Око времени - Артур Кларк

– Одно только перемешивание разных эпох наверняка принесло огромный вред, – сказала как-то раз Бисеза.

Джош заспорил с ней.

– Но – мамонты в Париже! Саблезубые тигры в Римском Колизее! Мир – это калейдоскоп, составленный из разных кусочков, но ведь калейдоскоп – это невероятно красиво!

– Да, но как только происходит смешивание популяций, сразу происходит исчезновение каких-то видов: когда образовался сухопутный мост между Северной и Южной Америками, когда люди стали перевозить крыс и коз и прочих животных по всему свету. Так должно произойти и здесь. Ведь тут теперь есть существа из глубин эпохи Оледенения, и они живут бок о бок с грызунами из современных городов при климатических условиях, которые не годятся ни тем ни другим. Кто бы ни перескочил через Разрыв, он старается изничтожить своих соседей, а кто-то, в свою очередь, изничтожает его.

– Совсем как мы, – мрачно констатировал Абдыкадыр. – Нам ведь тоже не по силам перемешаться, да?

Бисеза пожала плечами.

– Наверняка происходят какие-то столкновения, удары. Может быть, этим и объясняются массовые миграции насекомых – это симптом экологии, у которой поехала крыша. Через старые границы могут распространяться и болезни. Я, честно говоря, даже немного удивлена тем, что у нас пока не разразились настоящие эпидемии.

Абдыкадыр высказал предположение:

– Просто плотность населения слишком маленькая. Но тут нам, можно считать, повезло…

– Но не слышно птичьего пения в листве деревьев! – жалобно воскликнул Джош.

– Птицы – это сигнализация, Джош, – не утешила его Бисеза. – Птицы очень уязвимы. При резких переменах климата места их обитания – такие, как заболоченные плавни или песчаные пляжи – легко разрушаются. Отсутствие птиц – плохой знак.

– Но если все так неблагополучно для животных… – Джош в сердцах стукнул кулаком по поручню. – Мы должны с этим что-то делать.

Абдыкадыр рассмеялся, но тут же одернул себя.

– Что именно?

– Ты надо мной смеешься, – буркнул покрасневший Джош, но замахал руками и затараторил: – Животных надо собрать в зоопарки или в резерваты. Точно так же надо поступить с растениями – с деревьями, цветами. И с птицами и насекомыми – особенно с птицами! А потом, когда все успокоится, можно будет всех отпустить на волю…

– И пусть сам собой образуется новый Эдем? – покачала головой Бисеза. – Милый Джош, мы над тобой не смеемся. И твою идею насчет организации зоопарков надо непременно подкинуть Александру. Если уж воскресли мамонты и пещерные медведи, так давайте сохраним их хоть сколько-то. Но просто дело в том, что все, что мы успели узнать, выглядит гораздо сложнее. И этот урок нам стоил дорого. Сохранение экосферы, не говоря уже о ее восстановлении, очень непростая задача – тем более что мы так до конца и не понимаем, каким образом экосферы работают. Ведь они не статичны, они динамичны, они живут длинными циклами… Вымирания неизбежны, они случаются даже в самые лучшие времена. Как бы мы ни старались, всего нам не уберечь.

Джош вздохнул.

– Тогда что же нам делать? Просто сложить руки и смириться со всем, что нам уготовила судьба?

– Нет, – ответила Бисеза. – Но мы должны осознавать пределы своих возможностей. Нас очень мало. Мы не сумеем спасти мир, Джош, – мы даже не знаем, как это сделать. Будет очень неплохо, если мы самих себя сумеем спасти. Надо набраться терпения.

Абдыкадыр угрюмо повторил:

– Набраться терпения, да. А вот все гигантские раны Разрыв нанес Земле за считанные мгновения. Понадобятся миллионы лет, чтобы эти раны затянулись…

– И это не имеет никакого отношения к судьбе, – сказал Джош. – Если божества Ока такие умные, что сумели разорвать пространство и время, разве они не могли предвидеть, что станет с нашей природой?

Все трое умолкли. За бортом проплывали джунгли Греции – густые, вянущие, зловещие.

41

Зевс-Амон

Италия выглядела почти такой же безлюдной, как Греция. Они не находили никаких признаков великих городов, о которых рассказывали македоняне, не было на своих местах и городов из времени Бисезы. Даже в устье Тибра не осталось никаких следов от мощных причальных сооружений, воздвигнутых римлянами для приема больших судов, перевозивших по морям зерно и прочие грузы, благодаря которым процветал Рим.

Александр был заинтригован рассказами о том, что Рим, бывший в его время всего лишь заносчивым городом-государством, в один прекрасный день создал империю, способную сравниться с той, которую построил он. Поэтому он отобрал несколько речных кораблей и, сидя под навесом из лилового шелка, возглавил плавание вверх по течению Тибра.

Семь холмов Рима узнавались безошибочно. Но здесь никто не жил, лишь на Палатине стояло несколько уродливых горных фортов – в тех местах, где следовало бы стоять дворцам Цезарей. Александр подумал, что все это – большая шутка, и решил милосердно оставить жизнь своим историческим соперникам.

Ночь провели, встав лагерем в сырой низине, которой полагалось бы быть римским Форумом. В эту ночь на небе снова полыхало полярное сияние, и македоняне охали и ахали от восторга.

Бисеза не была геологом, но размышляла о том, что могло происходить в ядре планеты в то время, как она формировалась из отдельных разрозненных фрагментов. Ядро Земли представляло собой железный шар размером с Луну. Если «срастание» отдельных участков Мира происходило с затрагиванием самых глубоких недр планеты, то ядро, эта «планета внутри планеты», слепленное кое-как, теперь могло качаться и метаться. Процессы, протекающие в наружных слоях и мантии, должны были тоже нарушиться. Слои расплавленной горной породы, фонтаны лавы в сотни километров длиной ударялись друг о друга.

Магнитное поле планеты, производимое огромной железной динамо-машиной ядра, по всей вероятности, ослабло. Вероятно, отчасти этим объяснялись полярные сияния и то, что порой отказывали компасы. В обычных условиях этот магнитный щит оберегал хрупкие формы жизни от жесткого космического излучения – от тяжелых частиц, летевших от Солнца, от всевозможных остатков взрывов сверхновых. Прежде чем магнитное поле могло восстановиться, обязательно должны были сказаться последствия радиационного облучения – в виде раковых заболеваний, в виде потока весьма небезвредных мутаций. А если разрушился и потрепанный озоновый слой, то вполне объяснимым становилось то, что лучи солнца стали более «злыми». Просто к планете проникало намного больше ультрафиолета. А чистый ультрафиолет мог нанести еще больше вреда живым существам, живущим на поверхности Мира.