Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва

Лоран побледнел, однако выражение лица сохранил спокойное.

– Я полагаю, раз Его Святейшество предпочел не отвечать лично мне, он и мое ознакомление с этим распоряжением будет считать вмешательством в дело. – Насколько мог, он постарался говорить бесстрастно.

– Его Святейшества здесь нет, – улыбнулся де Борд. – Решать мне. Если вам угодно, читайте. Я – не сочту это вмешательством. Вы имеете право знать волю Его Святейшества.

Лоран скрипнул зубами.

«Надо же, какая милость», – прошипел он про себя.

– Я воздержусь, – каждое слово было процежено сквозь зубы.

– Отчего же так? – елейно полюбопытствовал де Борд.

– Оттого, что в этом нет никакого толку. Судьбу арестанта должен был решить Его Святейшество, вняв вашим доводам или моим. Он предпочел внять вашим. Теперь я бессилен что-либо изменить.

Ренар прищурил едва видящие глаза и вопрошающе кивнул.

– Мне тоже запрещается участвовать?

– О тебе, сын мой, разговора с Его Святейшеством не было, – снисходительно улыбнулся де Борд. – Хотя, признаться, я был неприятно удивлен твоим поступком на допросе Вивьена, я все же отметил, что ты действовал взвешенно и руководствовался личной моралью, что не вызывает у меня сомнений в твоей добросовестности. Если ты в силах участвовать в этом деле, я не стану возражать.

Ренар молча кивнул, удержавшись от того, чтобы переглянуться с Лораном. Он понимал, что епископ вызвал немилость папы не по собственной воле, а потому что узнал от своего подчиненного, что творится в допросной.

– Ваше Высокопреосвященство, я должен сказать, – вздохнул Ренар. – Мне неизвестно, что именно вы писали Его Святейшеству, но, полагаю, вы не упомянули, что епископ Лоран вмешался в ход допроса Вивьена Колера по моей просьбе. Это я несу ответственность за…

– За то, что доложил ему о том, что происходит в допросной, – перебил де Борд, окинув Лорана оценивающим взглядом. – За это я с тебя ответственности не снимаю и уже объяснил, как к этому отношусь. Но принимать решение о вмешательстве в ход допроса должен был только епископ Лоран и никто другой. Твоей ответственности здесь нет, сын мой, и быть не может.

Ренар опустил голову, понимая, что сделал только хуже.

– Когда… возобновятся допросы? – надтреснутым голосом спросил он.

– Не вижу смысла с этим тянуть, – качнул головой де Борд. – Распоряжение Его Святейшества относительно Вивьена Колера предельно ясно: необходимо получить сведения о возможной еретической секте, скрывающейся в Руане, заставить его говорить. Его Святейшество упомянул, что если Господу будет угодно оставить эту информацию тайной для инквизиции, он заберет Вивьена Колера из наших рук раньше, чем мы ее получим.

Ренар едва не ахнул.

«Папа разрешает пытать Вивьена до смерти, лишь бы добиться признания?» – негодовал он про себя. – «Какого черта, Вив ведь инквизитор! Неужели папе совсем нет дела…»

– Если желаешь участвовать, идем, сын мой, у нас много работы. Я распорядился, чтобы все подготовили. Похоже, ночь будет долгой.

***

Дверь в келью, в которой держали Вивьена, резко распахнулась, и в помещение ворвались тюремщики де Борда.

Вивьен невольно вжался в стену при виде них, едва не простонав в голос протестующее «нет». Палачи де Борда, не говоря ни слова, с двух сторон подхватили едва окрепшего узника и потащили его по коридорам епископской резиденции вниз, в подвал, где в допросной его уже ожидали дознаватели. В самом помещении кое-что изменилось – как что-то в нем менялось с каждым новым допросом. Теперь здесь появилось новое пыточное орудие, и Вивьен понимал, что сегодня ему предстоит выдержать один из самых суровых процессов дознания.

– Не будем тратить времени на созерцание твоего упрямства, – без приветствия сказал де Борд, завидев своего арестанта. – Если ты, конечно, не передумал и не решил сотрудничать, Вивьен.

Палачи, явно сговорившись заранее с де Бордом, помедлили несколько мгновений, прежде чем вновь поволочь пленника за собой: они давали ему последний шанс передумать. Видя, что с ним собираются сделать, Вивьен искренне желал перестать сопротивляться. Лишь чувство долга заставило его с силой сжать челюсти и не произнести ни звука.

«Ты не имеешь права. Лоран… он тебе поверил, он рискнул очень многим, чтобы вытащить тебя с прошлого допроса. Ты не имеешь права сдаться вот так. Ты должен выдержать!»

– Я так и думал, – закатил глаза де Борд. – На станок[14] его.

Простое в своем исполнении, это устройство нагоняло ужас на любого, кто хоть раз слышал о нем. Это был деревянный стол, на концах которого закреплялись широкие валики с привязанными к ним веревками, оканчивающимися кожаными ремнями. У самых валиков располагались рычаги, которые при первом взгляде не казались устрашающими, однако Вивьен прекрасно понимал, какие мучения они принесут ему уже через несколько минут.

Палачи привязали сопротивлявшегося арестанта к столу, закрепив его руки кожаными ремнями, а после зафиксировав лодыжки. Искалеченная, лишенная трех пальцев правая рука отозвалась болью при этих грубых манипуляциях, а ведь дальше будет только хуже…

С помощью рычагов палачи натянули веревки так, что они пока не причиняли боли, они лишь заставляли арестанта принять необходимое для допроса положение. Тело, закрепленное на станке с вытянутыми прямыми руками и прямыми ногами, почти сразу лишилось возможности двигаться. Вивьен понимал, что пока будет длиться допрос, он сможет лишь неистово вертеть головой в попытках сбежать от нестерпимой боли. Страх горячей волной обдал все его тело, а ведь пытка еще даже не началась.

Де Борд замер напротив станка, став совсем близко к арестанту.

– Вивьен, из Авиньона пришло распоряжение на твой счет. Я спешу сказать тебе: как бы ни задумывал ты выдерживать тактику молчания, у тебя ничего не получится. Его Святейшество считает тебя виновным в сочувствии ереси и в самой ереси. Он запретил епископу Лорану вмешиваться в ход твоего допроса. Больше никто не придет тебя вызволять, поэтому лучше тебе сознаться сразу, иначе придется мучиться до тех пор, пока ты не сдашься… или не умрешь.

Вивьен резко выдохнул.

– Это правда, – тихо подтвердил Ренар. – Вивьен, тебе… подумай, прошу тебя. Будет лучше, если ты заговоришь.

«Этого не может быть», – уговаривал себя Вивьен. – «Папа не мог на такое пойти! Или мог?»

Если бы эти угрозы озвучил ему один лишь де Борд, Вивьен ни за что не поверил бы ему, но Ренар… Ренар выглядел искренним, подавленным, обеспокоенным. Казалось, он не врал. Возможно, де Борд попросту обманул его, и поэтому Ренар действительно верит, что выхода у Вивьена два – сознаться или умереть на допросе.

«Ради Лорана, будь ты проклят, ты должен молчать!» – приказал себе Вивьен, чувствуя,