Советско-Польские войны - Михаил Мельтюхов

На все эти политико-дипломатические игры накладывалось и широко распространенное среди участников войны 1919-1920 гг. восприятие соседа как врага. Здесь речь явно шла о взаимных страхах. Страхе "панов" перед бунтом "черни", перед революцией, ее непреклонной стихией, перед новым подчинением "варварам с востока", даже алфавит которых выдавал их чуждость. На этих фобиях базировалось национальное самосознание поляков периода Второй Речи Посполитой - раз удалось нанести поражение России, крупнейшей евроазиатской державе, значит и Польша является потенциально великой державой и надо лишь использовать благоприятные условия для закрепления этого статуса. Другой столь же распространенной идеей стала убежденность в том, что Европа "не даст нам погибнуть". Все это, вместе взятое, толкало Варшаву на действия, совершенно неподкрепленные реальными возможностями Польши, было своеобразным национальным самообманом.

Для советской стороны 1920 г. стал не менее определяющим, чем для польской. Польское вторжение в условиях явного затухания Гражданской войны в России подтвердило всем известную истину о том, что для слабого всякий сосед - опасный враг. Люди разных политических взглядов наглядно убедились в наличии реальной внешней угрозы, а исход советско-польской войны укрепил всеобщее стремление к возрождению мощного государства в облике СССР. Абстрактное "капиталистическое окружение" получило свое реальное воплощение в лице Польши - "любимого детища" Антанты и "главной опоры" Версальской системы в Европе. И с той, и с другой стороны все эти фобии и пропагандистские стереотипы всячески поддерживались и насаждались, и польское, и советское руководство прошло горнило войны 1919-1920 гг. Абстрагируясь от этой действительности, вообще невозможно понять общие тенденции советско-польских отношений 1920-1930-х гг.

Следует также помнить, что обе страны находились в неравных условиях. Польша являлась международно признанным государством, имевшим влиятельных союзников на Западе. РСФСР же, напротив, не только не была юридически признана ведущими державами, но и вынуждена была до конца 1922 г. вести Гражданскую войну, инспирированную в том числе и странами Антанты. Понятно, что в этих условиях польская элита сделала ставку на максимально возможное усиление Польши за счет ее соседей, надеясь на закрепления ведущей роли страны в Восточной Европе. Однако в течение 1920-х гг. произошла определенная трансформация Версальской системы. В результате оказалось, что влияние Польши на международной арене и даже в Восточной Европе стало постепенно уменьшаться. К середине 1930-х гг. выяснилось, что Варшава теперь должна была найти новую стратегию достижения статуса великой державы, поскольку ее западные и восточные соседи уже переросли рамки региональных держав. Все это подтолкнуло Польшу к использованию политики "равновесия" в отношении Германии и СССР. Но нарастание кризиса и крах Версальской системы к концу 1938 г. потребовали от Польши четкого определения своей позиции.

Для Советского Союза в 1920-е гг. основными международными проблемами были региональные вопросы Восточной Европы, связанные прежде всего с его западными соседями. От Европы его отделяли страны "санитарного кордона", как и во времена "восточного барьера" XVI-XVII вв. То есть СССР утратил великодержавный статус Российской империи и стал региональной державой. Основной целью советской политки в Восточной Европе было поддержание военного паритета с непосредственными западными соседями и предотвращение создание там антисоветского военно-политического блока. В ответ на стремление Польши блокироваться со странами Прибалтики и Румынией Москва попыталась сблизиться с Германией и Литвой. В отношениях с крупными европейскими державами СССР мог считать нормальными дипломатические отношения только с Германией, тогда как с Англией и Францией отношения носили по сути формальный характер, что было для Москвы все же значительным достижением по сравнению с началом 1920-х гг. Вместе с тем "рапалльский период" советско-германских отношений, характеризовавшийся значительным военно-техническим сотрудничеством сторон836 , каждая из которых видела в Польше врага, не мог не подталкивать Варшаву к упрочению союза с Францией и сближению со странами Восточной Европы.

Понятно, что в этих условиях Советский Союз был вынужден корректировать свою внешнюю политику, постепенно отказываясь от оголтелых революционных лозунгов и призывов. В отношениях с Варшавой Москву прежде всего интересовала реализация Рижского договора в полном объеме, что, в свою очередь, потребовало определенных уступок с обеих сторон. Вместе с тем торговый договор, предусмотренный Рижским договором, несмотря на неоднократные советские предложения, был заключен только в феврале 1939 г. Прохладные советско-польские отношения оказались под угрозой в 1927 г., когда Англия разорвала дипломатические отношения с СССР, а в Варшаве был убит советский полпред. Поскольку в это же время польская сторона прекратила переговоры о договоре о ненападении с СССР, в Москве опасались возникновения войны. Понятно, что советское руководство старалось дипломатическими мерами снизить угрозу войны, для чего СССР присоединился к договору Бриана - Келлога и предложил Польше и Литве подписать протокол о досрочном вводе его в действие. Однако переговоры показали, что Польша все еще имеет значительное влияние на Прибалтийские страны и Румынию. В итоге Москве пришлось согласиться с польским планом многостороннего протокола. С одной стороны, это отвечало стремлению советского руководства к упрочению сложившегося статус-кво в Восточной Европе, но с другой, - демонстрировало высокую степень сплоченности его западных соседей. Поэтому опасения, что эта сплоченность может иметь и военный подтекст, сохранялись.

Однако нарастание противоречий в Европе на рубеже 1920-1930-х гг. привело к тому, что Советским Союзом заинтересовалась Франция. Договор о ненападении между Москвой и Парижем подтолкнул и Варшаву к подобному соглашению со своим восточным соседом. Тем более что германо-польские отношения постепенно обострялись, а переговоры о "Пакте четырех" показали, что Германия стоит на пороге полного восстановления своего статуса великой европейской державы. В этой ситуации польское руководство решило использовать приход к власти в Германии НСДАП для нормализации германо-польских отношений. Со своей стороны Берлин, заинтересованный в прорыве дипломатической блокады, охотно пошел на договоренность с Варшавой. В целом германо-польская декларация о ненападении полностью обходила главный вопрос их отношений - вопрос о границе. Тем не менее польское руководство увидело в соглашении 1934 г. основу новой политики "равновесия" между Германией и СССР. Считалось, что германо-советский антагонизм позволит Польше играть на их противоречиях и интенсифицировать ее великодержавные устремления.

Тем временем в Европе продолжалось широкое обсуждение различных вариантов реализации пацифистских идей. Активно участвуя в обсуждении вопросов разоружения, СССР предложил свое определение агрессии, которое фактически делало ее невозможной. Понятно, что великие державы под разными предлогами уклонились от подписания этого документа. Лишь малые страны Восточной Европы, Ближнего и Среднего Востока, опасавшиеся агрессии со стороны великих держав, поддержали советское предложение и пошли в июле 1933 г. на подписание конвенции об определении агрессии. Тем самым Москва демонстрировала склонность к поддержанию сложившегося статус-кво, что на фоне ревизионистских притязаний Германии позволяло надеяться на расширение советского участия в европейских делах. Одновременно у советского руководства возникли надежды на улучшение советско-польских отношений, что рассматривалось в качестве гарантии от возможного германо-польского сближения. Но все эти надежды были перечеркнуты германо-польским соглашением 1934 г. и позицией Варшавы в отношении Восточного пакта. Казалось бы, что Польша должна была быть заинтересована в международных гарантиях своих границ, однако польское руководство, не видевшее пока реальной угрозы со стороны соседей, старалось всячески недопустить усиления советского влияния в Европе, что автоматически снизило бы и так не слишком заметное польское влияние. То есть возвращение СССР в Европу в качестве великой державы было совершенно несовместимо с внешнеполитической стратегией Польши.

Понятно, что такая позиция Варшавы не улучшала советско-польские отношения, а тот факт, что польское руководство фактически солидаризировалось с позицией Германии, порождал в Москве подозрения в наличии неких тайных германо-польских договоренностей. Естественно, что Польша негативно отнеслась к вступлению СССР в Лигу Наций и заключению советско-французского и советско-чехословацкого договоров о взаимопомощи. Однако действия Германии, нарушавшей установления Версальского договора, не вызывали никакой отрицательной реакции в Варшаве, что также наводило иностранных наблюдателей на определенные размышления. Тем более что в 1938 г. Польша отнюдь не являлась неким сторонним наблюдателем развернувшихся событий в Европе. Использовав ситуацию, возникшую в связи с аншлюсом Австрии, Варшава попыталась решить длившийся уже 18 лет территориальный спор с Литвой, добиваясь от нее под угрозой вторжения признания присоединения к Польше Вильно. Позиция Москвы определялась прежде всего стремлением недопустить возникновения нового очага конфликта на своих западных границах. Конечно же, советская позиция была расценена в Варшаве как вмешательство не в свои дела. Но в наиболее сложном положении советско-польские отношения оказались в период Чехословацкого кризиса.