Турист - Ольга Погожева

В следующий раз меня разбудил доктор Риверс. Мне требовалась перевязка и стандартные процедуры; пришлось вернуться в реальный мир. Лицо Джоэля в тот момент было на самом деле лучшим, что я желал бы видеть. Абсолютно незаинтересованное ни во мне, ни в моих проблемах, ни в моем существовании Я хотел, чтобы меня не замечали. Отвратительно ощущать себя беспомощным, не способным даже самостоятельно встать на ноги, чтобы пойти в туалет, терзаться муками физическими и душевными. Ни на миг меня не отпускало чувство вины и утраты. Я знал, что ничего вернуть нельзя, и дальнейшая жизнь казалась бессмысленной. После всего произошедшего она не могла быть такой же безоблачной, какой представлялась мне раньше.

Примо находился тут же, в комнате, наблюдая за перевязкой. В очередной раз я подумал, как странно видеть его здесь. Казалось, Манетта ни на шаг не отходит от меня, и это вызывало легкое удивление. Сомнительно, что дон Джанфранко разрешил свободное посещение, особенно для такого низкопоставленного человека в их иерархии, как Примо.

— Не вздумайте курить, — строго поглядев на Примо, заметил доктор Риверс.

С перевязкой было покончено, Джоэль ещё раз молча осмотрел меня и вышел из комнаты, прихватив грязные бинты и инструменты. Я молчал: мне было всё равно. Я устал. Устал бежать, вырывая у смерти ещё немного жизни, покатившейся под откос, бороться… Дно, о котором я только думал, приехав в Америку и оглядываясь вокруг, но которое не воспринимал как что-то, относящееся ко мне, теперь оказалось у меня за спиной. Да, Примо спас мне жизнь, но легче почему-то не становилось. Я снова откупился, снова выиграл, но кто знает, не придется ли мне когда-нибудь платить по счетам так же, как платил сейчас Сэм?

— Всё думаешь?

Я снова не отозвался. Почти лишенный сил, оглушенный недавним покушением и успокоительным, я разглядывал потолок. Шприц, который принес с собой Сэм, оказался действительно пуст. Идеальное убийство, не оставляющее следов. Всего несколько грамм воздуха в крови — этого достаточно для быстрой смерти. Осмотрев меня, Джоэль сдержанно похвалил Примо: не вцепись тот в Сэма, смерть наступила бы в течении нескольких минут.

Манетта и не думал подчиняться приказу Риверса: достав из кармана кривую черную сигаретку, Примо закурил, сделал глубокую затяжку и старательно помахал рукой, разгоняя дым. Я невольно принюхался и слабо усмехнулся. Манетта мог придумать какой угодно безумный план, но именно ему я был обязан жизнью, и как ни старался, не мог заставить себя злиться на взбалмошного итальянца.

А ещё я хотел знать, что сделают с Сэмом. Нет, это не было жадным желанием упиться местью — мне стало интересно, как поступают с предателем в таких случаях. А в том, что дон Медичи убедился в его вине, у меня не оставалось сомнений. Медичи знал про меня всё, и мог узнать ещё больше — от рождения до предполагаемой смерти. В моей биографии до сегодняшнего дня не было фактов, которые требовалось бы скрыть; информацию о Грозном из Одессы для таких, как он, получить оказалось наверняка несложно. Кроме того, оставался Энцо. Энцо знал все версии Сэма, он находился рядом с Вителли от начала и до конца, и мог сказать, как всё было на самом деле. Я мог думать о главе Семьи как угодно, но в его проницательности я не сомневался. В любом случае, я не мог, да и не стал бы, оспаривать его решения.

— Жалеешь?

Примо грузно опустился на край моей постели, матрас ощутимо просел под нашим двойным весом, а у меня защекотало в носу от дыма. Примо, на мою удачу, отличался легким нравом и удивительным для него тактом, чтобы сообразить, что мне сейчас будет легче слушать, чем говорить.

— Сэм болван, — стряхивая пепел в ладонь, грубо сказал Манетта. — Не умеет думать. Слишком горячий.

Я не удержался от усмешки. Примо дал бы фору и Сэму и обоим охранникам, так что заявление о горячности Сэма на миг выбило меня из депрессивной апатии. От Маннеты это не укрылось, и он охотно пояснил:

— Реши Сэм расправиться с тобой сам, семья бы одобрила его действия. Когда убирают препятствие привычными методами, это нормально. Ты был для него сущей занозой в заднице. Кроме того, после вашей стычки в ресторане он понял, что такого соперника, как ты, в одиночку ему не одолеть. Но он упустил удобный момент. Сэму следовало выждать, убрать тебя, а потом постараться убедить Джино в собственной невиновности. Понимаешь, — Примо сильно затянулся, так, что сигаретка на миг ярко пыхнула огоньком, — никто не стал бы искать одного русского, случайно сунувшего нос не в свои дела.

Это я прекрасно понимал. Манетта был прав — в чужой стране, где миллионы иммигрантов, я остался бы ещё одним нераскрытым делом без всяких шансов на оправдание собственного имени. И всё же мне стало неприятно. Обидеть могут только те, кому начинаешь доверять, чье мнение начинаешь уважать. Возможно, если бы я услышал эти слова от кого-то другого, не от Примо, к которому успел привязаться, я чувствовал бы себя менее паршиво.

— Вместо того, чтобы подумать, — продолжал Примо, — этот недоумок запаниковал. Ты сидел под крылышком у Вителли, время работало против нашего маленького предателя. Тик-так, тик-так… Сэмми решил сделать грязную работу руками Спрута. — Манетта затянулся, едва не обжигая себе губы окурком. — Курта в Нью-Йорке только терпели; он успел заручиться поддержкой одной из семей. Твой вопрос давно уладили, так что Спрут, при должной сноровке, мог вытворять всё, что пожелает. Сэму просто не хватило опыта и уверенности.

Манетта замолчал; мне показалось, что он задумался, и я решил окликнуть его.

— Охранники…

— Личная охрана Медичи, — широко улыбнулся Примо. — Я попросил их остаться. Считай, тебе повезло, Олег: старик не слышал и четверти из того, что ты пытался нам рассказать, пока Джоэль штопал тебя, точно рождественскую индейку.

Я вспыхнул. Выходит, Медичи не слышал меня. Но я должен был сказать ему. Сказать, что безумно, невозможно сожалею о том, что мы с Вителли когда-либо пересеклись. Если бы не я, если бы не все эти события, если бы не больное сердце…

Уперев дрожащий локоть в постель, я приподнялся. Знакомая боль в позвоночнике заставила вздрогнуть, я невольно закусил губу, чтобы не застонать.

— Лежи, — всполошился Манетта, пытаясь удержать меня за плечи.

— Я должен поговорить… с Медичи…

Манетта заметно напрягся. Живые черные глаза уклонились от моего жадного, ищущего взгляда, словно итальянец пытался оттянуть неизбежный момент.

— Олег, ложись, — мягко сказал Примо. — Успокойся.

— Я…

— Знаю, — непривычно покорно согласился Манетта; от грубоватой, приятельской интонации не осталось и следа, и я невольно насторожился.