Явка в Копенгагене: Записки нелегала - Мартынов Владимир

— А вы этот скрип расшифруйте, сразу поймете, о чем мы речь ведем по ночам.

— Да уж расшифровали. Неужели это возможно?

— Что именно?

— Ну… вы вроде как в плену и… это… Ну… с женой.

— Что же тут особенного? Жизнь-то продолжается. И не такая уж она долгая. А плен? Что ж — это издержки профессии.

— Начальство наше рвет и мечет. Бобины пленки израсходовали, магнитофоны перегреваются, а толку — ноль.

— Как это ноль? Мы же все время разговариваем, причем на кастельяно. Это вы микрофоны плохие поставили.

— Да так-то оно так, а только разговоры эти ваши мало что дают. Шеф сказал, что поговорит с американцами, чтобы прекратить подслушивание.

— А может, американцам как раз интересно слушать пружины?

— Ха-ха! Ну, ладно. Интересно с вами разговаривать. Забавно. Славная у вас жена. Ну, всего хорошего. Поеду домой. Поскриплю пружинами.

Качо после еще не раз бывал у нас на дежурстве и больше других занимался с нашими девочками.

В наряд присылались разные люди. Попадались среди них и такие, кто лично принимал участие в пытках и прочих подобных делах. Несколько раз были и те двое, что приходили ко мне в офис в день ареста. Охранники целыми днями играли в карты, домино или в фишки, читали книги. А однажды во дворе затеяли стрельбу из пистолетов по мишени. Детей во двор мы в этот день не выпускали. Нашу просьбу прекратить стрельбу проигнорировали. Газетами нас не баловали. Американцы же приносили нам книги издательства «Посев», запрещенные в нашей стране. Так я ознакомился со всеми произведениями Солженицына, среди которых были «Раковый корпус», «В круге первом» и другие, с «Мемуарами Н. С. Хрущева», с книгой «Двадцать писем к другу» С. Аллилуевой, с «Доктором Живаго» Б. Пастернака, с речью Хрущева на Двадцатом съезде КПСС, с трудами наших диссидентов А. Д. Сахарова, Роя и Жореса Медведевых, Орлова и других. О мемуарах Хрущева Густаво меня спросил:

— Что вы думаете о них?

— Очень интересно написано. Там много такого, о чем мы никогда не догадывались.

— А вот у вас в стране говорят, что их составило ЦРУ. Ваше мнение?

— Полагаю, что у ЦРУ есть другие дела, более важные, чем сочинение мемуаров чужих лидеров. Никита Сергеевич знал, что в нашей стране его книга никогда напечатана не будет, взял да и переправил рукопись за границу. Небось через своего зятя Аджубея или еще через кого.

Из Штатов приехали два психоаналитика. С секундомерами в руках целый день они крутились вокруг нас, проводя разнообразные тесты. Оба отличались веселым нравом, много сменялись, шутили с нами, продолжая делать свою работу. После они нам сказали, что полученные ими результаты отражают довольно высокий уровень нашей общей эрудиции, интеллект и хорошую реакцию на внешние воздействия. Эти американцы, похоже, были докторами наук из какого-то университета. Ясно, что ЦРУ интересовало наше психическое состояние и что отрабатывались какие-то планы в отношении нас.

А через два дня нам предстояло испытание на «детекторе лжи». Мы узнали об этом за день до испытания и смогли переговорить о том, как себя вести. Нас вызывали по одному в комнату в мезонине, где сидели двое только что прибывших американцев. Детектор лжи размещался в двух «дипломатах» и по устройству внешне напоминал аппарат для снятия электрокардиограммы. Вопросы задавались с виду как будто простые, но с подоплекой. Работа велась на английском языке. Когда я подымался по лестнице, ведущей в верхние комнаты, старшая дочь отчего-то вдруг воспротивилась, пытаясь меня не пустить наверх. Уж что она там подумала— не знаю, но она, рыдая, уцепилась за меня и не пускала. С ней чуть не случилась истерика, и стоило большого труда ее успокоить. Младшая же, увидев все это, тоже разразилась оглушительным ревом. Одним словом, дети устроили настоящий концерт.

Процедура выглядела примерно так.

В одной из комнатушек мезонина меня ждали два долговязых американца — один в годах, другой помоложе. С виду — научные сотрудники.

— Садитесь вот сюда, — сказал один из них, указывая на стоявшее посреди комнаты кресло.

— Вы знакомы с этим аппаратом? — спросил старший, пока его коллега пристегивал и приклеивал датчики на руках, ногах и на груди.

— Нет, не знаком.

— На все наши вопросы, пусть даже некоторые из них вам покажутся до смешного нелепыми, вы должны отвечать только «да» или «нет». Никаких комментариев. Никаких жестов. Полное спокойствие. Никакого волнения. Итак, начинаем.

— Мартынов — это ваша настоящая фамилия?

— Да (в действительности это был мой оперативный псевдоним, полученный еще в разведшколе.) — Мысли мои в этот момент витали в деревушке на далекой Смоленщине. Год назад родители «Весты» купили там избу.

— Вашего отца звали Иван?

— Да. (На самом деле его звали Михаилом.)

— Ваш отец жив?

— Нет.

— У вас есть братья-сестры?

— Нет. (На самом деле мои двое братьев работали в органах ГБ.)

— Вы член партии?

— Да.

— Ваша жена коммунистка?

— Нет. (На самом деле она в 1967 году была принята в партию.)

— У вас были на связи агенты?

— Нет. (Это было правдой.)

— Вы знаете причину вашего ареста?

И так далее в таком духе. Многие вопросы за давностью времени стерлись из памяти.

Ленинград, 1952 год. Центральный учебный корпус «лесной школы», именовавшейся 101-й школой разведки. В годы войны здесь готовили разведывательно-диверсионные группы, ставшие впоследствии ядром многих успешно действовавших партизанских отрядов. Учеба в институте КГБ СССР, 1951 год. 10-й класс. Будущее впереди… Генерал Гриднев. Начальник 101-й школы разведки, которую автор закончил в 1957 году. И. И. Агаянц. (В то время полковник). Преподавал в 101-й школе мастерство разведчика. Ф. К. Мортин. Руководитель разведки в период пребывания автора на нелегальной работе. Принимал выпускные экзамены в 101-й школе в 1957 году. Преобразовал скромную разведку в современный институт. В. Г. Павлов. Заместитель начальника внешней разведки КГБ СССР, 1964 год. А. М. Сахаровский. Руководитель разведки в период подготовки автора для работы в особых условиях и последующего пребывания за рубежом. «Веста»… Жених и невеста. Москва, Измайлово, май 1959 года. Рядовой Аргентинской армии, 1962 год.