Утраченный символ - Дэн Браун

«Секрет в том, как умереть. – Идеальный момент, лучшего и пожелать нельзя. – Неся на челе печать древнего Утраченного слова, я приношу себя в дар, принимая смерть от левой руки своего отца».

Малах глубоко вздохнул.

«Примите меня в свой сонм, демоны, вот мое тело, я отдаю его вам».

Питер Соломон смотрел сверху вниз на Малаха, и его била дрожь. Полные слез глаза светились безнадежностью, нерешительностью и невыносимым страданием. Питер бросил последний взгляд на стоявший поодаль ноутбук.

– Решайся, – прошептал Малах. – Освободи меня от плоти. Так угодно Господу. Ты и сам этого хочешь! – Сложив руки по швам, он выпятил грудь, выставляя вперед своего великолепного двуглавого феникса.

«Помоги мне сбросить земной покров, что сковывает душу».

Питер смотрел на Малаха сквозь пелену слез.

– Я убил твою мать! – шепнул Малах. – Я убил Роберта Лэнгдона! Из-за меня вот-вот погибнет твоя сестра. Я уничтожу все масонское братство. Исполни же свой долг!

Лицо Питера Соломона исказила гримаса боли и жалости. Откинув голову, он с диким воплем занес над Малахом нож.

Запыхавшийся Роберт Лэнгдон и агент Симкинс остановились перед дверьми Храмового зала, и тут изнутри вырвался душераздирающий вопль. Лэнгдон моментально узнал голос Питера.

Невыносимая боль слышалась в этом крике.

«Опоздали…»

Забыв про Симкинса, Лэнгдон распахнул створки дверей. Открывшаяся перед ним жуткая сцена подтвердила его худшие опасения. У алтаря в центре полуосвещенного зала вырисовывался силуэт бритоголового человека, закутанного в черную накидку. В воздетой руке он сжимал огромный нож.

Не успел Лэнгдон опомниться и сделать хотя бы шаг, как человек с размаху вонзил клинок в распростертое на алтаре тело.

Малах лежал с закрытыми глазами.

«Как прекрасно. Какое совершенство».

Древний нож для акеды блеснул в лунном луче, вздымаясь над алтарем. Струйки благовонного дыма поднимались ввысь, очищая путь для души, которая вскоре вырвется на свободу. Одинокий крик отчаяния и муки, исторгнутый убийцей, еще звенел в священных стенах, когда нож с размаху опустился вниз.

«Я омыт кровью человеческой жертвы и отцовскими слезами».

Малах приготовился вкусить чувство невиданного величия и могущества.

Час преображения пробил.

Как ни странно, боли он не почувствовал.

Все тело наполнилось странным гулом, оглушительным, басовитым рокотом. Комната задрожала, и сверху хлынул ослепительный белый свет. Небеса разверзлись.

Малах понял: свершилось.

В точности как он предполагал.

Не помня себя, Лэнгдон рванулся к алтарю, как раз когда над крышей Храма завис вертолет. Он не помнил и того, как с разбега прыгнул на человека в черной накидке, думая лишь об одном: скрутить его, не дать ему снова занести и вонзить нож.

Они сцепились, и тут сквозь окно в крыше обрушился поток слепящего света, заливая алтарь. К изумлению Лэнгдона, ожидавшего увидеть на алтаре окровавленное тело Питера Соломона, в лучах блеснула обнаженная грудь, покрытая сплошным ковром татуировок, а крови не было вообще. Рядом лежал нож, клинок которого, очевидно, сломался о гранитный алтарь, не коснувшись тела.

Увлекая за собой человека в черной накидке, профессор повалился на каменный пол. Только тут он заметил у противника забинтованную культю и осознал, что борется с Питером Соломоном.

Они скользили по гладкому мраморному полу. Сквозь световое окно бил луч прожектора. Вертолет завис над самой крышей, почти касаясь огромного стеклянного квадрата полозьями.

В его передней части вращалось, целясь сквозь стекло вниз, в зал, орудие необычной формы. Красный луч лазерного прицела, пронзив стекло, заплясал по полу, подбираясь к Лэнгдону с Соломоном.

«Нет!»

Однако выстрела не последовало. Только рев вертолетного винта.

Лэнгдон не чувствовал ничего, кроме странной электризованной волны, прокатившейся по телу. За его спиной, на стуле, обтянутом свиной кожей, разразился непонятным шипением ноутбук. Профессор повернул голову и увидел, как резко погас экран. Однако последнее сообщение он все же успел разглядеть – оно оказалось неутешительным.

Доставка почты. Выполнено: 100%

«Вверх! Ну же! Вверх, немедленно!»

Пилот «UH-60» хватанул ручку управления, пытаясь не задеть полозьями стеклянное окно, которое и так дрожало от обрушивающейся на него подъемной силы в шесть тысяч фунтов. К несчастью, покатые стены пирамиды рассеивали нисходящий поток воздуха, уменьшая силу тяги.

«Вверх! Давай же!»

Пилот задрал нос вертолета в надежде плавно соскользнуть – и случайно задел левым полозом центр стекла. Всего на миг, но этого оказалось достаточно.

Огромное окно в крыше треснуло, взметнулся вихрь осколков, и стекло обрушилось внутрь каскадом зазубренных блестящих кинжалов.

«Звездопад».

Малах поднял глаза к источнику чудесного сияния и увидел льющийся сверху бриллиантовый дождь, капли которого стремительно неслись, чтобы поскорее окутать тело на алтаре своим мерцающим великолепием.

И вдруг он почувствовал жгучую боль.

Везде.

Клыки, серпы, раскаленные пики. В беззащитную плоть вонзались острые как бритва кинжалы. Хлестало по груди, по шее, по бедрам, по лицу. Все его тело сжалось. Из наполнившегося кровью рта вырвался крик боли, вырвавшей Малаха из транса. Белый небесный свет исчез, его заслонил появившийся откуда-то черный вертолет, который с бешеным ревом гнал в Храмовый зал ледяной ветер, пробравший Малаха до костей и разметавший по углам остатки благовонного дыма.

Повернув голову, Малах увидел рядом с собой сломанный нож для акеды. Артефакт не выдержал удара об алтарь, который теперь сплошным ковром покрывали осколки стекла. «После всего, что я ему причинил… Питер Соломон отверг этот нож. Не захотел пролить мою кровь».

С растущим ужасом Малах приподнял голову и посмотрел на себя. Его тело, его драгоценный дар… растерзано, залито кровью. Отовсюду торчали огромные острые стекла.

Слабея, Малах опустил голову на гранит алтаря. Взгляд безумца устремился вверх, к небу, через дыру в крыше. Вертолет уже исчез, и в вышине сияла молчаливая, холодная, как лед, луна.

Малах лежал с широко раскрытыми глазами и, задыхаясь, хватал ртом воздух… Один на огромном алтаре.

Глава 122

«Секрет в том, как умереть».

Малах понимал, что все пропало. Никакого сияния и блеска. Никакого радушного приема. Только темнота и мучительная боль. Даже в глазах. Он ничего не видел, но различал какое-то движение вокруг. Голоса… человеческие голоса… среди них почему-то голос Роберта Лэнгдона.

«Как такое может быть?»

– Она жива, – повторял Лэнгдон. – Кэтрин жива, Питер. Твоя сестра не погибла.

«Нет, – мысленно возразил Малах. – Кэтрин умерла. Должна была умереть».

В глазах стояла темнота, он даже не знал, открыты они или закрыты, но по звуку понял, что вертолет удаляется. В Храмовом зале воцарилось неожиданное спокойствие. Малах чувствовал, как постепенно нарушается плавность земных ритмов – будто мерный шелест волн делается рваным в преддверии надвигающейся бури.

«Chao ab ordo».

Тишину разорвали незнакомые голоса: люди что-то горячо обсуждали с Лэнгдоном насчет ноутбука и видеоролика.

«Опоздали. – Это Малах знал твердо. – Дело сделано».

Сейчас ролик распространяется по Сети со скоростью лесного пожара, встряхивая весь мир до последнего уголка и подрубая масонское братство под корень.

«Уничтожить тех, кто более всего способен нести истину».

Хаос всегда рос и креп за счет людского невежества. Тьма, ожидавшая Малаха, прирастала отсутствием Света на земле.

«За мои великие дела мне причитаются королевские почести».

Он почувствовал чье-то бесшумное приближение. Он узнал, кто это, по запаху священных масел, которыми умастил обритое тело своего отца.

– Не уверен, слышишь ли ты меня, – прошептал ему на ухо Питер Соломон. – Но кое в чем я должен тебе признаться. – Он коснулся сокровенного круга на темени Малаха. – Этот рисунок… – Запнувшись, Соломон все-таки договорил: – Это не Утраченное слово.

«Это оно, – мысленно возразил Малах. – Ты сам меня в этом убедил, не оставив ни малейшего сомнения».

Согласно легенде, Утраченное слово воспроизводилось на таком древнем и загадочном языке, что человечество практически предало его забвению. Не было на земле языка старше и древнее, чем этот. Так объяснял Питер.

«Язык символов».

Превыше всех в его словарной системе стоял один особый символ. Самый древний и универсальный, он объединял все традиции и учения в одном-единственном знаке, представляющем и свет египетского бога солнца, и торжество алхимического золота, и мудрость философского камня, и чистоту розенкрейцеровой розы, и миг Творения, и всеобщность, и главенство астрологического светила, и даже вездесущее всевидящее око, парящее над усеченной пирамидой.