Совершеннолетние дети - Ирина Вильде

Невзирая на кажущееся спокойствие, гармонически царившее на небе и на земле, в природе шла ожесточенная борьба между жизнью и смертью. Среди сухих, сожженных горячим солнцем растений пробивалась сочная молодая травка. Терновник, уже раз произведя на свет плоды, захотел вторично испытать родительскую радость: он зацвел, правда, робко и не так сильно, как весной, но в прозрачном, чистом до звона воздухе миндальный запах этого цветения разносился далеко вокруг. Листва на деревьях не вяла, а лишь, отдавая дань прекрасному, меняла цвета. Да, с красками творилось нечто невообразимое! На самом склоне монастырской горы рос куст. На свежие, сочно-зеленые листья его словно кто-то небрежной рукой набросал свекольно-красные пятна. А небо! Дарка не помнит, чтобы ей когда-либо приходилось видеть такой теплый зеленовато-синий тон. Небо казалось бесконечно высоким и вместе с тем очень близким. Разогретый воздух струился вдали, словно дым. Солнце не грело, а припекало, но летней духоты не ощущалось. Малейшая тень давала прохладу, в лесу, под густой сенью деревьев, было даже сыро и холодно.

Зоя собирала лечебные травы (ее деятельная натура и здесь не находила покоя). Она учила девушку, какие травы и в какое время надо собирать и как хранить. Дарке запомнилось одно лишь название — цветок «Иван-предсказатель», желтый, на высоких стеблях.

Только два воскресенья не ходила Зоя с девушкой на прогулку, и эти дни Дарка считала потерянными для себя. Она слонялась по крохотному садику и, обрывая ромашку, гадала: «Любит — не любит». В эти дни к Зое заходила какая-то женщина, до самого носа закутанная в черную шаль, но, судя по глазам, молодая, — больше Дарка ничего не могла сказать о ее внешности. Они шептались с хозяйкой, и та сразу же начинала собираться. Зоя сосредоточенно надевала выходное, отнюдь не нарядное платье, а у Дарки на кончике языка вертелся вопрос: «Куда?» Но она пересиливала себя и не спрашивала. Оба раза Зоя вернулась домой поздно ночью. И только наутро, не зная, куда спрятаться от вопрошающих глаз девушки, пробормотала что-то невнятное о несправедливости и о наших обязанностях бороться с нею. Но тотчас, словно испугавшись, забрала свои слова обратно:

— Пей молоко и не прислушивайся к тому, что я здесь болтаю…

Дарка оглянуться не успела, как пролетели погожие осенние дни. Это произошло незаметно. Небо, правда, долго и терпеливо подготавливало людей к перемене, но, когда однажды по окнам зашуршал холодный осенний дождь, Дарка восприняла это как обидную неожиданность. Осенние дожди, по словам хозяйки, бывают здесь затяжные.

Ноябрь доживал последние дни.

Уже неделя, как сверху сеется холодная изморось, «свинский дождь». Небо давно утратило южный лазурный оттенок. Посеревшее, лохматое от тумана, оно мокрой грудью наваливалось на землю и давило на крыши, на деревья, на человеческие сердца.

В саду почерневшие, голые деревья плачут от холода и недостатка солнца. Воздух пропитан болотной сыростью, запахом прелой листвы — даже дышать трудно. Под окнами, борясь с ветрами и заморозками, не сдаются георгины. На фоне декорации обнаженного сада даже они не радуют глаз.

Окна не просыхают от слез. Сквозь их заплаканные стеклянные глаза пейзаж за окнами кажется еще более печальным. Дарка, недовольная собой и всем окружающим, снует по низеньким, потемневшим от непогоды комнаткам…

А на Буковине, верно, уже выпал снег. Искристый, он окутал белым покрывалом поля за селом, стер грани между небом и землей. В белом снежном зеркале отражается голубизна неба, и нельзя простым глазом различить, где кончается земное и начинается небесное царство. А солнце! Оно так ослепительно, как не бывает даже в жатву. На него невозможно глядеть, не прикрыв глаза козырьком ладони.

Воздух звонкий, прозрачный, бодрящий! Не воздух, а нектар!

Край родной, ты вдвое роднее на чужбине!

В Даркиной комнате на столике пирамидкой сложены учебники, но у девушки нет большого желания приниматься за них, хотя румынская терминология и поныне приносит ей немало трудностей.

Откровенно говоря, новая гимназия в какой-то мере уже успела отравить в Дарке стремление к знаниям. В женской гимназии Штефанешти учились преимущественно дочери богатых родителей. Они не скрывали, что гимназия для них — лишь мост для перехода в следующую фазу бытия — замужество. Замужество — это цель, гимназия — путь к этой цели.

Кроме того, перед каждой четвертью по установившимся традициям все богатые родители давали директору и учителям бакшиш (каждый соответственно своему карману). Ученицы знали, что учителя получали «подарки», и соответственно вели себя в гимназии. Понимая, что учителя попали не только в материальную, но и в моральную зависимость к их родителям, девушки, особенно богатые, вели себя в классе развязно, буквально терроризировали слабохарактерных учителей, а тем приходилось плясать под их дудку. Надо принять во внимание и то обстоятельство, что преподаватели вот уже пятый месяц не получали жалованья, ибо предыдущий министр финансов ограбил государственный банк и бежал за границу.

Из одиннадцати новых соучениц Дарка пока ни с кем не подружилась. Все, за исключением «трех принцесс», были как будто и неплохие, но ни одну из них нельзя было близко подпустить к сердцу. Только с Илоной Моршан у Дарки сложились относительно хорошие отношения, хотя и здесь сказывалась разница взглядов в вопросах воспитания и, так сказать, этики.

Когда под впечатлением Наталкиного письма Дарка рассказала Илоне, что в Черновицах кое-кто ее очень интересует, Илона тотчас спросила:

— А кем он будет, когда кончит гимназию? Сколько будет зарабатывать?

Сбитая с толку девушка ответила, что Данко пока только заканчивает гимназию, а в будущем готовится стать музыкантом. Илона замахала руками:

— Охо-хо-хо!.. Святой дух да хранит тебя от музыканта! С музыкантом можно крутить романы, но… ох-хо-хо!.. как можно думать о нем серьезно? Музыканты — это нищие! Пусть цыгане занимаются музыкой! Ты подумай над тем, что я тебе сказала. Хорошенько только подумай!

Дарка передала Зое разговор с подругой. Не без задней мысли, конечно. Было интересно узнать, как она отнесется к этому.

С сестрой домнула Локуицы по матери (Зоя почему-то упорно подчеркивала это) у девушки сложились своеобразные отношения. Хуже всего было то, что она до сих пор не знала, что представляет собой Зоя. В Зоином характере уживались нежность и грубость, сердечность и едкая ирония, откровенность и просто обидная замкнутость. Однажды хозяйкой овладела такая нежность к Дарке, что она обязательно захотела перейти на «ты», несмотря на то, что между ними была разница в десять лет. А через три дня у Зои в гостях был какой-то молодой человек, и она не только не пригласила Дарку к столу, как принято в этих краях, но даже на осторожный вопрос девушки, кто он такой, холодно ответила:

— Ты все равно его не знаешь. Просто человек.

Мужчины бывали у Зои довольно часто. Но после такого ответа Дарка делала вид, что не замечает гостей хозяйки. Тогда Зоя первая заговорила, что в Штефанешти на базаре продукты продаются за бесценок. Вот ей и приходится сбывать кукурузу и вино в другие места, а для этого необходимы связи среди купцов. Вот они и приходят («лезут», — сказала Зоя), предлагают свою цену, но Зоя не верит им.

Дарка тоже не поверила. Версия о купцах показалась ей слишком уж подозрительной. Сколько, в конце концов, у Зои этой кукурузы или вина?

Думать, что хозяйка просто любит мужское общество, Дарка тоже не отважилась. Зоя была чересчур серьезна… и набожна. Эта набожность сестры (хоть и по матери!) домнула Локуицы не укладывалась у девушки в голове. Хозяйка почти каждый день бегала в церковь и всякий раз несла туда большую восковую свечку.

— Зоя, ты разоришься на свечах! — как-то заметила Дарка, которую временами раздражала глупая набожность хозяйки.

— Ничего… ничего, это окупится сторицей.

— Как понять?

— Просто, Дарка, совсем просто. На том свете каждая моя свечка превратится в куст винограда… Еще и тебя не раз угощу…

Что это? Ирония или наивная простота? Дарка не могла разгадать.

Узнав о Данке, Зоя процедила сквозь зубы:

— Украинян?

— Да.

— Значит, и впрямь быть ему нищим, если он музыкант…

— Почему?

— Потому… Разве ты не знаешь, Даричка? Чтобы выступать в театрах… или концертах… конечно, не у нас в Штефанешти, а, например, в Яссах, в Бухаресте или у вас в Черновицах, надо иметь право…

— Какое право?

— Надо состоять в музыкальном обществе… Быть его членом, поняла?

— Ну и что? Ты думаешь, Данилюка с его талантом могут не принять в члены общества?

— Не примут, голубушка, не примут! Туда принимают только румын. Это я знаю, как дважды два… Таков закон. Закон! Знаешь, что значит слово «закон»?