Пуритане - Вальтер Скотт

Росс и Клеверхауз в соответствии с тщательно обдуманным планом разместили своих солдат в домах, на перекрестках или у так называемых тупиков, а кроме того — за высокими брустверами на баррикадах, которыми были перегорожены многие улицы.

Ряды атакующих редели от огня невидимого противника, которому они не могли надлежащим образом отвечать. Тщетно Мортон и другие вожди, показывая пример исключительной храбрости, пытались вызвать врага на открытую схватку; их подчиненные дрогнули и начали разбегаться в разные стороны. И хотя Генри Мортон отходил одним из последних, командуя арьергардом, поддерживая порядок среди отступающих и предупреждая попытки неприятеля воспользоваться преимуществами, связанными с успешным отражением атаки повстанцев, все же он с болью в сердце слышал, как его бойцы говорили: «А все из-за чрезмерного доверия к этим мальчишкам-раскольникам; если бы честный и преданный нашему делу Берли повел нас в атаку, как тогда в Тиллитудлеме, дело обернулось бы совсем по-другому».

Слушая эти толки, исходившие к тому же от тех, кто первым проявил признаки малодушия, Мортон проникся величайшим негодованием. Несправедливые обвинения удвоили его пыл; он понял, что, включившись в эту борьбу не на жизнь, а на смерть, он должен или победить, или погибнуть на поле брани.

«Отступление для меня невозможно, — сказал он себе, — пусть все признают — даже майор Белленден, даже Эдит, — что мятежник Мортон, по крайней мере, не посрамил славы своего отца».

Неудачный приступ внес такое расстройство в ряды повстанцев и настолько расшатал дисциплину, что их начальники сочли нужным отвести войско на несколько миль от города, с тем чтобы выиграть время и привести свои части, насколько удастся, в порядок. Между тем продолжало прибывать пополнение; сознание, что жребий брошен и отступление невозможно, а также победа под Лоудон-хиллом определяли их настроение в большей степени, чем неудача под Глазго. Многие из вновь прибывших присоединились к отряду Мортона. Впрочем, он с горечью видел, что неприязнь к нему наиболее непримиримых из ковенантеров неуклонно и быстро растет. Благоразумие не по летам, которое он проявлял, наводя дисциплину и порядок среди своих подчиненных, они объясняли чрезмерным упованием на земное оружие, а его явная терпимость к религиозным взглядам и обрядам, отличавшимся от его собственных, доставила ему совершенно несправедливо прозвище Галлиона, который, как известно, проявлял полнейшее безразличие к вещам подобного рода. Но самым худшим было то, что масса повстанцев, всегда готовая превозносить тех, кто проповедует крайние политические или религиозные взгляды, и, напротив, недовольная теми, кто старается надеть на нее ярмо дисциплины, открыто предпочитала более ревностных к вере вождей, в чьих отрядах энтузиазм в борьбе за правое дело заменял отсутствующий порядок и воинскую субординацию, и всячески уклонялась от стеснений, которыми Мортон пытался ограничить ее своеволие. Словом, неся на себе основное бремя командования (так как другие вожди охотно уступали ему все хлопотливое и чреватое неприятностями), он не располагал должным авторитетом, который один только и мог бы обеспечить действенность проводимых им мер. (Эти ссоры и споры, которые дробили и без того небольшое войско повстанцев, проистекали главным образом из разногласий по вопросу о том, следует ли считаться с интересами короля и признавать королевскую власть или нет, а также должны ли те, кто взялся за оружие, удовольствоваться свободным исповеданием своей веры или настаивать на восстановлении совета старейшин в качестве верховной церковной власти, стоящей над всеми другими религиозными толками. Несколько мелких землевладельцев, примкнувших к восстанию вместе с наиболее благоразумными из духовенства, считали необходимым ограничить свои требования и добиваться возможного. Однако тех, кто ставил себе эти умеренные и разумные цели, фанатики окрестили эрастианскою партией, то есть людьми, которые с готовностью подчинили бы церковь светским властям; на этом основании они называли их также «западнею в Массифе и сетью, раскинутой на Фаворе». note 25

И все же, несмотря на эти препятствия, за какие-нибудь несколько дней, путем неимоверных усилий, он сумел внести в армию хоть какую-то дисциплину и потому считал, что может решиться на повторный штурм Глазго с твердою надеждою на успех.

Конечно, одной из причин, побуждавших его к столь лихорадочной деятельности, было желание помериться силами с полковником Клеверхаузом, из-за которого ему пришлось столько вытерпеть. Клеверхауз, однако, не дал осуществиться его надеждам; отбив первый приступ и отбросив противника, он удовлетворил свое самолюбие и посчитал неразумным дожидаться с горстью солдат второй атаки мятежников, которую они поведут большими и более дисциплинированными силами. Он покинул город и направился во главе правительственных войск в Эдинбург. Повстанцы следом за ним, не встретив сопротивления, вошли в Глазго, и Мортон не смог лично встретиться с Клеверхаузом, чего так страстно желал. И хотя ему не удалось смыть то бесчестие, которое выпало на долю находившегося под его начальством отряда, все же уход Клеверхауза и овладение Глазго подняли дух мятежников, и их численность значительно возросла. Нужно было назначить новых офицеров, сформировать новые полки и эскадроны, ознакомить их с основами военного дела. Все это с общего согласия было поручено Генри Мортону. Он охотно принял на себя эти обязанности, тем более что отец познакомил его с теорией военного искусства; к тому же он был глубоко убежден, что, если бы он не взялся за этот неблагодарный, но совершенно необходимый труд, никто другой не принял его на себя.

Между тем судьба как будто благоприятствовала восставшим, и их успехи превосходили самые смелые упования. Тайный совет Шотландии, ошеломленный размерами сопротивления, порожденного его произволом, совершенно оцепенел от страха и был неспособен предпринять решительные шаги, чтобы успокоить им самим вызванные волнения. К тому же численность войск, находившихся в то время в Шотландии, была крайне невелика; все они были стянуты к Эдинбургу, и на эту армию возлагалась задача оборонять столицу. Во многих графствах феодальному ополчению королевских вассалов было приказано выступить в поход и заплатить королю военною службою за предоставленные им земли. Однако начинающаяся война не пользовалась популярностью среди джентри, и даже те, кто был не прочь взять в руки оружие, уклонялись от этого по настоянию жен, матерей и сестер, старавшихся удержать их от участия в боевых действиях.