Добронега - Владимир Романовский

— А Эймунд? — спросил Хелье.

— Я же говорю — в плечо я его, по твоей методе.

— Да, — сказал Хелье.

— Что-то не так?

— Все так. Но если бы ты случайно, отступя от методы, проткнул бы его или зарубил, было бы спокойнее.

— Ты же сам сказал, что убивать — последнее дело. Что нужно иметь достаточно умения, чтобы обходиться без смертоубийства.

— Всё так. И всё-таки, особливо ежели случайно… Он меня запомнил, хорла. А перспектива иметь Неустрашимых в качестве врага мне нисколько не импонирует. А вы налегайте на весла, налегайте. Вот так, правильно.

— Эх, — сказал Гостемил, — Беда с этими веслами. Наверное мозоли сделаются, хуже, чем от упражнений со свердом. Все-таки активная жизнь очень утомительна. Созерцание гораздо удобнее.

— Я вот все думаю… — произнес Борис.

Гостемил и Хелье молчали, ожидая продолжения. Продолжения не было — Борис просто уведомил их, что мыслительные процессы ему не чужды.

Местом они ошиблись, но ненамного.

— Дальше пешком, — сказал Хелье. — Где-то вон там.

Полторы аржи они следовали вдоль берега, перешли вброд какой-то ручей (Гостемил пожаловался, что теперь из-за мокрых портов натрет себе в паху). За ручьем ждали их три лошади, привязанные к тополю.

— Ну, что же… теперь я поеду один, — сказал Борис.

— Ты поедешь с нами, — возразил Хелье.

— Куда?

— Куда мы тебя отвезем.

— Ты не приказываешь ли мне?

— Нет. Я говорю тебе то, что есть.

— Я думал, вы меня спасали бескорыстно.

— Не рассуждай, — сказал Хелье.

— Гостемил…

— Борис, — вмешался Гостемил, — мы доставим тебя в надежное место, и очень скоро ты будешь совершенно свободен и в полной так называемой безопасности. Если ты сейчас отправишься куда-нибудь один, не пройдет и двух часов, как тебя схватят и убьют.

— Но я должен быть в Киеве…

— Совершенно незачем, — возразил Хелье. — В Киеве и так народу много, к тому же там беспорядки и безобразие.

— Да, ужасно, — подтвердил Гостемил. — И качество кухни ухудшилось. К сожалению, средства не дают мне возможности выписать личного повара из Познани или Рима, а врожденная деликатность не позволяет делать каждому повару выговор до того, как он начинает готовить. Впрочем, — добавил он, поразмыслив, — это не деликатность, а скорее лень.

— Так куда же мы направляемся? — спросил Борис.

— Есть в предместье избушка, — объяснил Хелье.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. НУЖНЫ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

К утру Эймунд причалил к левому берегу Днепра в трех аржах южнее Киева, по договоренности, возле домика с соломенной крышей. Святополк, с неохотой согласившийся на предприятие, обещание выполнил — ждал Эймунда, и с ним ждали десять конников. Шестеро варангов вылезли из лодок на берег. Святополк подошел к ним.

— Что же? — осведомился он, не здороваясь.

— Плотник не прибыл еще? — спросил Эймунд, ища что-то или кого-то глазами.

— Какой плотник? — холодно спросил Святополк.

— С телом. Борис убит, а тело везет… вез… плотник.

— Это такая шутка? — спросил Святополк.

— Какие шутки, что ты, князь, — голос Эймунда звучал несколько растерянно. — Разве сюда не приставала ладья? С плотником…

Он понял, что если еще раз скажет «плотник», Святополк решит, что у него, Эймунда, помутился разум.

— В общем так, — сказал он. — Дело сделано. Теперь самое время идти в Киев с войском, ибо Ярослав…

— Приказы здесь отдаю я, — сухо сказал Святополк. — И планы составляю тоже я. Ты не справился с поручением и весьма нелепым способом пытаешься это скрыть, не так ли.

— Я не справился… — Эймунд поперхнулся от возмущения. — Я потерял четверых!

— Это не делает честь твоему умению следовать планам.

— Бориса нет в живых.

— Не верю, — возразил Святополк. — Где тело? Что-то действительно произошло, это точно, судя по виду твоих горлохватов. Но дело явно кончилось провалом. Теперь Борис объединится с Ярославом и вдвоем они обвинят меня в попытке братоубийства. Великую службу ты мне сослужил, Эймунд. Пользы от дальнейшего общения с тобою и Неустрашимыми я, честно говоря, не вижу. Тайное общество, которое занимается лишь производством шума — хороша тайна, хорошо общество!

— Я предъявлю тебе доказательства, — почти крикнул Эймунд, сверкнув глазами. Он уже понял, что обманут, понял, что плотник подослан — но что ему оставалось делать и говорить?

— Сделай милость, — сказал Святополк.

Эймунд некоторое время переступал с ноги на ногу и кусал усы и губы.

— Пойдем в домик, поговорим, — предложил вдруг Святополк. — Наедине.

Эймунд прищурил один глаз.

— Что ж, пойдем. Рагнвальд!

— Лучше без него, — сказал Святополк. — Разговор очень важный и очень тайный.

Эймунд колебался только мгновение. Гордость взяла свое. При нем сверд, и если его решили убить, тихо это сделать не получится. Он последовал за Святополком.

Войдя в домик, он быстро оглядел помещение. Два подслеповатых окошка. Свет пасмурного дня едва пробивается. Стол, две лавицы. Святополк сел на одну из них. Эймунд остался стоять.

— Я никогда не просил Содружество ни о чем, — сказал Святополк. — Вы сами навязали мне содействие. Был заключен договор, подписанный нами обоими, в котором говорится, что никакие действия, как-либо касающиеся меня и моего будущего правления, не будут предприниматься без моего ведома. Так?

— Да, — ответил Эймунд. — То, что мы сделали с Борисом, было с тобою согласовано.

— Я пока что не знаю, что вы с ним сделали, и сделали ли что-нибудь.

— Я представлю…

— Это потом. На что я точно не давал согласия, так это на убийство моей жены.

— Твоей жены!

— Не надо смотреть на меня такими глазами, я не испугаюсь, Эймунд. Я вообще не из пугливых. Меня, видимо, решили подчинить. Применив обычные методы. Единственное, чего я не знаю — сделано ли это было тобою лично, или кем-то еще.

— Ты пожалеешь об этом, Святополк, — сказал Эймунд. — Не вижу смысла продолжать разговор. Прощай.

— Дир, — позвал негромко Святополк.

Между дверью и Эймундом возникло препятствие. Человек был на голову выше Эймунда и раза в полтора шире в плечах.

— Дир, — обратился к нему Святополк, — я не закончил разговор с сиим мужем, а он хочет уйти. Это невежливо.

Дир кивнул и взял Эймунда за горло. Эймунд хотел крикнуть, но не смог.

— Будешь сидеть и слушать, что, заметь, говорит тебе Великий Князь, — сказал Дир тихо. — Иначе я тебе зубы изо рта в арсель переставлю.

Не выпуская горло Эймунда, он доволок его до лавицы, швырнул на нее, и, схватив рукоять эймундова сверда, вытащил его из ножен. Оглядев и оценив сверд, он одним движением, чуть присев, вогнал его в земляной пол по самый кильон и снова отступил в тень.

— Что… сказал Эймунд и закашлялся. — Что это значит.

— Это значит, — объяснил Святополк, — что я считаю себя свободным от договора. Более того. Если тело Бориса не будет мне представлено, и пойдут слухи, и меня обвинят в убийстве брата, я представлю все это на суд Неустрашимых, которые не замедлят избрать себе другого предводителя в этих весях.

Святополк замолк. Эймунд заставил себя успокоиться и подумать.

— Тело Бориса я тебе найду, — пообещал он. — Его украли.

— Да, — сказал Святополк. — Наверное. Все воруют, ничего без присмотра оставить нельзя. Кто же его украл?

— Человек Ярослава, — ответил Эймунд после паузы.

— Зачем?

— Чтобы поссорить тебя со мной. Я знаю этого человека в лицо, и мои люди тоже его знают. Я его найду и он расскажет мне, где находится тело. Я найду этого человека сегодня. Поеду в Киев и найду. Он наверняка там, у Ярослава.

— Ты поедешь в Киев, но только со мной.

— Пока мы тут ждем твое войско из Берестова, мерзавец улизнет.

— Не думаю, — заверил его Святополк. — Я же не все войско поведу в Киев, это было бы глупо. Человек пятьсот всего.

— А они…

— Они скоро сюда прибудут.

— Все равно, пятьсот человек двигаются медленнее, чем двое или четверо.

— Это так.

— Я поеду…

— Ты — не поедешь.

— Хорошо. Но я пошлю Рагнвальда и остальных.

— Если хочешь. Позови его сюда.

— Позвать Рагнвальда?

— Ну да, — сказал Святополк. — Не мне же его звать. Я не бирич и не холоп твой.

— Но ведь…

— Что?

— Ведь я твой пленник.

— Ты? Вовсе нет.

— Но как же.

— Я уберег тебя от нарушения правил приличия, — объяснил Святополк. — У нас с тобою есть общее дело, и негоже тебе бросать его, не закончив. Либо ты предоставляешь доказательства, либо признаешь, что план твой не удался. В любом случае ты сразу становишься совершенно свободен.