Место встречи - Левантия - Варвара Шутова

— Никогда не видела его таким, — вздохнула Арина.

— Ты не поверишь — я тоже. Из такого с ним выбирались, вспоминать не хочется. Я на радостях, что живой, нажирался в сопли, а он всегда меру знал.

Ровно в семь утра Моня открыл глаза, рывком сел — и принялся удивленно оглядываться по сторонам.

— А почему я здесь? — спросил он удивленно, а оглядев себя, добавил: — И без панталон...

— Вот это я у тебя спросить хотел, — потягиваясь, ответил ему Давыд. — Приперся вчера, полквартиры загадил, буянил…

— Я?

— Совсем ничего не помнишь? — сочувственно спросила Арина, подавая аспирин.

— Не, ну почему? Детство помню, стихи какие-то… Имя свое помню… Рожи ваши смутно припоминаю… Но не точно.

— А что вчера было? Хоть что-то помнишь?

Моня попытался задуматься, но сморщился и схватился за голову.

— Ребят, может вы расскажете, что знаете, а я потом подхвачу? А то в голове пустота и мерзость…

— За пивом сбегать? — участливо спросил Шорин.

— Ой, нет! Я теперь, наверное, до старости ничего крепче кефира в рот не возьму. Белла Моисеевна! У вас, случайно, каких-нибудь травок не завалялось на такой случай? — взмолился он навстречу вошедшей Белке.

— Проверенный настой на лекарственных травах с добавлением минералов. В народе именуемый рассолом, — на полном серьезе ответила Белка.

Глаза Мони стали круглыми и молящими.

— Вернемся к событиям вчерашнего дня, — сухо произнес Давыд, когда Моня вылил в себя полную кружку рассола, добавив для пущего эффекта (по настоянию обоих присутствовавших представителей медицины) крохотную рюмку водки.

— Ну, на работе я вчера был… Ну, ты меня видел. А потом…

— Потом тебя к Станиславу вызвали, — вспомнила Арина.

Моня замер. Лицо его налилось кровью, губы задрожали.

— Вспомнил, — прошипел он сквозь зубы, — теперь не забуду.

— Так что было-то?

— Этот кусок дерьма мне между прочим сообщил, мол, извини, дорогой товарищ, недосмотрели мы, упустили вашего Франца, он же Кодан. И руками разводит так, а по роже видно — рад-радехонек. И лыба во всю харю.

Шорин коротко выругался.

— Ты понимаешь, — Моня схватил его за руку, даже не замечая, что сидит на полу совсем голый, прикрытый одной простынкой, — что он и дальше убивать пойдет? Теперь, когда вседозволенность почуял.

— Да все я понимаю… — Шорин автоматически налил себе из принесенной Белкой бутылки прямо в чайный стакан. — Одного не понимаю, с чего кому-то в барском доме так нежно заботиться об этом уроде?

— А я тебе скажу, — Арина говорила зло и сквозь зубы, — помнишь, Ангел хвастался, что Ростиславыч его обещал во вторые произвести?

Давыд кивнул.

— А теперь подумай, во вторые при ком.

— Я думал, при мне… Моню побоку — как ненадежного и шибко умного, а Ангела вместо него…

— Это вряд ли. Ну куда тебе во вторые ординара, да еще и влюбленного в тебя по уши? — рассудительно произнес Моня, жестикулируя одной рукой, а другой придерживая простынку. — Ты его тут же с пути истинного собьешь.

— Ага, этот может, — кивнула Арина

— И это, Давыд, раз уж пьешь в уже почти рабочее время — мне тоже плесни, — Моня продолжил разглагольствовать, — но вот не жаловался ли тебе Станислав… Кстати, как его фамилия, кто-нибудь знает?

Арина недоуменно переглянулась с Давыдом. Ну ладно, она-то не так уж давно познакомилась со Станиславом, но остальные-то…

— А черт его знает, — признался наконец Давыд, — я пытался спрашивать…

— Я тоже по своим каналам выяснял — глухо. Никто не знает. Может, вообще бесфамильный какой. Но не в том дело. А в том, что жаловался он мне, мол, мог бы историю делать, а вместо этого пасет тебя, как нянька в яслях.

— О! Мне он тоже что-то такое говорил… — припомнила Арина.

— Во-о-от. То есть хочет большего. Он проговаривался пару раз — мол, в чинах обошли, медалек недодали… А тут такая оказия — из нянечек прямо в драконы. Да, ребят, где моя одежда?

Арина умоляюще посмотрела на Давыда. Ночью она отстирала все, что могла, но все равно — пижонский костюм, белоснежная когда-то сорочка, галстук-бабочка, кепочка, да даже исподнее — были безнадежно испорчены. Арина попыталась восстановить по уликам действия Мони в состоянии опьянения — получалось, что часть пути он прошел на пяти костях, потом отдохнул в какой-то канаве, ввязался в драку, еще добавил водки, искупался… В общем, вечер провел насыщенно.

Давыд ответил Арине таким же беспомощным взглядом.

— Так, вас понял, — вздохнул Моня. — Давыд, не в службу, а в дружбу — смотайся до УГРО, там в кабинете Особого в шкафу моя форма висит… Внизу сапоги, в глубине — портфель со сменой белья… В общем, глянь там хозяйским глазом. Только это… Лике не попадайся, ты уже немного нетрезв.

Давыд побежал исполнять.

— Арин, извини, что я в таком виде приперся. Стыдно — не передать как, — вздохнул Моня, когда они остались вдвоем.

— Не бери в голову. Все нормально.

— Ничего не нормально! — вспылил Моня, наливая себе водки. — Ты понимаешь, что теперь любая жертва этого Франца — на моей совести?

— С чего бы? Вот скажи, что ты мог сделать? Хоть на законных основаниях, хоть с применением Особых способностей, хоть…

— Да ничего я не могу. Ничегошеньки. Но и смотреть, как преступник разгуливает по Левантии и убивает людей, — тоже не могу, — Моня выпил и налил еще. — Вот что ты мне прикажешь делать?

— Во-первых, прекратить хлестать водку. Запоя тебе не хватало.

— Кстати, это выход. Запью — и пусть они там хоть пол-Левантии положат ради своего дракона домодельного, мне все равно будет.

— А потом? Когда-нибудь придется выйти…

— А потом… А знаешь, не буду я ждать никакого потом! Найду этого Франца — и сдамся ему.

— Зачем?

— Во-первых, с меня много Особой силы взять можно. За десяток-другой троек пойду.

— Уже несерьезно. Думаешь, доделает он Станислава своего — и успокоится? Только во вкус войдет. Это сейчас он хочет на благо страны служить…

— А потом?

— Сколько, ты говорил, нужно драконов для переворота?

— Тоже мысль. И ни разу не радует. Так что остается во-вторых: я всей этой