Плохая война - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, жид, и рад бы, и все ты сделал правильно, и патент полковничий меня очень прельщает, но я уже веду войну, понимаешь. Как, как я брошу свой удел? Уеду – и уже в мае здесь будут горцы, они устроят мне полную пустыню.
Тут уже купец побледнел, затряс бороденкой, не ожидал он, видно, такого и, срываясь на петушиный крик, заговорил резко:
– Да разуй ты глаза, рыцарь! Ты живешь в пустыне! Придут горцы, так они разве что поплачут над твоей нищетой. Лачугу твою сожгут, пристань с сараями на берегу? Так то гроши все стоит, тебе же больше предлагают, многократно больше, а справишься – так еще и добычи возьмешь хорошей: мужики-то грабили два года. А не справишься, у тебя золота вдоволь останется, чтобы все тут отстроить заново.
«Ишь ты, как закукарекал, видно, я и вправду вам нужен, купчишки».
– Нет, сказал, не брошу свой удел во время войны. Замирюсь с горцами, так дам знать.
«Хотя у меня уже и так есть дела на то время, когда с горцами покончу или они со мной».
А купец тут и успокоился, вздохнул, отхлебнул вина, по-старчески пожевал губами и сказал в задумчивости:
– Дам еще сто шестьдесят эгемских крон, это мои личные деньги, больше уже ничего не будет: нет – так нет.
«Вот, видно, мы и дошли до предела». Волков ничего не сказал, а лишь показал жестом купцу: ну, доставай свои эгемские кроны, будем считать. Все будем считать.
Глава 40
Наум Коэн выложил большой кошель, и Волков взялся считать аккуратные монеты, отчеканенные в восточном королевстве. Все было верно, монет насчитывалось ровно сто шестьдесят. Тогда он снова собрал их в кошель и велел слугам принести сверху заветный сундук. Как это было сделано, кавалер стал считать гульдены из огромного мешка. Патент, конечно, вещь удивительная, и мысль о том, что он теперь имперский полковник, весьма будоражила кровь, но золото… Золото – это отдельное удовольствие. Того золота, что у него должно было остаться после похода, с лихвой хватило бы на несколько лет жизни. И черт с ним, с этим его домом, с часовней в честь убиенного монаха, с недостроенной церковью и с причалами у амбаров, пусть горцы придут и всё это сожгут, пока его не будет. Возможно, что так даже лучше: может, они сочтут себя отомщенными и удастся завести с ними речь о мире. А потом он уже все отстроит по новой, будет еще лучше.
И так радостно стало у него на душе от позвякивания денег и полковничьего патента, что совсем позабыл Волков про гостя, хоть тот сидел в двух шагах от него. А гость про себя и напомнил:
– Через две недели вам надобно быть на совете у генерала в Нойнсбурге. И желательно уже с первыми офицерами, генерал человек суровый и требовательный, он хочет видеть своих подчиненных и дать им указания.
– Сие разумно, – бросил Волков небрежно, продолжая считать деньги, и тут он вспомнил, что надо бы наконец узнать, кто его командир, и он спросил, не отрываясь от золота: – А кто же будет командовать кампанией?
Купчишка ему и говорит:
– Маршал ваш человек опытный и славный, вы о нем, скорее всего, слышали, зовут его фон Бок.
Волков так и замер с полной пригоршней золота в руке и уставился на гостя.
– Вы с ним что, знакомы? – догадался купец.
– Знакомы? – Кавалер скривился. – Имел несчастье служить под его началом.
– Он очень опытный командир, – сразу заметил Коэн.
– Он очень опытный мерзавец, – ответил Волков. – Который неоднократно оставлял солдат без жалования. Ландскнехты так и вовсе с ним не хотели иметь дела, он все время утаивал деньги, что причитались солдатам, и делил добычу так, что в его войске как-то вспыхнуло восстание.
– Откуда вам это известно?
– Я там был.
– Надеюсь, он вас не помнит, – заволновался Коэн.
– Нет, не помнит, я тогда был простым солдатом, мне тогда еще и двадцати не исполнилось.
Волков злился на себя: ну как можно быть таким олухом, чтобы не спросить имя своего офицера, имя командира кампании. Да это то, что надо узнавать в первую очередь. Спроси он у купчишки сразу… Да нет, конечно, он не отказался бы от дела, но стряс бы с жида еще сотню золотых. Да, давно он не нанимался в войско. Кавалер снова стал считать монеты.
– Через две недели я и мои офицеры будут в Нойнсбурге.
Когда деньги были посчитаны, Наум Коэн подал Волкову бумагу на подпись. То была расписка в получении.
– Вы, кажется, обещали, что для меня будет в вашем трактире номер бесплатно? – напомнил ему купец. – Если так, то воспользуюсь вашим гостеприимством, переночую сегодня тут.
– Для вас бесплатно, – сказал кавалер, удивляясь памяти старика, – но за своих людей будете платить. – И тут Волков усмехнулся. – И имейте в виду, там едят свиную колбасу.
– Что делать, в этой земле везде едят свиную колбасу, – отвечал Наум Коэн, тяжело поднимаясь со стула.
Сундук Волкова никогда не видал столько золота, к той тысяче с лишним монет, что у него были, добавилось еще более тысячи восьмисот. А там еще шар хрустальный, да мелочи всякие драгоценные, да сам сундук весил немало. В общем, слуги, двое крепких мужиков, едва смогли втащить эту тяжесть наверх по лестнице. А вот шкатулку с патентом Волков прятать не стал: ему она сегодня была нужна.
– Эй, Максимилиан, всех офицеров ко мне на ужин, но без жен, господа из выезда тоже пусть будут. Бригитт, сегодня пусть будет у меня праздничный ужин, я жду гостей.
– Неужто вы пойдете на новую войну? – поджав губы, задала вопрос госпожа Ланге.
– Так как же мне не пойти, коли столько мне платят?! – Волков был в прекрасном расположении духа и даже смеялся. – Полтысячи гульденов за одну кампанию.
– Никто не будет платить столько денег за пустяшное дело, – резонно
