Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

– Толкни меня на Рудольфовну.

– Что? Ты дурак! Зачем?

– Толкни. Хочу проверить, надела ли она лифчик.

Кайотов тупо ухмыльнулся и поднял вверх глаза с поволокой.

– Она ж тебя старше…

– Это и круто, идиот. Сейчас, когда сойдет с лестницы…

Фаина на ходу проверяла контрольные «летучки» и была сосредоточена на том, чтобы разобраться с кривыми почерками. Кайотов выждал, всей своей массой навалился на друга и толкнул…

Он просто хотел пошутить – ничего такого.

Но то ли его слишком хорошо кормили, то ли мало ел Осокин, то ли Фаина совсем не ожидала резкого удара…

…Всю левую сторону ее тела словно вывернули наизнанку. Шея неестественно выгнулась, и голова, как воздушный шар, начала болтаться в воздухе. Она охнула, подлетела и рухнула на правый бок, прикрывая руками живот. Падая, она прикусила язык, и бумажки вылетели у нее из рук, взмыли в воздух и осыпали ее вертящимся пеплом.

Кайотов стал серым, как высохший асфальт, и на фоне окна в страхе блестели его отупевшие глаза с длинными ресницами.

Он по-настоящему струхнул, когда понял, что Фаине может быть больно. Ведь у учителей не бывает болевых рецепторов – они все с Марса. Только сейчас он заметил, что она ниже их на полголовы и вдвое мельче.

Осокин валялся на полу, делая вид, что корчится от боли, и ноя: «Мои легкие, я их отбил!»

Кайотов застыл и думал подойти к Фаине, но тело его не слушалось, он стеснялся к ней прикоснуться. Она все еще лежала на полу и пыталась поднять голову, часто моргая глазами. Ее желтое платье, похожее на банановую кожуру, было выпачкано в пыли.

Тут Кайотова кто-то оттолкнул в сторону, и парень весь съежился, не успев разглядеть, но почувствовав, что человек этот выше и сильнее его и что плечо у него словно сделано из железа.

Фаина с трудом открыла глаза. Она увидела толпу школьников вокруг себя и тревожное лицо Штыгина, который тряс ее за плечо и протягивал руку.

Она взяла его ладонь и присела – в голове стало туманно.

Учитель физкультуры обернулся, и глаза его засверкали от гнева, желваки на лице заиграли, а шею свело от напряжения:

– Кто сбил с ног Фаину Рудольфовну?!

По толпе прошел рокот. Видя, как странно учительница покачивает головой, Кайотов подошел ближе и залепетал:

– Простите, простите нас, Фаина Рудольфовна. Мы не специально…

Штыгин увидел на полу Осокина, который все еще притворялся, будто корчится от боли, и учителя затрясло. Он вообще теперь не мог находиться рядом с ним в одном помещении.

Артем перестал корчиться и взглянул на него из-под согнутых ног, лицо его сделалось беспомощным, и косой глаз дольше обычного задержался у переносицы.

– Меня толкнули, я не хотел! Он толкнул меня. Ай! Больно!

Лицо Кайотова сменило серый цвет на розовый, и ноздри его раздулись:

– Я не… Мы не специально!

– Отойди! – рявкнул Штыгин и, поддерживая Фаину, направился к ближайшему классу.

Он толкнул дверь, через кабинет прошел в лаборантскую и посадил ее на стул. Фаина Рудольфовна согнулась пополам и схватилась за живот.

– Сходить за медсестрой? Может быть – скорую?

– Нет, се порядке, я шечас приду в шебя, – прикушенный язык распух, Фаина ощупала свои конечности и поняла, что они целы.

– Дать вам воды?

– Дайте… – сказала она только затем, чтобы выиграть еще немного времени и опомниться.

Штыгин вышел. Зазвенел звонок, класс Фаины Рудольфовны, который должен был сейчас быть у нее по расписанию, вошел, радостно гремя стульями и хохоча во все горло. Она слышала их через стену.

– Тихо! – заорал Штыгин. – Сели на свои места и достали учебники. Читаем параграф!

– Какой параграф-то?

– Последний!

Он налил воды из кулера и вернулся в лаборантскую.

– У вас что сейчас, история?

– Угу.

– А почему в кабинете химии?

– Рашпишание шкачет.

– Вот что, я все-таки схожу за медсестрой…

– Не надо. Што вы! Мне уже лучше!

– Как же вы будете вести урок?

– Дам им шамоштоятельную, – прошамкала Фаина, глядя на него сквозь выступившие слезы.

– Подонки… – процедил сквозь зубы Штыгин, глядя в стену.

– Роман Андреевич, не вждумайте разбираца сами. У ваш и так шаткое положение шечас. Не подштавляйтесь!

Штыгин посмотрел на нее испытующим взглядом, и лицо его сделалось спокойнее, он быстро кивнул и вышел.

Фаина села глубже и оперлась на стол. Она опустила голову и посмотрела на свой живот. Ноющая боль поползла снизу и рассеялась в области диафрагмы. «Нет, только не со мной», – думала она и бережно гладила живот.

Дверь скрипнула. Фаина вздрогнула и села прямо, отняв руку от живота.

– Все ждут, – сказал знакомый голос, – там в классе.

– Ученикам запрещено заходить в лаборантшкую, – проговорила она медленно, хлюпнув носом.

– Не бойтесь, Фаина Рудольфовна, я никому не скажу.

– Ты што шовсем штыд потерял?

– Просто сегодня последний мой день здесь. Пора двигаться дальше.

Мальчик с изумрудными глазами сделал шаг вперед.

– Я шкажала выйти! – рявкнула Фаина и ударила ладонью по столу.

Она тут же посмотрела на него с жалостью, словно испугавшись своего голоса. Слезы полились у нее из глаз.

Брови мальчика поползли вверх, он сомкнул веки и задрожал. Она с удивлением увидела, что он тоже плачет, и мгновенно успокоилась. Тут же и мальчик перестал плакать и показал пальцем на ее живот.