Аутодафе - Алексей Пехов

Гертруда встала, и мы вместе вышли в коридор, где, как и прежде, ее караулил молчаливый клирик, тенью следовавший за нами до тех пор, пока мы не оказались в папских садах. Только здесь он отстал, отойдя в сторону, позволяя нам в одиночестве пройти по пустынным дорожкам, мимо благоухающих розовых кустов, мягко журчащих небольших фонтанов и прекрасных статуй — к внешнему двору и арсеналу.

Здесь нас уже ждал Натан, который о чем-то перешучивался с Милой.

— Гертруда, можно тебя на минуту? Рассуди нас, — попросил ньюгортец.

— Я сейчас, — сказала она мне. — Посмотри пока, что там делает Шуко.

Шуко дымил трубкой, неспешно складывая свои немногочисленные вещи в сумку.

— Вино на столе. Разливай, — произнес он вместо приветствия. — Когда отправляешься?

— Завтра. Здесь с моими делами покончено. Поеду к восточному побережью, а оттуда кораблем до При. А там уж доберусь до Шоссии. А ты?

Он пожал плечами:

— Как Натан решит. Сейчас я, пожалуй, доверюсь его выбору. Если увидишь сегодня ди Трабиа и Меризи, передавай от меня привет.

— Ди Трабиа уехал с герцогом на юг еще вчера, — сказал я. — А художник обещал зайти вечером.

— Ну и ладно. Может, когда-нибудь еще и встретимся. — Цыган затянул тесемки. — Где твоя свита?

— Как всегда, где-то поблизости.

— Хотел сказать тебе о Пугале. — Он выпустил колечко табачного дыма. — У него есть особенности? То, что нехарактерно для других одушевленных?

— Трудно ответить. Я редко сталкивался с такими созданиями раньше. Ты специалист…

— Черта с два я специалист. Им была Рози, а я так, наслушался от нее понемногу. Оно сильное, но ты это и так прекрасно знаешь. И может перемещаться, судя по тому, что оно проделало со шкафом. Что еще я упустил?

— Ему в большинстве своем плевать на Святую землю, распятия и звон колоколов. Ну и еще у него есть некое чувство юмора.

Шуко усмехнулся:

— Если святые реликвии его не смущают, то это не демоническое отродье, а что-то иное. А насчет чувства юмора, оно слишком извращенное, чтобы я смеялся. Я понаблюдал за ним в эти дни и хочу сказать, что о таком никогда не упоминалось в бестиариях. Оно достаточно сильно, чтобы покидать оболочку, в которой зародилось, и у меня есть предположение, что даже если пугало-предмет уничтожить, то Пугало-душа останется, хотя, возможно, и ослабнет. Впрочем, я не сомневаюсь, что у тебя хватит сил убить его кинжалом.

— У меня нет таких далеко идущих планов.

— А следовало бы их заиметь. Жизнь, Синеглазый, штука забавная. И чувство юмора у нее примерно как у твоего Пугала. Никогда не знаешь, куда тебя выведет судьба.

— Считаешь, оно для меня опасно? — прямо спросил я.

— Не знаю. Думаю, что если бы хотело тебя убить, то давно бы уже это сделало. Ты для чего-то ему нужен.

— Да. Ему со мной веселее.

— Не будь ребенком. Если бы оно хотело избавиться от скуки, то таскалось бы за бродячим цирком, а не за тобой и было бы гораздо менее ограничено в том, кого шинковать серпом. Повторю — ты ему нужен.

— Не могу представить зачем.

— Как и я. Но оно будет рядом до того момента, пока ты ценен для него.

— Если я настолько ценен, то что же Пугало не бросается спасать меня, как только вокруг случаются неприятности?

— Это ты уже у него спрашивай, дружище. Кстати говоря, все больше и больше стражей узнают о нем. Пока вокруг тебя друзья, все неплохо, но рано или поздно слухи о твоем необычном друге дойдут до магистров.

— И что? В обязанности стражей не входит уничтожать одушевленных, даже если они являются темными сущностями, при условии того, что они не причиняют вред людям.

— Твое еще как причиняет.

— Только негодяям и убийцам и только с моего разрешения. Все вопросы по уничтожению такого одушевленного принимают не стражи, а церковный совет инквизиции.

— На досуге прочитал кодекс? — усмехнулся он.

— Надо же когда-нибудь узнать, о чем там говорится.

— Это не поможет избежать проблем.

— Я как-нибудь справлюсь.

— Ну, смотри, — пожал плечами цыган. — Некоторые из магистров, старичье и консерваторы, будут очень недовольны.

— Они всегда недовольны, — беспечно отмахнулся я.

— А если поступит прямой приказ убрать его? Ладно. Можешь не отвечать, — Шуко закинул сумку на плечо и взял стакан с вином. — Ну будем, старина. Надеюсь, еще свидимся.

— Вне всякого сомнения, — кивнул я ему.

Вино было с горчинкой, и его вкус все еще оставался у меня на языке, когда Шуко, насвистывая, вышел во двор и начал прощаться с Гертрудой.

— Ну, Людвиг, до встречи, — улыбнулся Натан, протягивая мне руку. — Береги себя.

— Ты тоже. И смотри в оба. Времена меняются.

— Я заметил.

Он похлопал ладонью по своему кинжалу и вскочил в седло:

— Я готов, Шуко.

Через ворота Риапано цыган выехал первым, на прощание подняв руку, но так и не обернувшись, считая это слишком плохой приметой перед дальней дорогой. Натан подмигнул нам напоследок, а Мила, сидевшая позади стража и обнимающая его за талию, улыбнулась мне и Гере, а затем положила голову ему на плечо.

Мы остались одни. Гертруда взяла меня под локоть, сказав:

— Грустно. Завтра ты тоже уедешь.

— Но сегодня — буду с тобой.

История шестая

ПЫЛЬ ДОРОГ

Обиженный Проповедник — это ад. Проповедник, вставший на тропу мести, — это ад вдвойне. Когда я отказался свернуть с дороги и задержаться на день в Эдельтофте, где проходил фестиваль клубники, старый пеликан вышел из себя.

Не знаю, на кой черт ему далась клубника, при учете того, что ему все равно не дано ощутить ни запаха, ни вкуса, но эта придурь крепко втемяшилась ему в голову. Меня ждали дела в Лёгстере, в одном из трех крупных городов на северном побережье Шоссии, и глядеть на клубнику в корзинах торговок никак не входило в мои планы. Так что я предложил Проповеднику прогуляться в Эдельтофте самостоятельно, а потом нагнать меня, но он гневно отверг столь «пошлое» предложение и решил мстить.

Такое с ним порой случалось. Особенно в июле, ближе к дню святого Ипполита.[33] Именно в этот день много лет назад какой-то урод убил его на пороге церкви во время заварухи под Мальмом. И чем ближе дата смерти, тем невыносимее становится старый пеликан. Ругается, донимает кучей придирок и условностей, а затем замыкается в себе и несколько дней вообще не желает разговаривать. Я вполне его понимаю и стараюсь не обращать внимания на некоторые чудачества. Но порой он становится надоедлив как муха.

Подгадав момент, мой спутник начал горланить молитвы мне на ухо — в тот момент, когда я беседовал. Поверьте, общаться при таких обстоятельствах непросто, хотя бы потому, что жутко смешно. Затем, когда его желание петь иссякло, Проповедник начал издавать характерные звуки, словно пускал ветры. Через двадцать минут это меня порядком достало, но я оказался терпеливее Пугала, которое в итоге вспылило, бесцеремонно влезло в карету, покинув место рядом с кучером, и вышвырнуло Проповедника на пыльную дорогу.