наверняка Боромир, гордый, бесстрашный, зачастую безоглядный, жаждущий блеска побед Минас-Тирита и блистания своей воинской славы, неудержимо возжелал этим орудием завладеть. В недобрый час отправился он в Раздол! И отец, и старшины послали бы меня, но он, как старший брат и закаленный воин, не мне чета (говорю без всякой обиды), настоял на своем.

Однако же не страшитесь! Я не подобрал бы этот талисман и на большой дороге. Если б даже Минас-Тирит погибал на моих глазах и я один мог бы его спасти с помощью вражеского колдовского орудья, возвеличить Гондор и прославиться, то и тогда — нет! Такою ценой не нужны мне ни победы, ни слава, о Фродо, сын Дрого.

— Так же решил и Совет, — сказал Фродо. — И мне они не нужны, и вообще — не мое это дело.

— Мне мечтается, — сказал Фарамир, — и цветущее Белое Древо в великокняжеском дворце, и Серебряный Венец на челе князя, и мирный Минас-Тирит — нет, Минас-Анор, град, каким он был в древности, светлый, высокий и дивный; прекрасный, как царь среди царей, а не грозный, подобно властелину, окруженному рабами; да и добрый властелин не лучше, даже если рабы им довольны. Воевать надо: мы защищаем свою жизнь и честь от убийцы, изувера и разрушителя; однако не по душе мне ни сверканье острых мечей, ни посвист быстрых стрел, ни слава великого воителя. Все это надобно лишь затем, чтобы оборонить то, что мы обороняем: светлый град, воздвигнутый нуменорцами, оплот памяти и хранилище древней мудрости, святилище красоты и светоч живой истины. Надо, чтоб его любили, а не боялись — и чтили, как почитают убеленных сединами мудрецов.

Так что оставь опасенья! Я тебя больше не буду выспрашивать: не спрошу даже, верно ли я догадался. Разве что ты сам мне доверишься — что ж, тогда попробую помочь тебе советом, а быть может, и делом.

Фродо на это ничего не сказал. Он едва не уступил желанию искать помощи и совета у этого сурового юноши, так были отрадны его ясные речи. Однако что-то его удержало, на сердце у него были страх и тревога — ведь если и в самом деле только они с Сэмом уцелели из Девяти Хранителей, то одни остались в ответе за все. Излишняя подозрительность надежней слепого доверия. К тому же, поглядывая на высокого спутника и внимая его голосу, он вспоминал Боромира: внезапно перекошенное лицо и алчный огонь в глазах. Непохожие братья были ужасно похожи.

Потом они шли молча, бесшумно скользя по траве мимо старых деревьев, точно серо-зеленые тени; над ними распевали птицы и отливала темным блеском вечнозеленая листва итильского леса.

Сэм в разговор не встревал, только прислушивался, в то же время ловя чутким хоббитским ухом окрестные лесные шумы и шорохи. Про Горлума ни разу упомянуто не было, и он был этому рад: никуда от Липучки, конечно, не денешься, но хоть малость-то отдохнуть и то хлеб. Вскоре он заметил, что идут они вроде одни, а кругом уйма людей: впереди мелькали Дамрод и Маблунг и со всех сторон быстрые, бесшумные, еле видные Следопыты поспешали к условленному месту.

Вдруг его точно кольнул в спину чей-то взгляд; он обернулся и успел углядеть маленькую темную фигурку, перебегавшую за деревьями. Сэм открыл было рот, но подумал и махнул рукой.

«Может, показалось, — сказал он сам себе. — Да и чего я буду лезть к ним с этой паскудиной, раз про него и помнить забыли? Что мне, больше всех надо?»

Наконец лес поредел, склон сделался круче. Они свернули вправо и набрели на речонку, тот самый ручеек, что точился из водоема, стал бурливым потоком, и его каменистое русло пролегало по дну узкого ущелья, заросшего самшитом и остролистом. Приречные низины на западе были подернуты золотистой дымкой, и, озаренный предзакатным солнцем, широко струился Андуин.

— А теперь, увы, я вынужден быть неучтивым, — сказал Фарамир. — Надеюсь, мне это простится: пока что, в нарушение всех приказов, я не только не убил вас, но даже не ослепил. Но тут уж запрет строжайший: эту тропу не должен знать никто, даже наши союзники-ристанийцы. Придется завязать вам глаза.

— Да пожалуйста, — сказал Фродо. — Эльфы и те не учтивее тебя: с завязанными глазами вступили мы в прекрасный Лориэн. Гном Гимли обиделся, а нам, хоббитам, хоть бы что.

— Ничего столь же прекрасного я вам не обещаю, — сказал Фарамир. — Прекрасно, впрочем, что вас не надо ни уламывать, ни принуждать.

На его тихий зов из-за деревьев немедля явились Маблунг и Дамрод и подошли к ним.

— Завяжите гостям глаза, — приказал Фарамир. — Плотно, но не туго. Руки не связывайте: они дадут слово, что подглядывать не станут. Я бы поверил им и так, без повязки, пусть бы шли зажмурившись, но не ровен час споткнутся и нечаянно откроют глаза. Кстати же приследите, чтобы они не оступались.

Дружинники завязали хоббитам глаза зелеными шарфами, низко нахлобучили им капюшоны и повели их за руку: прогулка по солнечной Итилии закончилась для Фродо и Сэма путешествием в темноте, и где они шли, можно было только гадать. Сначала спускались крутою тропой и залезли в такой узкий проход, что двинулись гуськом между каменных стен; дружинники направляли их сзади, крепко взяв за плечи. Где было трудно идти вслепую, их приподымали — и снова ставили на ноги. Справа слышался гул и плеск воды: все ближе, все громче. Наконец они остановились; Маблунг и Дамрод покрутили их, чтобы сбить с направления, и путь пошел наверх; потянуло холодом, шум потока отдалился. Потом их взяли на руки и понесли вниз по каким-то ступенькам: несли, несли, свернули за угол скалы, и снова кругом гулко заклокотала вода; их обдало моросью, и вот они опять стояли молча, с повязками на глазах, испуганные и растерянные. Сзади раздался голос Фарамира.