Убийства — мой бизнес - Фридрих Дюрренматт

— Сомневаюсь, чтобы общественность Перигё была этим удовлетворена.

— Ничего не поделаешь, придется ей довольствоваться тем, что есть, к тому же, через некоторое время она предпочтет снова благоговейно произносить имя жертвы, чем ломать себе голову над личностью какого-то другого возможного убийцы.

После того как Гремилли ушел, следователь тут же отправился к председателю суда с намерением поставить его в известность относительно неожиданного заявления комиссара. Выслушав рассказ Бесси, председатель заключил:

— С точки зрения закона, дружище, нас, возможно, не все должно устраивать в этом деле, однако в глазах горожан такой вывод, несомненно, будет казаться справедливым. Жертва не заслуживает того, чтобы мы ее оплакивали. И все-таки, никогда бы не подумал, что мои соотечественники окажутся способными преподнести мне перед пенсией подобный подарок. Я думал, что знал людей, как самого себя, но, оказывается, заблуждался на этот счет.

Свой последний — светлый и тихий — вечер в Перигё Гремилли решил использовать на очередную прогулку по старому городу. Неспешно шагая, словно турист, по старым кварталам, он вспоминал о тех чувствах, которые охватили его несколько дней назад, когда он впервые оказался в этом уголке сохранившейся старины. Если бы кто-нибудь тогда сказал ему, что впереди его ждут непреодолимые препятствия, он бы посмотрел на него с улыбкой человека, за плечами которого богатый тридцатилетний опыт. И вот тебе…

Он ходил долго. На улице Эгийри он прошел около дома преподавателя Лоби, затем по Сажес спустился к жилищу слабовольного Суже и его мстительной супруги. Пройдя по проспекту Домеснила и по набережной Жорд-Соманд, полицейский вышел на л’Абрёвуар и приветствовал дверь Агаты Роделль. Через некоторое время, поднявшись по Барбекан и свернув на Плантье, он оказался рядом с домом нотариуса как раз в тот момент, когда тот из него выходил.

— Добрый вечер, мэтр.

— Бог мой, это вы, месье! В такой час! Сыщикам покой неведом?

— Я на каникулах.

— Действительно?

— Свою работу я сделал, дело Арсизак закрыто. Завтра утром я уезжаю, а сейчас вот решил подарить себе последнюю прогулку по старому городу, в который я влюблен.

— Вы его искренне любите, месье?

— Думаю, что да.

— В таком случае, вы не должны отказываться от стаканчика, которым я хочу вас угостить. Я угощаю не как полицейского, а как ценителя этого прошлого, которое, к сожалению, не вызывает никаких чувств у большинства из наших с вами современников.

В кабинете, смакуя коньяк, мэтр Димешо объяснял:

— Я вот уже лет десять не выхожу, так сказать, за пределы моего старого города. Сегодняшний мир меня не интересует. Он неведом мне, равно как и я ему. Я ничего не требую, и у меня ничего не просят. Но я изо всех сил защищаю старый Перигё и тех, кто его любит. Только и всего. А ваши законы, указы да положения меня не волнуют. Их просто для меня не существует. У меня, к счастью, есть верная мне клиентура, которая избавляет меня от необходимости покидать дом. Я выхожу лишь дважды в день, чтобы пройтись по своим владениям. Мне шестьдесят пять, месье комиссар. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы иметь возможность позволить себе все то, что вы видите вокруг себя. Я решил вовсю попользоваться этим в течение последних лет, которые мне остались. Вот почему я придумал себе эти границы: бульвары Турни, Монтеня, Фенелона и Жорж-Соманд. И если я выхожу за пределы этого района, то только в исключительных и, к счастью, редких случаях. Я, месье комиссар, чувствую себя уставшим и ставшим на прикол кораблем.

— Я завидую вам, мэтр, и не обижаюсь за то, что вы оставили меня в дураках.

— За ваши слова я ответственности не несу.

— Сейчас, конечно, поздно и поэтому бессмысленно сожалеть, и все-таки я испытываю это чувство, когда думаю, что, если бы вы в свое время согласились мне помочь, мне удалось бы решить загадку, связанную со смертью мадам Арсизак.

— И кому бы это было нужно? К тому же, я не полицейский. Каждый должен заниматься своим делом.

— Знаете, мэтр, несмотря на то, что у меня нет никаких доказательств чьей бы то ни было виновности, мне кажется, что понял все или почти все, если не считать — и это не дает мне покоя — мотивов содеянного.

Вместо ответа, нотариус принялся снова наполнять бокалы. Наконец, он поставил на стол бутылку и сказал:

— Вы сказки любите, месье комиссар?

— Ну…

— Если не против, я вам сейчас одну расскажу.

— Послушаю с удовольствием.

Мэтр Димешо раскурил свою трубку и приступил к рассказу.

— Однажды в одном неизвестном нам городе жили-были пятеро молодых людей. Все они были знатны, но с разной степенью одаренности. Самым заметным среди них… так, как же мы его назовем? Что вы скажете, если это будет Жан? Итак, Жан решил всего себя отдать государственной службе. Работал он самозабвенно, стараясь при этом быть замеченным, поскольку мечтал подняться как можно выше по служебной лестнице. Несмотря на то, что их профессиональные интересы были совершенно различны, эти пятеро молодых людей, оставаясь верными своей давней дружбе, каждую неделю собирались у своего былого наставника. Под его строгим и дружеским оком они окунались на несколько часов в воссоздаваемый ими рай былой молодости. Все у них было ладно, да вот незадача: судьба распорядилась так, что Жан женился на ведьме… Я вам не говорил, что мои сказочные герои жили в средние века, в одном из городков Лангедока?

— Нет, но я бы догадался.

— Так вот. Чтобы получше одурманить людей, колдунья принимает облик весьма очаровательной женщины. Под ясностью ее очей скрывалась неведомая по своему коварству душа. Эта женщина была убеждена, что в ее власти творить все, что ей вздумается, с бедным Жаном, ослепленным любовью и не способным увидеть ее истинное нутро. Однако друзья Жана проявляют больше здравомыслия и, невзирая на его заклинания, отказываются принять ее в свой круг. Тогда ведьма, распираемая злобой, решает отомстить и заводит себе любовника. Боясь разонравиться королю и, как следствие, поставить крест на своем будущем, Жан не решается устроить скандал. К тому же, никто бы ему не поверил — настолько двор находится под воздействием чар ведьмы. Жан испытывает невыносимые страдания от неверности, но находит убежище и обретает покой среди своих друзей. Тогда злодейка решает покарать последних.

— И к чему сводилась ее кара?

— Один из них, Франсуа…

— У него было такое же имя, как и у доктора Музеролля?

— Смотри-ка, и вправду!.. Так вот, у этого Франсуа была девушка, в которой он души не чаял и на которой хотел жениться. Колдунье удается добиться расположения этой девушки и путем ложных доказательств убедить ее в том, что ее друг изменяет ей. Та ей верит и, в конце концов, покидает Перигё, уезжая в Пуатье, где в отместку выходит замуж. Франсуа до сих пор не находит себе места.

— А каким образом ему стало известно, что причиной его несчастья была ведьма, как вы ее называете?

— Она кичилась этим перед мужем, который вынужден был пойти к своему другу и просить у него прощения.

— Стало быть, у Франсуа имелись резоны ненавидеть ведьму?

— Вне всякого сомнения.

— До такой степени, чтобы лишить ее жизни?

— Почему бы нет? Спустя некоторое время после этого жена другого товарища Жана, Ренэ…

— Имя, как у Лоби…

— Какое это имеет значение? Так вот, Ивонна тяжело заболевает, ее госпитализируют и проводят серьезные обследования. Ведьма тут как тут. Она ее убеждает в том, что у нее рак и что врачи скрывают это от нее из-за жалости. Ивонна впадает в такую депрессию, что никто уже не видел в ней жильца на этом свете. Три года ей понадобилось на то, чтобы прийти в себя, три года, в течение которых Ренэ трясло, особенно после того, как он узнал, что она пыталась покончить жизнь самоубийством.

— Еще один, кто имел право ненавидеть ведьму, не так ли?

— Разумеется!

— И испытать желание отомстить?

— Возможно. Что касается Андрэ…

— Или Сонзая…

— …то этот известный в молодости ловелас был на грани развода после того, как его жене стало известно обо всех его действительных и придуманных похождениях. Она получила несколько анонимных писем, автором которых являлась все та же ведьма. Его друзьям пришлось проявить немало упорства, а его старому наставнику — весь свой авторитет, чтобы убедить Жанну простить его.

— Значит, он тоже…

— Он тоже, месье комиссар…

— И… в этой сказке был еще один молодец, который, несомненно, звался Марком, как Катенуа…

— Вы удивительно догадливы, месье комиссар. И, представьте себе, этот Марк был самым чувствительным, самым романтичным из всех. Он без ума был от своей жены Юдифь, высокой брюнетки с глазами лани, и боготворил обоих своих детей. Однако — и для меня до сих пор остается загадкой, каким образом ей это удалось, ведьма внушила ему, что Юдифь ставит ему регулярно рога и что его старший мальчуган вовсе не его… Очередная семья чуть не распалась, и Марк был готов уже с этим смириться. Встряска для обоих была такой, что они долго не могли от нее очухаться. Не мне говорить вам, месье комиссар, как иногда бывает трудно доказать правду.