Сегодня – позавчера - Виталий Храмов

— Кто ты? — спросил он у меня. В тёмном лесу вопрос его прозвучал очень громко.

— Я? — удивился я, хотя прекрасно понял, что он имел в виду. Я тянул время — тёмные силуэты придвинулись ближе — бойцы подбирались плотнее — послушать.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я не пойму Вас. По званию всего лишь фельтфебель, но майор и другие офицеры и солдаты слушаются беспрекословно, каждое слово ловят, принимают на веру, как истину. Вы знаете прошлое, будто там были, ведаете будущее. Так кто вы?

— Должен тебя разочаровать — я человек. Нет, не так: я — Человек. Но разве это важно. Гораздо важнее для тебя — кто ты?

— Я знаю кто я.

— Ой ли? Никогда себе не задавал вопроса — тварь ли ты или Человек? Бог-Творец создал людей по образу и подобию своему — творцами. Только Человек может, в отличие от твари безмолвной, сотворить то, чего не было никогда. Ни одному зверю это недоступно. Тварь лишь жрёт, гадит и плодиться. Она больше и не умеет, ей и не нужно. Но, многие из тех, кто считает себя людьми тоже живут так и занимаются только удовлетворением своих похотей и желаний, следуя звериному началу. Живут в страхе и зависти. Вот и спроси себя — Кто Ты? И кто окружает тебя? И кто кумиры твои? К чему стремишься ты? И есть ли польза Мирозданию от твоего существования? Вот когда ответишь на такие вопросы, мы с тобой пообщаемся. Но не раньше. Ведь не поймёшь ничего. Как ученики Христа ничего не поняли из того, что он им говорил. И вы, мои боевые товарищи, что жадно слушаете меня — подумайте. Когда ответите себе на эти вопросы — очень многое станет понятнее. Кстати, страх смерти пропадёт.

Я горько усмехнулся и тихо добавил:

— Смерть — лишь избавление. Долг важнее страха смерти станет.

Стемнело, но не останавливались. Подсел усталый Миша Перунов, тихо доложил, что место под ночлег нашли, приготовили — в километре от нас.

Ночью мы слышали звук далёкого боя, но недолгого. Прибежал Леший, Архип, Кадет и так рядом был. Гадали — что за бой.

— Тяжёлых взрывов не слышно. Ружейно-пулемётная трескотня, гранаты, мины, — резюмировал я свои мысли.

— Вёрст три-пять, — сказал Архип, тоже весь в слухе.

— Командир, я сбегаю, посмотрю, — предложил Алёшин.

— Поглядеть бы надо, может какая часть пробивается. Но, ты не пойдёшь. Подбери толкового командира и человек пять ему в помощь. Только разведка. Глаза и уши — не более. Понял. Исполняй.

Леший растаял в темноте.

— Оказывается, не такие уж это глухие места, — усмехнулся я, — Архип, усиль боевое охранение. И почаще меняй. Тревожно мне что-то.

Посветлу выступили. Потом нас нагнали разведчики. Оказалось, одна из окружённых частей пробивалась через брод на реке. Когда разведчики дошли до места боя — наши уже переправились и ушли, зато немцев было, как грязи, близко не подойти.

— Понятно. Разумно. Зачем нас по лесам гонять? Достаточно перекрыть узкие места — переправы, дороги. Сами на охотников выйдем. М-да… Жаль, зима скоро. Ох, мы бы тут так попартизанили! Немцам бы берёзовых крестов не хватило. Ладно, с ними Бог, он им поможет. А у нас свой путь. Идите, поешьте, отдохните.

Днём наши разведчики выловили одичавших окруженцев в количестве четырёх человек. Все рядовые бойцы. Они тоже услышали бой и пошли на него, рассудив, что страшный конец лучше бесконечного страха. У них на четверых было три винтовки, четыре штыка и девять патронов. Их покормили, приодели и поставили в ряды колонны. Оружие оставили их же, но добавили по двадцать патронов каждому.

— А мене оружие?

— А где твоё?

— А, у мене и не було. Я в части должён был получить, а тут немцы, все бегают, ничего никто не знает.

— И откуда же ты без оружия то следовал?

— С хоспиталя.

— Воевал?

— Не-а. Не успел. На станции как налетели, как начали долбить! Меня и долбануло. Но и тогда у меня ружа не було. Я, грят, маршерутанная рота, не положено.

— Ладно, бедолага. И у нас не положено. Штык где-то подобрал? Вот с ним и воюй. Оружие в бою и добудешь. А что умеешь?

— Это как?

— Где работал, учился чему?

— Конюх я. В школе три класса отучился, отец не велел больше. Читать умеешь, грит, хватит.

— Антип, тут твоего полку прибыло. Конюх.

— Тут каждый второй — конюх. Лучше бы ещё одного механика на этого немецкого зверя.

— Тут уж, Антип, дарённому коню в зубы, сам знаешь, не смотрят.

— Пойдём, горе-дарённый-конь!

К вечеру вышли к маленькому хутору в лесу. Тут дорога от него разбегалась на три ветки. Хутор — небольшой дом, пара хозяйственных построек, огород за забором. Разведка доложила — в доме было трое, старик, хромой мужик с ногой в колодках и девушка. Оцепили хутор, вышли на него основным отрядом — решили здесь заночевать. Но, оказалось, хромого и девушки — нет. Просочившись сквозь редкое оцепление, они скрылись.

— Причём в разные стороны, — закончил доклад разведчик, в оборванной и грязной маскировке в самом деле похожий на лешего.

— Найти, словить, притащить, — приказал я.

Разведчик скрылся, Алёхин тоже дёрнулся, но я его остановил, не удержавшись, схохмил:

— А вас, Алёхин, я попрошу остаться.

Никто, конечно, не оценил юмора. Ладно, прокатит за странность.

— Пойдём с хозяином знакомиться. И вот что, Лёша. Глаза держать широко открытыми. Поведение обитателей этого хутора весьма странное, надо понять почему. Обращай внимание на любое несоответствие.

— Понятно, командир.

Небольшой домик, но из толстенных брёвен. Крепкий порог из толстых досок, низкая дверь из дубовой досок, стянутая железными кованными полосами. У порога — конура порядочных размеров, но собаки нет.

— Там вон, кузня, — один из разведчиков указал на самый дальний маленький сарайчик.

— Нехило, — удивился я., — О-очень интересно. Прямо не терпится познакомиться с этим хозяином леса.

Я постучал в дверь.

— Не заперто, — донеслось из-за двери.

Я махнул рукой, перед дверью никого не осталось. Только тогда толкнул дверь. Без скрипа она отворилась. Выработанный уже боевой инстинкт ждал выстрела в проём двери, но вместо этого:

— Проходите, гости дорогие.

— Лучше перебдеть, чем перебздеть, — буркнул я и хотел шагнуть в дверь, но Леший опередил меня, заслонил собой, постоял секунду, двинулся дальше.

Мы зашли толпой в основную комнату. Крутили головами, осматриваясь. Печь, основательный стол под скатертью, две широкие лавки, в углу образа. Я снял кепку, перекрестился. Мои спутники тоже обнажили головы, но креститься воздержались.

— Вечер добрый хозяин! — кивнул я бородатому мужику медвежьих пропорций, сидящему за пустым столом с руками под столешницей, с прищуром смотрящего на нас.