Миллион запретных наслаждений - К.Л. Паркер

— Нет-нет-нет. С тех пор как меня перевели сюда, Лейни каждый день была со своей больной матерью, — сказала Фей. — Ей нужно отвлечься. Так вы, ребятки, идите и… отдыхайте. — Она попыталась сдержать улыбку, но Дез, Полли и Лекси захихикали.

Как школьницы, подумала я. Но стало ясно, что признание о божественном сексе Ноя уже никогда не забудется. Мне даже представился эпизод на каком-нибудь шоу Джерри Спрингера, в котором мы все могли бы принять участие: «Моя мать хочет переспать с моим парнем, но он трахает свою двоюродную сестру, его замужняя ассистентка думает о размере его достоинства, а моя лучшая подруга могла от него забеременеть».

Намереваясь воспользоваться неожиданно свалившейся на меня свободой и желая отомстить им за то, что они заставили меня краснеть, я встала, на время выбросив все тревожные мысли из головы. Поцеловав мать в щеку, я взяла Ноя за руку и потащила за собой к двери.

— Ты куда? — спросила Полли.

Я остановилась, посмотрела на подруг через плечо и полным достоинства голосом обронила:

— В музей. Завидуйте мне, сучки.

— Значит, альфа и омега мужской силы, да? — усмехнулся Ной, когда мы вошли в пустой лифт и за нами закрылись двери.

Я сделала глубокий вдох, наслаждаясь его запахом, и, кажется, даже заурчала от удовольствия.

— Что-то подобное.

И вдруг Ной прижал меня к стене своим телом и накинулся ртом на мои губы. Его руки были повсюду: они ласкали мою грудь, сжимали ягодицы, гладили самую сладкую точку прямо под швом-развилкой моих джинсов. Его атака была такой стремительной и яростной, что я даже не успела перевести дыхание. По-моему, значение кислорода переоценивают. Я была уверена, что вполне могу прожить без него: до тех пор пока Ной заставляет бурлить во мне кровь, мое сердце будет биться. Конечно, к тому времени, когда он закончит, мой мозг слегка повредится, но оно того стоит.

Звякнул звонок, оповещая нас, что лифт остановился на нужном этаже. Прежде чем двери успели открыться, Ной отступил от меня и встал рядом. В лифт вошла медсестра с подносом в руках. Судя по тому, как при взгляде на меня округлились ее глаза, она совершенно точно поняла, чем мы собирались заняться. Грудь моя вздымалась, волосы наверняка выглядели такими же растрепанными, как и одежда, кожа пылала. Покончив с осмотром, она перевела взгляд на Ноя… и ахнула. Я тоже посмотрела на него, чтобы понять, что ее так изумило, но не увидела ничего необычного. Уже собравшись приписать ее изумление тому воздействию, которое он производил на всех женщин, я вдруг заметила огромную выпуклость впереди у него на брюках. Я быстро встала перед ним, чтобы перекрыть медсестре вид на ожившего и готового ринуться в бой «приятеля». К счастью, тут в лифт вошла еще одна медсестра, они начали разговаривать. Это означало, что мне не придется выцарапывать этим сучкам глаза только потому, что они пялятся на моего мужчину.

Ной обвил рукой мою талию и прижал к себе, так что его ствол оказался четко между моими ягодицами. Он провел носом по моему уху и потерся об меня телом, шепнув:

— Ревнуешь, Лейни?

Я покачала головой. Он тихонько засмеялся и мягко поцеловал мою открытую шею.

— Ревнуешь. — Его теплое дыхание ласкало мое ухо. — Я хочу тебя. Прямо сейчас. Прямо здесь. В этом лифте. Пока они смотрят.

У меня сердце в буквальном смысле на секунду остановилось. Я никогда не считала себя настолько раскрепощенной, но не удивилась, что эксгибиционизм меня моментально завел. Ной уже выявил самые разные грани моего внутреннего мира, даже такие, о существовании которых я и не подозревала. Я хотела этого так же сильно, как он. И не только ради того, чтобы эти потаскушки знали, что он принадлежит мне.

Лифт наконец остановился на первом этаже, и Ной вывел меня на улицу, где у лимузина его ждал Сэмюель. Едва мы оказались внутри, Ной притянул меня к себе и страстно поцеловал.

— Я скучал по тебе, — сказал он, наконец оторвавшись от моих губ.

Пока мама лежала в больнице, Ной оставался рядом со мной и мы виделись каждый день, но я знала, что он имел в виду. За исключением одного-единственного раза у нас не было возможности уединиться, чтобы — как бы это сказать? — заняться делами. Мы оба были довольно взвинчены, а тут еще на горизонте показалась новая разлука. Но я надеялась, что несмотря на все это мы будет проводить намного больше времени наедине, потому что была готова в любую минуту сбежать с ним куда-нибудь в лес.

— Я тоже, — прошептала я, гладя его по щеке.

Губы его растянулись в озорную улыбку.

— И не думай, что я забыл про наказание.

Я вздохнула, закатывая глаза.

— Только не говори снова об этих дурацких трусиках.

— О да, — сказал он, грубо хватая меня за волосы и заставляя смотреть на него, что меня неимоверно завело. Боже, как я его хотела! — Это был удар по больному месту, и ты знала это, поэтому должна быть наказана.

— И каким может быть наказание, мистер Кроуфорд? — спросила я, охотно подыгрывая ему.

— Есть идея. Ты голодна? — Я кивнула. — Хорошо, потому что у меня для тебя кое-что есть.

Я услышала, как звякнула пряжка его ремня и расстегнулась молния.

— Я скучал по твоим губам, — сказал он, целомудренно целуя меня, потом тяжело вздохнул. — И я очень скучал по твоему рту.

Он говорил не о моем сарказме или остроумии, и у меня засосало под ложечкой, потому что я знала, что за этим последует, и была этому только рада.

Продолжая крепко держать меня за волосы, он наклонил мою голову к своему поясу, его «парнишка» во всей своей красе словно говорил: «Привет! Как дела? Я — то наказание, которое сейчас затолкают тебе в самое горло. Ай-яй-яй… Не нужно было надевать трусики, глупая женщина».

Я еле сдержала смех — такая угроза меня нисколечко не испугала. Как может быть наказанием то, чего хочу я сама? Я бы с этим быстро покончила. Точнее говоря, я сделаю так, что кончит он.

— Я люблю тебя, — пискнула я, надеясь, что это не заставит его передумать. Даже, если он готов отменить наказание.

— Угу… Я тебя тоже люблю, киса. А теперь возьми-ка его в рот, — сказал он, надавливая на мою голову.

Мне нравилось, что он не утратил доминирующего начала после того, как были произнесены признания в любви. Иначе все было бы уже не так. Он перестал бы быть собой, а мне не хотелось, чтобы он менялся.

Угол, под которым мне пришлось наклоняться, был не очень удобным, я соскользнула на пол, села между его ног и взяла руками его «красавчика». Кожа была горячей и гладкой, как шелк, а сам он был тверд, как мрамор, и я не могла им не восхититься. Каждое слово, которое я произнесла, когда расхваливала его, было правдой, и я ужасно по нему соскучилась.