Демоны Хазарии и девушка Деби - Меир Узиэль

День за днем слепцы пели песню, состоящую из шести строк:

Ахав здесь, Ахав пришелОн взял на себя ношу, которой все пренебреглиПесах умер в одной из далеких конюшенСудьба его страшна, дьявол Самбатион привел к этомуСлепцы Болгарии поют тебе великий КаганСлепцы Болгарии идут за тебя насмерть.

В воскресенье Каган не был во дворце. В понедельник он был занят с новой шестнадцатилетнем девственницей с пылающими щеками и прекрасной грудью, по имени Ранэ. Никто не мог его найти, и все важные встречи велись без него. В среду, после трех ней болгарских песнопений, он вышел, наконец, на балкон.

«Сходи и узнай, в чем дело, – сказал он одному из министров, – слепцы эти разбивают мне сердце. Я не в силах их встретить. Иди, узнай всё, и реши, как я бы это решил»

«Ты бы решил облегчить или усилить наказание?»

«Облегчить, облегчить».

«Насколько?»

«Намного».

Выслушал министр Ахава и так сказал ему: «Иди освобождать похищенных детей. Выбери хитроумный путь со всяческими уловками. Только не останавливайся из-за того, что чего-то тебе будет недоставать. Всё, что тебе будет необходимо – ты получишь, любую помощь. Только сообщи мне».

На следующий день Ахав получил документы для перехода границ, в которых писалось, что Ахав и все его сопровождающие действуют именем Кагана Хазарии. Удостоверение было написано на иврите. На обратной его стороне надпись была в переводе на арабский язык, каллиграфия которого ныне забыта. Ахав объяснил, куда ему необходимо дойти.

Успокоились Тита и Ахав, а полицейский вернулся на место своей службы.

Ахаву необходимо было решить, что сделать раньше, двинуться в страну Израиля или заняться материалами в институте по изучению демонов.

Второе виделось более логичным перед тем, как пуститься в путь. Чем больше он будет знать о бесе, тем легче ему будет его найти. Но слепцы уже дышали ему в затылок, и были заведены, как мотор перед соревнованием в гонках. Конечно, этот образ будущего, и Ахав бы использовал сравнение «как топчущийся конь» или «как бык, жаждущий напасть», но что мне эти кони и быки.

Пошел Ахав в еврейский квартал – разыскивать купца из страны Израиля.

Во всех лавках были мешочки с песком Святой земли. И продавцы сказали, что израильтянин должен приехать через четыре дня. В воскресенье.

В этот день Тита и Ахав, обещав слепцам великие события, вышли по дороге на запад, вдоль Хазарского моря. Волны накатывали на плоский берег, раковины скрипели под ногами. На горизонте видна была желтая пустыня.

В полдень, когда солнце стояло в зените, вскочили десятки грузчиков, ожидавших их на дороге, всякие таможенники, полицейские, агенты, купцы. И все закричали, примерно, одно и то же: «Вот он!»

Глава восемьдесят восьмая

Они добрались до Иерусалима через Багдад. Это единственная дорога, объяснил им иерусалимский купец.

Он привез груз – темный краснозём с обломками камней и костей, который добывали из каменоломни в двух шагах от восточных стен города, то есть в двух шагах от Храма.

Конечно, надо было больше остановиться на описаниях Иерусалима, но так как солдатка из военно-полевой школы Идит Шехтер попросила меня в письме, чтобы следующую мою книгу я написал об Иерусалиме, то я не буду сейчас его описывать, ибо эта книга о Хазарии, только о Хазарии.

Может, и вправду стоит написать об Иерусалиме, каким он был тысячу сто лет тому назад. Но это будет другая книга. И может, эту главу восемьдесят восьмую припомнят в истории национального уклонения, как великую главу автора, который увильнул от описания Иерусалима. Но я не в силах этим заняться.

Почему бы не писать о том, что я вижу сейчас перед глазами? О враче, у которого мы поселились, бородатом брюнете с кожей песчаного цвета, обо всех его огромных коллекциях? О том, как его жена очищает кожуру яблока с последней яблони в Иерусалиме, и кожура падает тонкими лентами разной формы. Почему бы не рассказать о ящерицах, миллионах ящериц, приползавших в Иерусалим в течение последних поколений, покрывших все дома, крыши, скалы? Почему не описать все разрушенные стены, неряшливо исправленные при восстановлении? Почему не рассказать о проститутках, которые зимой еще как-то терпели мужчин и горькую свою жизнь, но летом, в жаре и поту не могли выдержать существования и готовы были переспать с любым, кто обещает прикончить их? И всё же, почему не написать об Иерусалиме? Сколько случается такое, что хазар, еврей гигантской империи, посещает этот город, защищаемый воинством, и не дай Бог кому-нибудь попасться под их копья. Его защищают также письма халифа и мусульманская стража на верблюдах.

Сколько есть у нас возможностей описать ощущения души, когда он, в конце концов, видит Святую землю, святой город? Сколько случаев представляется нам описать эту древнюю жестокую страну под немилосердным пеклом глазами девушки северных земель, которая всю свою жизнь видела солнце, как через фильтр?

Сколько раз еще есть возможность рассказать о голосах, схлестывающихся в горьком споре в бурные ночи, доносящихся из погребенных под Храмовой горой погребов?

Вот, слепцы могли бы нам рассказать многое об Иерусалиме. Об его особом на вкус воздухе, полном видений, мягких поцелуев в щеки, полном небольших порывов ветра, полном богатств, полном голосов, вовсе не спорящих.

Они хотели здесь остаться, говорили, что через этот воздух они видят почти всё. Если бы не их жажда сражений, остались бы они здесь. Пока они поднимали выколотые глаза к солнцу и пытались найти слова на своем языке, чтобы описать то, что несли их сильные лучи солнца Иерусалима. Они создали новые слова, понятные лишь им. Обо всём этом следует написать, но я не дам Иерусалиму украсть у меня книгу. Идит знает, что я пишу сейчас о Хазарии, и она понимает, что нельзя всё смешать вместе.

С иерусалимским купцом они сначала пришли в Багдад, ибо оттуда выходит караван в Итиль, и туда возвращается. Халиф узнал о воинстве слепцов и пригласил их во дворец. Багдад был тогда огромным городом, одним из самых больших городов в те времена, и сияние имени Гарун-Аль-Рашида реяло над ним. Тысячи Шехеразад в нем рассказывали свои чудные сказки, и можно было нанять в нескольких местах такую Шехеразаду, чтобы она рассказывала сказки всю ночь, и так могла продолжать еще и еще, сколько ты сможешь оплатить.

Слепцы произвели на халифа большое впечатление, показав ему боевые приемы – к примеру, умение взобраться на стены в полной ночной тьме, и халиф предложил им остаться. Денег не обещал, лишь – большие сражения.

Но Ахав сказал: «Нет, спасибо», и приказал им сопровождать его в пути. Новый караван вышел в направлении города Халеб, и они шли за ним, пересекая пустынные долины, слушали голоса хамелеонов, ели финики. Из Арама-Цова в Двуречье через Ливан они дошли до Иерусалима, войдя в глубину страны, малочисленное население которой болело лихорадкой, распухшей селезенкой и животом.