Обретение мудрости - Дэйв Дункан

Медный перегонный аппарат из Ки Сана все еще стоял в углу рубки, и на него не претендовал ни Томияно, ни Ннанджи. На следующее утро Уолли отнес его вниз на камбуз и осторожно перегнал немного вина для ошеломленных моряков.

— Получите, — сказал он. — Если захотите обосноваться на берегу, вы сможете сами стать виноделами; однако я подозреваю, что колдунам не понравится конкуренция. Вы можете вскоре погибнуть от неприятной случайности, так что я вам этого не советую. — Они смотрели на него с суеверным ужасом, и заявили, что ни о чем подобном даже не помышляют.

Было ясно, что колдуны, имея перегонные аппараты, для какой бы цели они их ни использовали, рано или поздно должны были открыть способ получения алкоголя. Более интересным для Уолли оказалось открытие, что они делали на этом деньги. Он добавил к перечню вопросов, на которые хотел бы получить ответ, еще один: чем еще торговали колдуны, кроме магических снадобий и заклинаний и спиртного?

Ча находился на левом берегу… следующим городом был Во, на правом. Они чередовались, словно следы чьих-то ног. Когда «Сапфир» причалил, по трапу с некоторым трудом поднялся таможенник, и когда он произнес слова приветствия, Томияно обдало парами спиртного.

— Добро пожаловать в Во, на карнавал! — объявил таможенник и слегка покачнулся.

Брота потерла пухлые руки при мысли о карнавале и о грузе вина, которое можно было продать.

У Уолли зародилось мрачное подозрение. Он повернулся к Ннанджи.

— Готов поспорить на завтрашний наряд в гальюне, что нам не придется поговорить со старостой.

Ннанджи не принял подобной ставки — он вполне доверял предчувствиям своего наставника.

— Иди, продавай свое вино, госпожа, — сказал Уолли Броте. — Я знаю, чем будем делать мы и все остальные, Верно, брат?

— Верно, — сказал Ннанджи. — Карнавал!

Уолли повернулся к Джии.

— Будут танцы! — сказал он. — Вино, и песни, и прекрасные женщины в прозрачных платьях.

Джия опустила глаза.

— Я не могу танцевать, дорогой.

— И маски, — спокойно сказал Уолли.

Он был прав насчет старосты: единственными воинами, которых им удалось найти, были двое юношей, настолько пьяных, что они не могли найти рукояток собственных мечей. Ннанджи пришел в ярость и хотел отсечь им косички, но Уолли оттащил его, прежде чем тот успел начать. Теперь не было никаких шансов на то, что Брота высадит его на берег, даже если он найдет достойных воинов, но, видимо, ему пока не было дозволено встретить хотя бы одного. Он находился в исследовательской экспедиции и должен был выяснить все сам. Он надеялся, что к тому времени, когда они достигнут Ова, он наконец узнает свой урок.

Он ошибался, говоря о красивых платьях. Уровень жизни был здесь не настолько высок, чтобы позволять подобную роскошь. Участники карнавала носили минимум одежды и были с головы до ног покрыты краской, игравшей роль одновременно костюма и маски. Их быстро снабдили запасом краски, и молодежь разделилась на пары, чтобы разукрасить друг друга. Ннанджи предложил свои услуги Тане, но ему пришлось удовольствоваться Катанджи.

Уолли и Джия укрылись в своей каюте и обнаружили, что раскраска тела еще более забавна, чем изготовление костюмов, которое когда-то очень нравилось ему в храмовых казармах. Первые несколько попыток оказались неудачными, прежде чем они смогли сосредоточиться на искусстве.

В эту ночь они танцевали на улицах в свете костров, играла музыка, и вино лилось рекой. В воздухе чувствовалась прохлада, поскольку их кожу покрывала лишь краска, но их согревали громадные костры, бешеная тарантелла и жаркое фанданго, горячее вино, смешанное с тмином и сладкой гвоздикой.

Джия оказалась прирожденной танцовщицей, лучшей из всех, и вскоре начала учить своего хозяина. Они танцевали, пока не наступило утро.

Ннанджи был окрашен в четыре оттенка зелени, словно рыжеволосый эльф, а Тана была золотой феей из какого-то легендарного леса. Прыгая без особого искусства, но с беспредельным энтузиазмом, они оказались чемпионами по продолжительности танца.

На теле Джии блестели серебряные звезды, а Уолли был в костюме Арлекина. Они завоевали большой приз как самая красивая пара карнавала. Не удивительно.

Из Во в Гор…

В Горе двое колдунов остановили Томияно на улице и начали расспрашивать о его шраме, его корабле, его занятиях и его личных привычках. Он вернулся на «Сапфир», ругаясь, с покрасневшим лицом и явно напуганный, клянясь, что в будущем будет держаться от них подальше.

Уолли постепенно собирал информацию о колдунах, но ему не удавалось понять одного — каким образом воинам сражаться с колдунами? Он слышал новые истории об ударах молнии, о таинственных силах — некоторые из которых наверняка были легендами — и душераздирающий рассказ свидетеля о судьбе воинов в Горе, которые преследовали группу колдунов на открытом пространстве под безоблачным небом, лишь для того, чтобы одновременно погибнуть от одного сильнейшего удара молнии. Или это было очередное явление огненных демонов? Тела, похоже, были страшно изуродованы, так же как и в Ове.

Башни внушали страх местному населению, которое держалось от них подальше по ночам, пугаясь странных звуков и света. Катанджи настаивал на том, что все башни одинаковы, и вокруг всех них было много птиц. По крайней мере еще в одной башне покупали конскую мочу, и во второй раз Катанджи увидел доставленного туда осьминога. Колдуны, похоже, неплохо зарабатывали на торговле спиртным. Они покупали самую лучшую кожу. Они продавали любовные снадобья и предсказывали будущее за плату. Их гарнизоны, казалось, всегда были несколько меньше, чем смещенные ими гарнизоны воинов, но кто мог знать, кто был колдуном, а кто нет? Их могло быть значительно больше — замаскированных.

Уолли не мог найти предела их могуществу, никакой щели в их броне. Если в Мире и существовало средство против колдунов, то он о нем не слышал. Холмы начали окрашиваться в осенние цвета, и дни летели с невероятной быстротой. Горы передвинулись к западу. Команда и пассажиры стали почти неотличимы друг от друга, и даже Ннанджи иногда надевал набедренную повязку и бежал вместе со всеми наверх.

Тана продолжала соблазнять лорда Шонсу, не обращая внимание на страстное желание Ннанджи. Сначала Уолли воспринимал это как обычный разврат. Потом он пришел к выводу, что это лишь юношеская влюбленность — Тана, вероятно, была первой женщиной, которая когда-либо по-настоящему отказывала Ннанджи, и она была также единственной доступной целью. Его неослабевающая настойчивость начала казаться неуместной — еще одно осложнение, которого Уолли от него не ожидал. К несчастью, его искусство общения оставалось примитивным, а ухаживания напоминали его застольные манеры — избыток энтузиазма и недостаток утонченности. Он не знал, как следует ухаживать за достойными женщинами. Его наставник не собирался ему что-либо по этому поводу советовать, а Ннанджи, видимо, гордость не позволяла спросить самому.