Одинокая звезда - Ирина Касаткина

– Что это? – изумился Дима. – Похоже на спутник, только много ярче. И он не двигается.

– Это звезда, – ответила Лена.

– Звезда? – удивился он. – Не может быть. Слишком ярко светит для звезды. Других звезд ведь не видно. Наверно, это какой-нибудь стационарный спутник, иного объяснения я не нахожу.

– Нет, это звезда, – повторила девушка, – Звезда любви Венера. Она одна так ярко сияет в это время года. Мне мама ее показывала. Я люблю на нее смотреть. С нашей лоджии в ясные вечера ее хорошо видно.

Дима вгляделся в ночное небо. Там, в кромешной тьме, ярко горела одинокая звезда. Она была так далека и так прекрасна, что у него защемило сердце.

Я никому не отдам ее! – поклялся он себе. – Она моя звезда – единственная в мире! Я люблю ее, как никто никого никогда не любил! Нет и не может быть силы, которая отняла бы ее у меня. Потому что моя любовь к ней все равно сильнее. И это навсегда.

– Леночка! – замирая от нежности, проговорил он. – Ты знаешь: ты для меня – все! Скажи, а я для тебя хоть что-нибудь значу? Как ты ко мне относишься?

Она коротко вздохнула, поковыряла носком сапожка снег, потом подняла на него свои бесподобные очи и произнесла только одно слово – самое прекрасное из всех слов, придуманных людьми. Она сказала «люблю».

Он обнял ее, и нашел ее губы, и прильнул к ним, и она ответила ему. А из немыслимой дали, не мигая, глядела на них самая горячая планета Солнечной системы – планета любви Венера.

Но холоден был ее взгляд.

Глава 29. Бал отличников

К балу отличников Маринка готовилась, как полководец к решающему сражению. Она надела изумрудное платье – то самое, в котором он ее увидел в первый раз. Удлинила ресницы своей замечательной тушью, потом припудрила их кончики и еще раз прошлась по ним кисточкой. В результате ресницы стали вдвое длиннее, а их взмах рождал ветер.

«Не короче Ленкиных, – решила она, – и вообще, я ничем не хуже! Мы еще посмотрим, чья возьмет».

Она припудрила губы и слегка подкрасила их своей лучшей помадой. Губы стали пухлыми и похожими на розовые лепестки. Самую чуточку подвела глаза, положила под ними легкие тени и удлинила брови. Попудрила носик и чуть заметно подрумянила щеки. И снова превратилась в красавицу из сказок Бажова.

«Красавица южная, – горько подумала она, – никому не нужная. И тут же выругала себя за малодушие и упадническое настроение».

«Я не должна падать духом, – велела она себе, – что бы ни случилось. Даже если увижу их целующимися. Я буду идти по жизни рядом с Димой и ждать. Нет никакой Лены – это фантом. Буду верить, что наступит мой час. Может, Гена что-нибудь придумает. Или еще что случится. Надо сходить в церковь и попросить Божью Матерь – пусть она будет на моей стороне, пусть поможет мне. Ведь я так люблю его! А может, обратиться к какой-нибудь бабке, что делает привороты? Говорят, есть такие. Нет, это грех. Лучше буду помогать ему, буду всегда рядом в нужную минуту. Он любит, когда о нем заботятся. Он оценит».

Полная решимости вернуть себе Диму, чего бы это ей ни стоило, она оделась и вышла на улицу, повторяя в уме стихи, написанные для него. Одно она назвала «Лето». Маринка знала, что лето – его любимое время года. Он начинал его ждать с февраля и уже во второй половине августа расстраивался, что лето катится к концу. В ее стихотворении было и признание в любви к лету – олицетворению самой жизни, – и тоска по уходящему, и боль утраты. Он поймет, он полюбит эти стихи. Он почувствует то же, что и она.

Как тонко роз благоуханье!Как сладок воздух по утрам!

– вдохновенно повторяла она по дороге,

За наши зимние страданьяГосподь дарует лето нам.

Ах, лето! Солнечные ливни,Златых колосьев перезвон.Как зимний срок суров и длинен!Как краток лета сладкий сон!

А мы, растратив дни беспечно,Уйдем в надзвездные края.Как бесконечно длится Вечность!Как кратка радость бытия!

«Я приглашу его на белое танго, – размечталась она, – и прочту ему эти стихи во время танца. И скажу, что у меня есть еще. Будет предлог подойти к нему снова. А может, он сам пригласит. Если понравятся, скажу, что напишу на бумаге и позвоню. Попрошу спеть мне, когда сочинит музыку. Он не сможет отказать».

Строя в уме столь радужные планы, она завернула за угол и вдруг увидела их – Диму и Лену. Она вжалась в стену дома, стараясь не шевелиться, чтобы они не заметили ее, и вся превратилась в зрение.

Но лучше бы она их не видела.

В синей пушистой шапочке и серой дубленке, Лена, румяная и прелестная, шла с рядом с Димой и что-то оживленно ему говорила. А он, бережно поддерживая ее за локоть, все клонил к ней лицо и глядел на нее… Боже! – как он глядел на нее!

Маринка вспомнила его взгляд, обращенный к ней самой. Он всегда смотрел на нее, как на маленькую девочку, которую надо всему учить. С чувством собственного превосходства.

Совсем иначе он глядел на ту, которая отняла его у нее, Маринки. В его взгляде была покорность и бесконечное, какое-то рабское, обожание. Не в силах сдержаться он наклонился и осторожно поцеловал Лену в краешек губ. Она в ответ улыбнулась и по-хозяйски поправила ему шарф.

Все поплыло перед глазами Маринки. Она закрыла их и уперлась лбом в шершавую стену. Безумно хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить. Ведь тогда потекут ресницы, да и вся остальная красота безнадежно испортится. И потому она лишь часто-часто задышала, стараясь проглотить ком в горле. Вот когда она пожалела, что не выпила пару таблеток валерьянки. Валерьянка всегда помогала ей, когда надо было снять напряжение и перестать трястись перед каким-нибудь очередным испытанием, на которые так щедра была ее жизнь.

«Все! Забудь!» – приказала себе Маринка, когда они отошли подальше – настолько, что смогли бы увидеть ее, только оглянувшись. Но зачем им, поглощенным друг другом, было оглядываться?

Они направляются во Дворец по Большому проспекту, а я пойду другим путем, решила она. Пусть приду позже, зато не столкнусь с ними в раздевалке. И по дороге есть круглосуточная аптека. Куплю валерьянку и сожру сразу три таблетки – может, полегчает.

Когда она наконец добралась до Дворца, торжественная часть уже началась. Основной поток раздевавшихся схлынул, и у зеркал крутилось лишь несколько незнакомых девушек. Поджидавшие их молодые люди стояли в сторонке. Они сразу стали глазеть на Маринку, тщательно расчесывавшую у свободного зеркала свои каштановые кудри. От этого у нее немного поднялось настроение. И действительно, тоненькая зеленоглазая красавица в длинном изумрудном платье с разрезом чуть выше колен, глядевшая на нее из зеркала, не могла не притягивать взгляды мужского пола.

С гордым видом она прошествовала мимо и поднялась в актовый зал.

«Неужели в нашем городе столько отличников? – поразилась девушка, оглядывая ряды огромного зала, в которых почти не было свободных мест. – Определенно, половина примазавшихся».

Она, конечно, была права. На бал просочилось множество старшеклассников, которых никак нельзя было причислить не только к славному племени отличников, но даже к хорошистам. Как им это удалось, осталось тайной и для самих организаторов – ведь пропуска на входе проверялись самым тщательным образом.

Стало ясно, что угощения на всех не хватит. И пока шла торжественная часть с прославлением и награждением самых-самых, в соседнем зале срочно выставлялись новые столики, а закуски на тарелочках делились пополам. Была мысль устроить еще раз проверку билетов у входа в этот зал, но от нее отказались, – ведь многие приглашенные уже повыбрасывали их.

Среди награжденных была и Джанелия-Туржанская. Когда под аплодисменты зала Лена пошла к сцене за подарком, Маринке снова стало худо.

«Что, что в ее облике есть такое… притягательное? – спрашивала она себя. – И платье у нее ничего особенного, и туфли не ах. Худенькая, среднего роста, сама скромность. Почему же так хочется смотреть на нее всем – даже ей, Маринке? Какая неземная прелесть таится в разрезе ее глаз, в уголках губ, в разлете бровей? Вот она идет к сцене, и все глядят на нее неотрывно – вся мужская часть зала. Воистину, помани она любого и он пойдет за ней на край света, не раздумывая».

Маринка попыталась пробудить в себе задремавшую ненависть к Лене и не смогла. Вероятно, лекарство начало действовать.

Небось ее мамаша постаралась, недобро подумала Маринка, глядя, как Лена с большой коробкой возвращается на свое место, рядом с которым маячила блондинистая голова Димы. Она прекрасно понимала, что неправа, ведь Лена все годы училась только на пятерки, – а таких даже в их большом городе можно было пересчитать по пальцам. Но ей хотелось так думать.

Вдруг Маринка заметила, что ей кто-то призывно машет из средних рядов. Приглядевшись, она узнала Сашу Оленина рядом с Ирочкой Соколовой. На Ирочке тоже был великолепный наряд: вишневый костюм с длинной юбкой и блестящей вышивкой на плечах. Она улыбнулась Маринке маленькими полными губками и указала на свободное место рядом с ней.