Ошибка Пустыни - Соловьева Мария Петровна

– Ладно, пошли в пещеру. Там и вода рядом.

Ушаш дышал все так же, со свистом, шагал медленно и беспокойно вглядывался в водопад. Ни входа в пещеру, ни тропинки к ней при спуске с перевала он не увидел.

– Лала, я ведь не потерял разум, ты тоже видела пещеру?

– Да. – Лала достала карту. – Водопад, перевал, дорога, тропинки не нарисовано и пещеры тоже… Ой, а это что за метка?

На втором изгибе дороги была поставлена жирная точка с еле заметной стрелкой, указывающей на водопад. Ушаш ничего не сказал, просто пошагал дальше, а когда дорога изогнулась во второй раз, остановился, посмотрел на водопад и устало улыбнулся:

– Хитро. Тот, кто идет через горы из пустыни, ни за что не увидит пещеру, если не знает о ней.

Тропа была очень старой, и если бы не заботливо выложенные камешки по ее краям, трава и осыпи давно скрыли бы ее от глаз редкого путника. Водяное облако висело прямо на тропе, и путникам пришлось шагнуть в него и некоторое время идти почти вслепую, держась за скользкую скалу, покрытую вечно мокрым мхом. Ушаш блаженно облизал влагу, осевшую на губах, и облегченно выдохнул.

Вход в пещеру казался черной пастью только издалека. Сейчас же стало заметно, что и стены, и потолок светло-серые, почти белые, с синими прожилками. Местами прожилки образовывали сложный узор, похожий на морозные картинки на стекле, которыми Лала любовалась в той земле, где бывали снежные зимы. Эти узоры чуть заметно светились, и чем темнее было вокруг, тем ярче разгорался синий свет.

Но все это они рассмотрели позже. Сначала взгляды остановились на двойном очаге. И это был не наскоро сложенный круг из камней, что не дал им замерзнуть прошлой ночью, нет. Это была печь, сложенная по всем правилам, позволяющая одновременно готовить два блюда и согревать пещеру. Однако ни утвари, ни осколков, ни черепков вокруг не было. Только чистота и тонкий слой особой горной пыли, что не остается на руках.

– Жители давно покинули эту пещеру, – то ли с огорчением, то ли с радостью сказала Лала, – но не забыли прибраться, чистюли. Интересно, кто тут жил?

– Мне интереснее, чем они топили эту печь, – поежился Ушаш.

– Наверное, ходили вниз за дровами, – размышляла Лала вслух и, повинуясь непонятному желанию, поскребла копоть на внутренней стороне камней.

Пальцы ее остались чистыми, а копоть отвалилась тончайшим слоем. Она принюхалась, потом быстро поскребла еще один камень и снова понюхала пальцы. Легкий, почти неощутимый запах сгоревшего шуларта нельзя было спутать ни с чем, но она все скребла и скребла с отчаянным остервенением и опять нюхала, будто надеялась ошибиться.

– Ты чего? – подошел Ушаш.

– Мы не растопим так, как они.

– Почему?

– Потому что жечь шуларты можно только тогда, когда у тебя есть кровь Мастера Смерти и, собственно, сами камни. У нас тут целых два Мастера Смерти, ну, пусть полтора. И совсем нет шулартов. Так что будем спать без огня.

Ушаш не ответил. Он смотрел на дальнюю стену пещеры и наконец произнес:

– Что-то не так со стеной.

– Здесь со всем что-то не так, – огрызнулась Лала, но достала Кинжал Смерти и быстро растерла его рукоятку.

Когда она поднесла светильник к стене, то поняла, о чем говорит Ушаш. Это была не стена, а заложенный камнями проход. Она постучала, кое-какие камни отозвались и пошатнулись. Скрепляющего раствора между ними не было.

– Лала, не каждая закрытая дверь должна открыться именно тебе.

– Там есть объяснение, кто топил пещеру шулартами!

– Возможно. Только сейчас придет ночь, мы все равно ничего не сможем толком разглядеть. Обещаю с утра вот этими руками полностью разобрать стену и собрать ее заново, если ответов ты не получишь.

Лала нехотя согласилась. Они поели черствеющих лепешек с сыром и немного ягод хуш, а чтобы телу казалось, что оно насытилось, выпили очень много воды, благо для этого стоило лишь немного высунуть руки из пещеры и подставить их под водопад.

На этот раз у них не было ни пышных лиан, ни горной травы, только голый и очень холодный камень. Ушаш предложил Лале свой плащ, но она сделала лучше: выложила ровным слоем все вещи, кроме книг и свитков. Потом сверху расстелила плащ Ушаша.

– Вот. Накроемся моим. Тогда точно не замерзнем.

Он замялся и хотел что-то сказать, но Лала не дала:

– Наша задача выжить сегодня ночью. И завтра. И вообще. Если тебе нужны придворные церемонии, извини, ты выбрал не того попутчика.

– Я вообще не думал про церемонии! – обиделся Ушаш и лег первым, демонстративно отвернувшись.

– Значит, ты просто меня боишься, – хихикнула Лала и прикусила язык, но слово уже было сказано.

Ушаш не встал и даже не повернулся, но вся его поза без слов говорила, что Лала отчасти права. Она забралась под плащ и сказала в спину Ушашу:

– Прости, я не нарочно. Может, все же расскажешь свой сон?

– Нет.

– А если только три словечка?

Она легонько поскребла пальцем по его плечу, он вздрогнул и попытался отодвинуться еще дальше, но уперся в стену. Казалось, некоторое время он почти не дышал. Наконец он произнес:

– Ты. Меня. Убила.

– Ха! Всего лишь? Мне тоже снился такой сон, и я рада этому. Ведь иначе ты остался бы на «Везунчике».

Лала рассказала Ушашу в подробностях и сон, и толкование в надежде на ответную откровенность, но он по-прежнему лежал к ней спиной.

– У меня было все не так во сне. И толкование другое. Не хочу об этом. Я помогу тебе в Сайшоне, как обещал. А потом Пустыня решит нашу судьбу. Спи.

Они долго лежали в темноте молча, и каждый прекрасно знал, что другой тоже не спит. Но тревоги и напряжение долгого дня сделали свое дело. Когда утренние сумерки притушили мерцание пещеры, двое под одним плащом безмятежно спали, прижавшись друг к другу, как замерзшие дети.

Лала проснулась от стука. Ушаш разбирал заложенный проход и даже сразу не заметил, что она стоит у него за спиной.

– Что там? – нетерпеливо спросила она.

– Плохо видно. Это маленькая пещерка, вернее, ниша. Что-то лежит у стены.

– Я помогу.

Вдвоем дело пошло быстрее, и вскоре они догадались, что именно лежит у стены, переглянулись, но продолжили вынимать камни. Но когда в нишу проникло достаточно света, оба одновременно ахнули.

Тело, наглухо завернутое в красный плащ Мастера Смерти, было усыпано высохшими горными цветами.

– Великая Пустыня, кто это? – прошептала Лала.

– И кто его тут замуровал?

– Похоронил.

– Да, похоронил. Хочешь развернуть?

Лала не ответила и присела рядом с телом. На ощупь это был уже скелет. Никакого запаха тлена в нише не ощущалось, только сухой аромат цветов. Она поколебалась, но потом все же убрала ткань с головы тела. Иссохшая, но не разложившаяся плоть без сомнения принадлежала женщине. В волосах ее не было ни единой седой ниточки, а в каждой из множества кос мерцала полупрозрачная бусина.

– Так косы с бусинами плетут благородные женщины в Сайшоне, – шепотом сказал Ушаш.

– А у мастеров Смерти так не плетут. Плащ чужой. – Лала задумчиво сидела над телом, не решаясь развернуть его дальше.

В нише становилось все больше света, и Ушаш вдруг тихонечко ругнулся и дернул Лалу за рукав, а когда она обернулась, молча указал на стену. Камень был покрыт бурыми письменами, прочесть которые можно было только при хорошем освещении.

Лала начала читать, и все поплыло у нее перед глазами. Она снова и снова возвращалась к первой строчке, не в силах добраться до последней. А когда дочитала, долго не могла поверить, что не спит. Дрожащие ашайнские буквы были написаны кровью:

«Я Ишьяра, дочь Гирша, сына Сишидора Великого, умираю вдалеке от Пустыни. Новая моя жизнь не будет белой. Я преступила закон ашайнов, потому что полюбила не мужа. Родная сестра предала меня. Любимый не отдал меня Смерти в первый раз, но его не было рядом во второй. Чынгырцы нашли мое укрытие, я дралась, но не смогла защитить мою крошку, мою Айлишу. Они забрали все, но не стали меня добивать. Оставили истекать кровью, которая не вернется Матери-Пустыне. Они забрали корзинку с ануком, но их слишком много, она не сможет убить всех. Даже если сможет, никто не поможет Айлише. Я ухожу в смертельном страхе за свое дитя. Мать-Пустыня, сохрани ей жизнь и дай сил ее отцу…»