Убийца Гора - Джон Норман

Меня охватили ярость и печаль: ярость из-за неожиданного поворота событий, блестящей проницательности моих врагов и моего собственного провала и печаль, глубочайшая печаль о судьбе Элизабет и других девушек. Сердце мое обливалось кровью от сознания того, что надежды Элизабет столь жестоко разрушены; она не сможет даже узнать, что находится вовсе не на пути к свободе и безопасности, какую злую шутку над ней сыграли, пока не почувствует на себе плети нового хозяина, для которого она будет всего лишь очередной рабыней.

Я почувствовал какое-то движение рядом с собой и понял, что пришел Кернус.

Через минуту я услышал его голос.

– Снимите колпак с этого болвана, – сказал он.

Кожаный мешок с меня стянули, и я с наслаждением глотнул воздуха.

Кернус, развалясь, сидел в кресле, насмешливо наблюдая за мной. Рядом стоял человек с большими щипцами в руке и кривым ножом.

– Если ты раскроешь рот во время аукциона, – сказал Кернус, – тебе тут же вырвут язык.

Я с болью в сердце перевел взгляд на деревянные подмостки.

Кернус, отвернувшись, завел разговор со стоящим справа от него Филемоном.

Насколько позволяли деревянные перегородки ложи Кернуса, я осмотрел ближайшие ко мне ряды амфитеатра. Он пестрел туниками представителей самых разных каст Гора. Зал был забит до отказа, даже в проходах стояли люди, среди которых мне удалось различить нескольких свободных женщин. В самой атмосфере зала и в шуме заполняющих его голосов ощущалось скрытое напряжение, ожидание и едва сдерживаемое нетерпение.

Не зная, сколько желающих способен вместить амфитеатр, я определил, что сейчас здесь должно присутствовать не менее четырех, а то и шести тысяч человек, включая и тех, что устроились в боковых проходах между рядами, и тех, что толпились на верхних ярусах. Зал, совершенно очевидно, не был рассчитан на такое количество народа, было душно; лица многих присутствующих лоснились от пота.

Из двери в боковой части центрального помоста появились музыканты и устроились рядом на полу, скрестив ноги. Послышались звуки настраиваемых инструментов. Здесь, помимо руководителя группы, было несколько флейтистов, музыкантов, играющих на калике, каске, маленьких барабанах и других инструментах. Каждый из них по-своему готовился к началу вечера и с отрешенным видом проигрывал несколько тактов на своем инструменте или брал серию последовательных аккордов.

Народ в зале все продолжал прибывать. Несколько рабов быстро взобрались по спускающимся с потолка канатам и открыли расположенные в куполообразных сводах здания большие форточки, сквозь которые я смог различить звезды на ночном горианском небе; ни одной из лун не было видно. В зал постепенно стал поступать свежий, холодный воздух.

– Скоро начнут, – повернувшись ко мне, с довольным видом сообщил Кернус.

У меня не было ни малейшего желания с ним разговаривать. Он криво усмехнулся.

Среди посетителей, с трудом пробираясь сквозь толпу, сновали торговцы вразнос. При таком скоплении народа у них не возникнет больших проблем со сбытом своих товаров. Скоро им снова придется спускаться на нижние этажи для пополнения запасов.

Наконец разговоры вокруг начали стихать, умолкли музыканты, освещение амфитеатра стало быстро уменьшаться, и, когда зал Погрузился в полумрак, в его центральной части вспыхнуло множество электрических лампочек, заливая деревянный помост морем огней.

Каменный постамент в круге света среди темного зала выглядел массивным и значительным.

Интересно, могут ли выходящие на помост девушки видеть то, что происходит в зале? Я огляделся и в отражающихся отблесках света сумел различить находящиеся вокруг меня в амфитеатре лица, а когда глаза привыкли к полутьме, мне удалось рассмотреть даже более мелкие детали. Для девушек, безусловно, важно знать настроение зрителей и то впечатление, которое они у них вызывают, поскольку это во многом определяет их поведение на помосте.

Сура с первых дней курса обучения Элизабет, Филлис и Вирджинии всячески приветствовала присутствие на их тренировках мужчин, что в значительной степени стимулировало старание её учениц.

Внезапно наступившую тишину разорвал удар хлыста, отчетливый и резкий, и зрители тут же впились глазами в центр зала: аукцион начался.

Одетая в короткую серую тунику, рабыня-танцовщица быстро выбежала в освещенный круг и, рыдая, заметалась вокруг каменного постамента. Руки её были протянуты к притихшей толпе, она словно искала, к кому именно ей обратиться, и под музыку плавно бросалась то в одну, то в другую сторону. Через минуту позади неё вырос широкоплечий, коренастый аукционист, держащий в руке шокер для рабов. Девушка вскрикнула и поспешно взбежала по ступеням на деревянный помост. За ней неторопливо поднялся аукционист. Дальше бежать девушке было некуда, и она, продолжая исполнять роль загнанной в тупик рабыни, покружив под музыку по деревянному настилу помоста, опустилась на колени перед человеком с шокером в руках. В зале раздались аплодисменты, послышались одобрительные крики, и девушка, задержавшись на мгновение в финальной фазе своего танца, с радостной улыбкой вскочила на ноги.

После этого ведущий аукциона артистичными движениями своего выполняющего роль дирижерской палочки шокера заставил девушку несколько раз повернуться и пройтись перед покупателями, сопровождая её действия комментариями:

– Вербина, – громогласно объявлял он, – настолько боится мужчин, что даже под угрозой пытки готова бежать от них на край света. Рабыня белого шелка, никогда не бывшая в употреблении, но, судя по документам, давно готовая к нему, в чем, несомненно, сумеет убедить своего будущего владельца!

Зрители заревели от восторга, приветствуя обещания аукциониста. Первым предложением цены выставленной на продажу рабыни было четыре золотых тарна – весьма высокая оценка, позволяющая предположить, что торги в этот вечер пройдут на хорошем уровне. Цена на девушку, как правило, прежде всего определяется её происхождением, комплекцией и общим направлением торгов, которое зависит от конъюнктуры рынка. Девушки, выставляемые на Куруманских подмостках, редко продаются дешевле, чем за два золотых тарна. Цена, несомненно, высока, но следует принять во внимание, что служащие Куруманского рынка отказываются принимать к продаже женщин, не обладающих большой привлекательностью. Через весьма непродолжительный промежуток времени Вербину за семь золотых приобрел какой-то молодой воин. Это более чем справедливая цена при нормальной ситуации на рынке, поскольку стоимость действительно красивой женщины обычно колеблется где-то на уровне сорока золотых, хотя бывали случаи, когда она достигала и пятидесяти. Цена на женщину того же типа, но дикарку, как правило, в два раза меньше.