Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого - Бхагаван Раджниш

Когда-то было невозможно молодому знать больше, чем знают старшие; теперь же старому невозможно идти наравне с молодым. Молодой будет знать самые последние достижения, и разрыв между ними будет, по крайней мере, двадцать или тридцать лет. Научный прогресс движется с такой скоростью, что, как говорят ученые, они не могут писать большие книги ни по какой теме, потому что ко времени готовности книги к публикации она устаревает — ее вообще уже нет смысла публиковать.

Поэтому сейчас в науке вместо больших томов ученые пишут доклады. Они сразу же или зачитывают те доклады на конференциях, или публикуют их в периодике. Они не могут ждать долго, потому что если они промедлят, то кто-то другой где-то еще обязательно откроет что-нибудь еще лучшее.

Когда-то Альберта Эйнштейна спросили: «Если бы вы не открыли теорию относительности (а от нее зависит вся атомная энергетика и все развитие ядерных вооружений), — как вы полагаете, мог ли бы кто-то другой открыть ее? И если бы кто-то другой мог открыть ее, сколько времени потребовалось бы на это?»

Альберт Эйнштейн рассмеялся и сказал: «Не больше трех недель. Если бы я был нерасторопен, то какой-нибудь другой парень опубликовал бы свое исследование». И оказалось, что немецкий ученый уже открыл теорию относительности, — но он просто был лентяй. Он открыл ее прежде Альберта Эйнштейна, но не опубликовал. В мире было, по крайней мере, двенадцать человек, работавших в том же направлении, и все они достигли бы месяца через два-три той же точки, до которой первым добрался Альберт Эйнштейн.

В научной среде, которая теперь является единственной действительной средой знаний, все движется так невероятно быстро, что разрыв между новым поколением и старым поколением становится все больше и больше. Скоро они будут не в состоянии понимать язык друг друга. Это уже происходит: отцы и сыновья сидят рядом и больше не спорят, потому что отцы считают, что у их детей странные идеи, а дети думают: «Бедный старик! Он до сих пор повторяет давным-давно устаревшие истины».

А если они так думают, то какой же возможен диалог? Они уже теперь думают плохо друг о друге, они пришли к своим выводам без всяких дискуссий, без всякого разговора, без всякого диалога. И разрыв становится все больше и больше.

Из-за этого разрыва исчезает тысячелетняя традиция уважения к старшим, потому что ее фундаментальное, основное положение больше не действительно. Та же самая ситуация складывается между студентами и профессорами: профессор знает меньше, чем студент. Если студенты достаточно разумны, то они всегда могут узнать больше, чем профессора. Только глупые и посредственные студенты все еще знают меньше, чем их профессор. Если студенты отправятся в библиотеку и как следует, ознакомятся с последними разработками в любой сфере знания, они опередят своих профессоров лет на двадцать или тридцать.

Та же самая проблема ощущается в каждом учебном заведении, в каждом университете. У студентов нет того уважения, которое у них всегда было в прошлом, — у них и не может быть его. В прошлом это было естественно: учитель всегда знал больше. Сегодня лишь посредственный студент знает меньше учителя. Разумный студент, безусловно, знает больше, чем может себе позволить учитель... Учитель слишком сильно привык к старым идеям, ходившим еще тогда, когда он был студентом, — им, может быть, уже за полвека.

Я вспоминаю свою учебу в университете. Профессор психологии обычно ссылался на имена, которые были значительными пятьдесят лет назад. Теперь вы найдете те имена лишь в Британской Энциклопедии, как историю; они стали абсолютно неуместными — столько воды утекло по Гангу, столько свежих взглядов родилось... Я был просто в смятении. Похоже, к тому времени, когда человек выходит из университета, он перестает читать: ведь все читают только ради экзамена, — а теперь не предвидится больше никаких экзаменов. Они и так постарались, как следует. И если они стали золотыми медалистами, если они достигли высшего класса, они скоро будут профессорами в том же колледже, в том же университете; теперь для них нет необходимости читать.

Мое предложение индийской комиссии по образованию: каждого профессора нужно ежегодно посылать, по крайней мере, на двухмесячные курсы переподготовки — в противном случае он не сможет удержаться на уровне растущих знаний. Это еще одно значение мудрости: знание и его количество; как много вы знаете; насколько хорошо вы информированы.

Но то, как Да Хуэй и мистики понимают мудрость, вещь совершенно иная. Она не является ни прошлым знанием старого типа, которое приходит от опыта, ни новым знанием, которое приходит от образования. Это знание, которое приходит из трансформации, совершившейся внутри вас, результат перехода от различающего сознания к свидетельствующему сознанию. Свидетельствующее сознание есть мудрость, и вы не должны путать смысл этих слов.

Да Хуэй говорит: Постоянно вычислять и строить планы, течь вместе с рождением и смертью, пугаться и волноваться — все это настроения различающего сознания. Все же люди, изучающие путь в наши дни, не узнают этой болезни...

Для людей пути, для людей, которые хотят медитировать, и вступить в свое сокровенное существо, в единственный реальный храм Божий, этот вид знания, этот вид ума, этот тип сознания является болезнью. Он препятствует вашему вхождению внутрь, становится барьером и вовлекает вас в несущественные сферы жизни, в обыденное. Он будет удерживать вас в неведении по самому фундаментальному вопросу: «Кто есть я?» Он даст вам узнать все на свете, кроме самого себя, — а какой смысл знать весь мир, если вы не знаете самого себя?

В момент смерти все ваше знание мира рассеется в воздухе. Только одна вещь уйдет с вами, и эта единственная вещь постоянно игнорировалась — ваше самопознание, ваша самореализация. В сущности, это единственное неведение — не ведать самого себя.

Но даже величайший ученый, величайший философ, величайший мыслитель думает о далеких звездах, думает о загадочных вещах — вроде: «Какова скорость света?» — и работает день и ночь, чтобы ухитриться расщепить атом, и никогда не задумается ни на миг: «Кто же это существо внутри меня? Как устроено мое сознание?»

Безусловно, различающий ум, различающее сознание есть величайшая болезнь, потому что оно будет держать вас в невежестве до самого момента смерти. Тогда вы, конечно же, осознаете, что занимались тщетными упражнениями. Вы знаете так много — и все-таки не знаете, кто же вы есть. Внезапно все ваше знание оказывается бесполезным, вся ваша сила бесполезна, все ваши деньги бесполезны, весь ваш престиж бесполезен. Единственную вещь, которая была бы полезной, вы игнорировали всю жизнь, — а теперь времени уже нет.

Смерть приходит так внезапно, даже не постучав в ваши двери, — она не даст вам ни малейшего предупреждения. Она всегда подходит так тихо, что вы не слышите ее шагов, вы пойманы врасплох. Это такой шок, что большинство людей становятся бессознательными перед смертью. В том, чтобы терять сознание, нет необходимости, но уж очень силен шок: «Я растратил всю свою жизнь...»

Кто-то всю свою жизнь работает, выясняя, сколько разновидностей насекомых живет на земле, сколько существует видов комаров. Для него это, оказывается, важные вопросы. У таких людей нет времени посидеть молча хотя бы несколько минут и отстраниться от различающего сознания, которое от ума, и стать просто свидетелем — что является не-умом, безмолвием, умиротворением, безмятежностью, чистым пространством — совершенно спокойным, без движения.

В этом спокойствии приходит мудрость, а мудрость означает самореализацию. Никакое другое значение мудрости не применимо на пути искателя.

Все же люди, изучающие путь в наши дни, не узнают этой болезни и просто появляются и исчезают среди нее. Люди приходят и уходят. Люди рождаются и умирают, так и не зная, кто же родился и кто умер. Вы рождаетесь без имени и умираете без имени, а все то, что существует между рождением и смертью, исчезает, словно написанное на воде.

Сколько людей жило здесь до нас? — миллиарды и миллиарды людей... и вы не находите никакого следа, что они хотя бы существовали. Они тоже любили, они думали, что великие вещи происходят с ними. Они тоже имели врагов, они тоже сердились, тоже грустили, у них тоже бывали счастливые мгновения. Они тоже знали неудачу и боль от нее; они тоже знали успех и радость от него. Они знали все то, что знаете вы... и когда вы переживаете подобный момент, вы считаете его очень важным.

Подумайте только о тех миллиардах людей, которые всегда полагали, что, когда они влюблялись, это было чем-то уникальным, чего никогда не случалось прежде и чего не случится снова. Но все они исчезли, не оставив и следа. Существовали они или нет, сражались они или нет, любили они или нет — не составляет никакого различия. Солнце продолжает вставать, луна продолжает двигаться, звезды продолжают свои пути. Сущее остается абсолютно незаинтересованным, как будто все то, что вы считаете таким значительным, есть только игра.