Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи - Юлия Славачевская

Честно говоря, я подозревала, где он набрался подобных слов. Уж больно его жаркие комплименты напоминали выдержки из книги «Что сказать даме при любовном свидании» Ластилло Подмастилло. Я ее у фрейлин отобрала и читала с Омаль в карете. Недолго, правда… очень боялась разбудить учителя своим диким гоготом.

Матиас разливался соловьем:

— Как персики, щечки твои! — и чмок-чмок!

Мои — однозначно лучше! Не верит — пусть этот персик разок поцелует! Сразу после того со мною согласится.

— Губы слаще меда!

Прия-я-ятно… но подозрительно! Выходит, мужик слаще меда в своей жизни и не ел ничего. А ну как съест?

— Волосы твои льются огненной рекой, сияют пуще огней рая!

Голова снова сработала не в ту сторону и выдала: «Ошибся малость. Видимо, имел в виду „огненную воду“, да оговорился, болезный».

— Ты вся прекрасна от макушки до пяток!

Ой, как его повело! Ну ладно — я… никак от перегара в нирвану впасть не могу. Да и верится мне с трудом во внезапную страсть. Хотя почему внезапную? Сам же сказал, как он долго и упорно сопротивлялся своим нахлынувшим чувствам. Господи! Как же хочется поверить…

— Вся ты незапятнанная!

Зато уже залапанная. Но как же хочется верить! А, черт с графом и со всем политесом в придачу! Была не была — поверю!

— Ты чиста и невинна, как запечатанный источник, — сообщил мне муж с придыханием и начал подбираться к самому главному, ради чего старался. Я растаяла и активно помогала в осуществлении.

— Сейчас, возлюбленная моя, — сказал король и… вдруг захрапел, положив мне голову на плечо. — Хр-р-р! Хр-р-р! — Храп перемежался ворчанием и сопением: — Хрр-пссст! Хрр-пссст! Мням-мням… повелеваю… Хрр!

Первая нематерная мысль: «Убью!» Вторая — тоже.

Скинула кое-как с себя его величество, натянула рубашку и уселась на кровати в очень странном состоянии. Во-первых, губы горели от поцелуев, возбуждение сменилось жуткой истерикой, во время которой я смеялась и плакала, плакала и смеялась. Готова была целовать спящего супруга и расколотить на его голове всю посуду в доме. Было хорошо, так хорошо, что хотелось летать — ведь он сказал: любит! И невероятно больно и обидно за пьяный храп и ужасное, катастрофическое небрежение моей чисто женской привлекательностью. Сердце терзала обида за ночь ласк, которую он недодал. Надежда кричала ей вслед, что глупо сердиться, когда ты любима. Что жизнь наладится, все еще будет…

А я застыла на перепутье между любовью и обидой, пока они тянули меня за руки в разные стороны.

Помучавшись таким образом некоторое время, решила в очередной раз: «утро вечера мудренее» — и, промаявшись тоской почти до рассвета, когда небо начало на горизонте сереть, улеглась спать.

Проснулась я по устоявшейся традиции с подлым обманщиком в обнимку. Матиас уже не спал, а тяжко страдал с похмелья, но тем не менее от меня не отодвигался. Хотя… подориорозреваю, тут была иная причина, более прозаическая. У него, скорей всего, элементарно болела голова. Немудрено, с такого-то перепоя! Если вспомнить их вчерашние художества, четвероногие забеги по-пластунски, огромный рост и, соответственно, немалый вес лазящих субъектов, прикинуть зашкаливающее количество промилле в крови героя-любовника… то становится очевидным неимоверный объем выпитого. Это при самых скромных подсчетах.

А при нескромных?! Это на компанию троих алкашей-собутыльников неделю работал целый винокуренный завод!

— Доброе утро! — проявила акт милосердия и не стала сразу бить супруга. Моя вторая половина страдальчески сморщилась, почернела от обезвоживания и вербально передала «Учкудук — три колодца». Понятно.

Но вот беда…

— Кувшин ты вчера разбил, — поведала я мужу и полезла искать что-то жидкое. Ему повезло дважды: первый раз — потому, что я такая заботливая и утро начала не с ругани; второй — потому, что на столике у окна обнаружился неведомо как туда попавший стакан, из которого пила, когда подслушивала любовные признания Рауля. Хм… не иначе, как носилась от счастья по комнате кругами…

— Держи, — принесла измученному «сушняком» королю стакан с лимонадом. Матиас его одним махом выдул и повеселел. Как-то даже расцвел пестиками. Или тычинками?.. В общем, расцвел!

— Спасибо! — разлепила запекшиеся губы жертва алкогольной неумеренности. Видок у мужа был жалкий. За его вчерашнее свинство я была в какой-то степени отомщена.

— Пожалуйста, — не стала отрицать своей заслуги в добывании влаги насущной.

— Алиссандра, — вдруг спросил муж, подозрительно меня разглядывая. — А у нас вчера что-то было?

— Что ты подразумеваешь под «что-то»? — Мне стала интересна степень его беспамятства.

— Я тебя вчера… того?.. — нашел как бы правильное слово супруг.

— Чего — «того»? — загорелось прояснить ситуацию.

— Н-ну-у… у нас ЭТО было? — попытался еще раз объяснить мне король.

— ЭТО у нас было! — заверила его я. — Но не так, как я себе ЭТО представляла.

— То есть? — На длинные предложения мужа не хватало. Он и короткие вымучивал еле-еле.

— То есть ты уснул на самом ответственном моменте, — пояснила я, начиная злиться.

— Слава Вышнему! — выпалил муж вместо извинений.

— ЧТО. ТЫ. СКАЗАЛ?!! — сузила я глаза. Злость постепенно сменялась яростью. Натура требовала крови, а душа просила тела. Хоть по кусочкам. Совесть уснула. Расклад для убийства короля был как нельзя более благоприятный. УБЬЮ! Меня потом суд почти оправдает! Сначала казнят за убийство венценосного супруга, а потом возведут в ранг великомученицы. За долготерпение!

Не отвечая на мой вопрос, Матиас из последних сил подорвался с кровати, спасая свою жизнь, и принялся лихорадочно одеваться.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?! — сделала я последнюю попытку не войти в историю Сегала как Кровавая Принцесса, убившая мужа гульфиком в порыве страсти.

Ответом меня не удостоили. Взгляд, правда, подарили. Мутный такой. И обеспокоенный.

— Нет! — рявкнул благоверный уже около двери, неверной рукой нащупывая ключ в замке.

— Зря!!! — метнула я в него железяку. Но он все же успел выскочить в коридор и укрыться за дверью. Рыцарский доспех, напротив, жалобно зазвенел и рассыпался на части.

— Доброе утро, ваше величество! — жизнерадостно гаркнули стражники, как будто происходящее было в порядке вещей. И король каждое утро бегом выметался из своей спальни с короной набекрень и в камзоле наизнанку, а за ним разъяренной фурией гналась королева в неглиже и занималась тяжелой атлетикой, метая все подряд. В смысле, то, что осталось нетронутым со вчерашнего побоища…