Геродот - Игорь Суриков

Отношение же персидских царей к мирным жителям в военное время очень ярко предстает в одном эпизоде, переданном в «Истории» и произошедшем в 480 году до н. э., когда Ксеркс начал свой поход на Элладу и переправлял войско из Азии в Европу через пролив Геллеспонт: «В Абидосе царь увидел, как проходили через Геллеспонт корабли с грузом зерна из Понта на Эгину и в Пелопоннес. Приближенные царя, заметив, что это вражеские корабли, хотели их захватить и смотрели на царя, ожидая его повеления. На вопрос Ксеркса, куда плывут эти корабли, приближенные отвечали: „К твоим врагам, владыка, с грузом хлеба“. Тогда Ксеркс сказал им: „Разве и мы не плывем туда же, куда и они, и не везем с собой хлеб и остальное продовольствие? Какой же вред от того, что эти люди доставляют нам хлеб?“» (VII. 147). То есть царь запретил своим подчиненным заниматься грабежом и мародерством по отношению к греческим купцам. Причем этим царем был Ксеркс, который вообще-то у Геродота не предстает образцом справедливости и милосердия, а, напротив, изображен как один из самых сумасбродных и деспотичных персидских монархов. Незадолго перед тем, например, историк рассказывает об одном страшном случае, связанном с Ксерксом.

Когда тот проходил с войском через Лидию, богатый лидиец Пифий преподнес ему в дар колоссальную сумму денег — две тысячи талантов серебра и четыре миллиона дариков золота[58] — почти всё, что у него было. Владыка от дара великодушно отказался, но дарителя всячески восхвалял (VII. 28–29). Осмелевший лидиец, видя такую благосклонность Ксеркса, через несколько дней решился обратиться к нему с просьбой: «Владыка! У меня пять сыновей. Им всем выпало на долю идти с тобой в поход на Элладу. Сжалься, о царь, над моими преклонными летами и освободи одного моего старшего сына от похода, чтобы он заботился обо мне и распоряжался моим достоянием. Четырех же остальных возьми с собой, и я желаю тебе счастливого возвращения и исполнения твоих замыслов» (VII. 38).

Казалось бы, почему не выполнить просьбу человека, только что совершившего такой верноподданнический поступок? Тем более что от отсутствия одного воина персидское войско уж точно не пострадало бы. Но Ксеркс страшно разгневался: «Негодяй! Ты еще решился напомнить мне о своем сыне, когда я сам веду на Элладу своих собственных сыновей, братьев родственников и друзей?.. Ныне, когда ты выказал себя наглецом, ты все-таки не понесешь заслуженной кары, но меньше заслуженной. Тебя и четверых твоих сыновей спасает твое гостеприимство. Но один, к которому ты больше всего привязан, будет казнен» (VII. 39). Вот уж воистину ничем не мотивированная жестокость! А ссылка на то, что царь-де и сам ведет с собой на войну своих сыновей, более чем странна: он-то делал это по своей собственной воле, а не по чужому приказу. Но Ксеркс этим не ограничился: казнь, постигшая ровно ни в чем не виновного юношу, была еще и страшной. «Царь тотчас же приказал палачам отыскать старшего сына Пифия и разрубить пополам, а затем одну половину тела положить по правую сторону пути, а другую по левую, где должно было проходить войско. Палачи выполнили царское повеление, и войско прошло между половинами тела», — бесстрастно замечает историк (VII. 39–40).

И такой владыка тем не менее пощадил греческих купцов. Значит, это было нормой, неписаным законом: мирных чужеземцев обижать не следовало.

Не менее характерно, кстати, и поведение самих купцов. Идет война не на жизнь, а на смерть, через Геллеспонт переправляется огромное персидское войско, а они в это самое время плывут по тому же Геллеспонту у всех на виду, как ни в чем не бывало, а не пережидают в какой-нибудь укромной гавани. Видимо, опасности для себя они не видели. Но, может быть, они просто еще не знали о начале похода Ксеркса и случайно попали «на рожон»? Не похоже. Среди купцов все новости распространяются быстро, а персидский царь собирал свою армию и готовился к вторжению так долго, что только глухой мог об этом не услышать.

Даже в заведомой ситуации давно идущих военных действий греческие хлебные торговцы всё равно продолжали плавать в Черное море и обратно. Об этом известно в том числе и из Геродота. Вот очередной эпизод, относящийся ко времени Ионийского восстания. Милетский авантюрист Гистией, желая «половить рыбку в мутной воде», отправляется на Лесбос и снаряжает там восемь триер. Они «отплыли с Гистиеем в Византий. Потом они заняли крепкую позицию и стали захватывать все идущие из Понта грузовые корабли, кроме кораблей тех городов, которые изъявили готовность подчиняться Гистиею» (VI. 5). Византий, расположенный на берегу узкого пролива Боспор, представлял собой идеальное место для подобного разбоя. Но главное в рассказе то, что в условиях персидской карательной операции против ионийцев, когда в Эгейском море действовал мощный ахеменидский флот, а на побережьях — крупная армия, купцы, несмотря ни на что, продолжали плавать. В конце концов опасность пришла к ним не от «восточных варваров», а от собрата-грека.

Афины. Современный вид исторического центра города

Тираноубийцы Гармодий и Аристогитон.

Критий и Несиот. Около 480–475 гг. до н. э.

Фемистокл.

V в. до н. э. Римская копия

Перикл. Кресилай.

Около 430 г. до я. э. Римская копия

Остраконы с именами Фемистокла и Кимона. V в. до н. э.

Парфенон. Иктин, Калликрат и Фидий. 447–432 гг. до н. э.

Современный внутренний вид Парфенона

Афина Парфенос. Уменьшенная копия 15-метровой статуи Фидия

Артемида. Фидий. Восточный фронтон Парфенона

Жертвоприношение богине Афине. Роспись греческого сосуда

Эсхил. Около 330 г. до н. э. Римская копия

Софокл. Около 340–330 гг. до н. э. Римская копия

Сцена из спектакля. Античный рельеф

Актеры с театральными масками.

Роспись греческой вазы. V в. до н. э.

Театр Диониса у подножия Акрополя, в котором шли пьесы Эсхила и Софокла.

VI в. до н. э.- III в. н. э.

Руины храма Аполлона в Коринфе. Около 550 г. до н. э.

Восточный фронтон храма Зевса в Олимпии. Реконструкция.