Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончив переводить, Барсина проводила врача до двери и протянула ему мешочек с монетами:
– Я очень благодарна тебе за все, что ты сделал для моего мужа. Если бы не ты, он бы умер.
Египтянин с поклоном принял вознаграждение:
– Моя заслуга не столь велика, госпожа. Он силен как бык, поверь мне. Он весь день скрывался в куче трупов, истекая кровью, а потом почти всю ночь шел, испытывая страшную боль. Не многие из людей имеют такую силу воли.
– Он будет жить? – с тревогой спросила Барсина, и у солдат, молча смотревших на врача, застыл в глазах тот же вопрос.
– Не знаю. Каждый раз, когда человек получает такую тяжелую рану, жизненные соки, вытекая из тела, уносят с собой и часть души, поэтому его жизнь в серьезной опасности. Никто не знает, сколько крови он потерял и сколько ее осталось у него в сердце, но постарайтесь, чтобы он пил как можно больше, – даже разбавленная водой кровь лучше, чем ничего.
Он удалился, а Барсина вернулась в дом, где врачи-греки уже хлопотали вокруг пациента, готовя травы и настои и раскладывая хирургические инструменты на случай, если придется делать дренаж раны. Служанки между тем раздели его и обтерли ему тело и лицо тряпками, пропитанными теплой водой с мятной эссенцией.
Сыновья, до сих пор хранившие молчание, подошли спросить об отце.
– Сами видите, – ответил один из врачей, – но не тревожьтесь: он должен поправиться.
Этеокл, старший, подошел поближе и посмотрел отцу в лицо, надеясь, что тот откроет глаза, но, увидев, что он не двигается, обернулся к брату и покачал головой.
– Идите спать, – попыталась успокоить их Барсина. – Завтра вашему отцу будет лучше и вы сможете поздороваться с ним.
Мальчики поцеловали безжизненно свисавшую с кровати руку и ушли со своим воспитателем.
Прежде чем вернуться в свою комнату, Этеокл повернулся к Фраату и сказал:
– Если мой отец умрет, я найду этого Александра, где бы он ни прятался, и убью его. Клянусь.
– И я тоже клянусь, – сказал младший брат.
Барсина всю ночь бодрствовала рядом с мужем, хотя трое врачей по очереди дежурили у больного. То и дело они меняли холодные компрессы у него на лбу.
К рассвету Аристон осмотрел ногу больного и, заметив, что она распухла и покраснела, разбудил одного из своих ассистентов:
– Нужно приложить пиявок, чтобы они оттянули давление внутренних соков. Ступай в мою комнату и возьми все необходимое.
– Извини меня, – вмешалась Барсина, – но когда вы консультировались с тем, другим врачом, никто ничего не говорил про пиявок. Тогда говорили только про дренаж в случае нагноения.
– Моя госпожа, ты должна мне доверять. Я врач.
– Тот египтянин – личный врач Спифридата, и он лечил самого Великого Царя Дария. Я доверяю и ему, и потому не прикладывайте пиявок, пока я не пошлю кого-нибудь спросить у него.
– Неужели ты собираешься слушать этого варвара! – сорвалось у Аристона.
– Я сама тоже из варваров, – напомнила ему Барсина, – и говорю тебе, чтобы ты не прикладывал этих мерзких тварей к коже моего мужа, если египетский врач не даст своего согласия.
– Если так, я ухожу отсюда, – в раздражении заявил Аристон.
– Иди… – раздался голос, словно из потустороннего мира, – иди куда подальше.
– Мемнон! – воскликнула Барсина, повернувшись к постели, а потом снова обернулась к Аристону. – Моему мужу лучше, можете уходить. Завтра я пришлю вам ваше вознаграждение.
Аристон не заставил себя упрашивать и позвал своих ассистентов.
– Однако предупреждаю, – сказал он, уходя, – без пиявок давление станет нестерпимым и…
– Я за все отвечаю, – ответила Барсина. – Не беспокойся.
Когда греки удалились, она послала слугу за врачом-египтянином, который спешно прибыл на повозке из дворца сатрапа Спифридата.
– Что случилось, моя госпожа? – спросил он, еще не ступив на порог.
– Врачи-яуны хотели приложить пиявок, но я воспротивилась: я хотела сначала услышать твое мнение. А они обиделись и ушли.
– Ты правильно поступила, моя госпожа: пиявки только ухудшили бы дело. Как ему сейчас?
– У него все еще сильный жар, но он очнулся и говорит.
– Отведи меня к нему.
Они вошли в комнату Мемнона и увидели, что он в сознании. Несмотря на призывы служанок и предостережения своих солдат, которые всю ночь дежурили у двери, он пытался слезть с кровати.
– Только поставь эту ногу на пол, и мне придется ее отрезать, – пригрозил врач.
Мемнон в нерешительности замер, а потом с ворчанием улегся обратно. Барсина убрала простыню с раненой ноги, чтобы врач первым делом осмотрел ее: нога распухла, горела и болела, но никаких признаков нагноения не было. Египтянин раскрыл свою сумку и высыпал ее содержимое на столик.
– Что это? – спросила Барсина.
– Это разнообразные мхи. Я видел, что воины-оксидраки лечат этим раны и во многих случаях добиваются быстрого заживления. Не знаю, как это происходит, но для врача главное – добиться выздоровления, а не настоять на своих убеждениях. И боюсь, что одних компрессов из мальвы будет недостаточно.
Он подошел к Мемнону и засунул под повязку пучок мха.
– Если к завтрашнему дню появится страшный, почти нестерпимый зуд, я бы сказал, что дело пошло на поправку. Но ни в коем случае не давайте ему чесать, пусть даже придется связать руки. А если появится боль и нога распухнет еще сильнее, позовите меня, так как ногу придется ампутировать. Мне пора идти: в Зелее еще много раненых, требующих моего вмешательства.
Египтянин уехал на повозке, запряженной парой мулов, а Барсина позволила солдатам мужа несколько мгновений посмотреть на своего командира, после чего поднялась на башню над дворцом, где был устроен небольшой храм. В ожидании госпожи жрец молился, уставившись на священное пламя.
Барсина молча преклонила колена и, глядя на языки огня, пляшущие на легком ветерке, что прилетал с горных вершин, стала дожидаться ответа. Наконец жрец проговорил:
– Его убьет не эта рана.
– И больше ты ничего мне не скажешь? – спросила встревоженная женщина.
Жрец снова уставился на огонь, который разгорался все сильнее, раздуваемый крепнущим ветром.
– Я вижу великие почести, воздаваемые Мемнону, но также вижу и великую опасность. Оставайся с ним, госпожа, и пусть сыновья тоже будут рядом с ним. Им нужно еще многому научиться у отца.
Глава 8
Добычу из персидского лагеря и снятые с павших доспехи свалили посреди лагеря македонян. Люди Евмена производили инвентаризацию.
Пришел Александр вместе с Гефестионом и Селевком и уселся на скамеечку рядом с царским секретарем.
– Как твоя голова? – спросил тот, кивнув на внушительную повязку на