Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Бувэй Люй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инь Вэнь продолжал: «Положим, что нашелся бы такой человек, который стал бы приводить к порядку свое царство и стал бы наказывать тех, кто поступает неправедно, и равно наказывать тех, кто не поступает неправедно; стал бы карать тех, кто виновен, и равно карать тех, кто невиновен, и к тому же сетовать на то, что народом трудно править, — возможно ли такое?» Царь сказал: «Невозможно». Инь Вэнь сказал: «Мне все же кажется, что низшие чины именно таким образом и управляют в Ци». Царь сказал: «Если бы мне, несчастному, и моему правительству было такое свойственно, то если бы народ и не был приведен к порядку, я не стал бы ни на кого жаловаться. Хотя все же надеюсь, что до этого еще не дошло». Инь Вэнь тогда сказал: «Что ж, тогда я не в силах молчать и прошу разрешить мне объясниться. Есть царский указ, который гласит: «Тот, кто убил, умрет; тот, кто причинил увечье, будет подвергнут пытке». Тот, кто даже перед лицом глубокого унижения не смеет сразиться с обидчиком, лишь буквально исполняет царский указ. И вот тот же царь говорит: «Тот, кто подвергается оскорблению, но не желает биться за свою честь, — опозорен». Видимо, тогда то, что называют позором, в действительности позором не является; и тот, кто считается подданным, на самом деле не есть подданный — в противном случае получилось бы, что царь карает того, на ком нет вины». Циский царь ничего не ответил.
Когда в суждениях таковы, как этот царь, тогда царство в опасности, тело под угрозой, так что приходится бежать потом в Вэй. А между тем этот самый циский Минь-ван был старшим ленником мэнхоу дома Чжоу, которому оказывал знаки внимания сам Тай-гун, благодаря которому Хуань-гун установил ба-гегемонию и который разбирался в том, как Гуань Чжун отделял имя от сущности!
КНИГА СЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Распознавать удел / Шэнь фэнь
Всякий властитель должен понимать, что есть мера, лишь тогда он в состоянии будет навести полный порядок, так что пути разврата, фальши, лицемерия и интриг окажутся закрытыми, а дурным влияниям неоткуда будет явиться. Наведение порядка в самом себе и в государстве — умения одного рода. Если, положим, все разом возьмутся обрабатывать общий участок земли, работа пойдет медленно, поскольку все будут мешать друг другу. Если же землю разделить на участки, дело пойдет споро, так как ничто не будет его задерживать. У властителя тоже, можно сказать, своя земля, земля, общая господину и его слугам, и если они станут обрабатывать ее совместно, слуги станут стремиться больше работать на себя, и господину не удастся этому воспрепятствовать. Создать доброе трудно, но использовать доброе легко. Как узнать, что это именно так? Если человек и конь побегут рядом, человек, конечно же, не сможет обогнать коня. Но если он запряжет коня в повозку, а сам взойдет на нее и так поставит коня себе на службу — конь не сумеет обогнать человека.
Умение властителя управлять служивым людом — это тот же случай, что и с конем в упряжке: среди чинов немало таких, с кем ему не потягаться. Но если властитель будет действовать так, как если бы чины у него были запряжены в колесницу, и не будет упускать управление ею, тогда все добрые станут источать силы и умение, а ловкачи и краснобаи, льстецы и болтуны, жулики и проходимцы не найдут щели, куда они могли бы просочиться со своими порочными намерениями; мужи же прямые и достойные, скромные и порядочные, верные и великодушные станут соперничать между собой в усердии на службе.
Колесница властителя опирается на вещи, и если он уделяет внимание законам власти над вещами, он способен вступить в обладание всеми четырьмя полюсами. Если же он не постиг законов использования вещей, он будет ими наносить вред самому себе, они охватят его ум и отнимут силы, и тогда подданные перестанут слушать его поучения и начнут жить своим умом. А коль скоро это случается, все чины начинают волноваться, беспокоиться и смущаться, младшие и старшие начинают соперничать друг с другом, все пороки возрастают разом. Власть тогда в опасности, авторитет колеблется, каждый правит у себя дома, и становится невозможным ни наставить, ни убедить. Так всегда обстоят дела в государстве накануне гибели.
Колесничий Ван Лян неподражаемо правил лошадьми оттого, что понимал каждое их движение и контролировал его поводьями, так что ни один из четверки коней не смел лениться. Когда обладающий путем властитель правит именно так же тьмой подданных — у него свои поводья.
На что же походят его поводья? Эти поводья именно и есть не что иное, как исправление имен и распределение обязанностей — поводья порядка. Поэтому знание сути вещей и делает возможным их правильное именование. Лишь в этом случае можно достичь знания их природы. Послушай их речи, и узнаешь, из какого они теста, и тогда не будет ни упущений, ни смуты. Если имен много — это означает, что они не соответствуют обозначаемым ими сущностям; если много деяний — это означает, что они не отвечают своему назначению. Посему властитель не может не уделять внимания наименованию и разграничению вещей. Если он не будет разбираться в наименованиях и их разграничении, это будет препоной и препятствием в делах, причем препоны и преграды воздвигаться будут не подданными, а самим государем. Ведь среди подданных Яо и Шуня были не одни лишь преданные долгу, а среди подданных Тана и Юя были не одни лишь верные государю — однако же эти цари умели с ними управиться. Среди подданных Цзе и Чжоу были не одни подлецы, — просто правители эти утратили понимание законов управления.
