Несущие смерть. Стрелы судьбы - Лев Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если награжденный глуп, он сможет пить лучшие вина в течение трех лет, даже пяти – ежели любит пить в одиночку.
Если умен – приобретет дасткарт.
Пав ниц, посланец Антиоха ткнулся лбом в траву у ног повелителя, и Селевк, усугубляя милось, подставил под обметанные губы краешек сандалии, оказав счастливцу честь, не всегда доступную и для сатрапов!
А затем приказал:
– Накормить! Записать имя! Напомнить после!
И посланец исчез с глаз долой, дружески подталкиваемый в спину тяжелыми кулаками соматофилаков царя, ухмылками намекающих на то, что такое везение неплохо бы и обмыть…
Селевк улыбнулся.
Сойдя с колесницы, он мог себе это позволить.
…Вот и все.
Сын не подвел, и сын уцелел.
Остальное не так важно.
Главное: честь нынешней победы целиком и полностью принадлежит Антиоху, и вся Азия отныне признает шах-заде достойным наследником великого отца.
Разве не сделал Антиох невозможное, оторвав от фаланги и уведя в степь железную этерию Полиоркета?! Больше того: разве не сохранил мальчик хоть сколько-то катафрактариев, хотя этого от него никто и не требовал?!
Восемь тысяч «бессмертных» были заранее принесены в жертву, и никакой Бог не сумел бы устоять перед таким даром! Но сын превзошел надежды отца и возвращается с десятью сотнями всадников…
Кто бы мог подумать, что из каждой восьмерки один все-таки сохранит жизнь, столкнувшись лоб в лоб с этерией Деметрия?!
Таким сыном можно гордиться!
И Селевк без зависти смотрит в неподвижное лицо Антигона.
Так-то, старик! Не тебе одному повезло с наследником!..
– Повелитель!
Еще что-то?
Увы. Счастья не бывает слишком много. Еще до того, как новый гонец открывает рот, Селевку становится ясно: это донесение не заслуживает награды.
– Плейстарх разбит, государь! Деметрий ушел…
М-да. Не светлая новость. Однако и не черная.
Так себе, серенькая.
Пока что Деметрий не в счет.
И все же, все же…
– Лови!
Попытавшись, но так и не сумев перехватить монету, гонец не разыскивает ее в ковыле, предпочитая исчезнуть от греха подальше, и зверовидные соматофилаки провожают его понимающими и вполне одобрительными взглядами.
– Постой!
Пятящийся замирает.
– Что с Горбуном?
– Ранен. Тяжело. Но будет жить, повелитель…
– Фессалийцы?
– Мы были, базилевс. Нас – нет.
Насурьмленная бровь властителя Азии вздрагивает.
– Вот как? Лови!
На сей раз руки гонца не упускают дара. Перстень, не из самых ценных, однако же и не дешевый, попадает точно в ладонь, и грек кланяется, согнувшись пополам.
– Накормить! – приказывает Селевк. – Имя не записывать!
В сущности, все к лучшему. Никому и в голову не придет связывать успех сына с конницей Плейстарха, так и не сумевшей задержать отступающую этерию Полиоркета. Подумать только: не задержать разбитых!
В песнях аэдов Европы и достанах азиатских гусанов не будет упомянут Плейстарх.
И это – хорошо.
Хватит с Горбатого и того, что брат его может умирать спокойно. Много времени утечет прежде, чем Деметрий оправится после нынешнего разгрома.
Если сможет оправиться вообще…
– С победой, брат!
Бесцеремонно прорвав кольцо стражи, возникает Лисимах. От фракийского вепря разит звериным потом, кислым вином и натужным, непохожим на искреннее, весельем.
– Ого!
Наткнувшись взглядом на ряд неподвижных тел, Лисимах на мгновение смолкает.
Затем – гогочет, словно зашедшийся в истерике гусь.
– Ты смотри, все здесь, а?! Нет, Селевк, кто бы мог подумать?! – В удивленном голосе его вдруг вскипает нечто, похожее на зависть. – А Железный-то, вроде даже и не постарел, а, Селевк?..
Шах поморщился.
Этот человек был ему неприятен, и необходимость блюсти видимость приличий тяготила неимоверно.
Чувство гадливости возникло совсем недавно, после донесения о том, как Агафокл телом своим прикрыл отца от укуса сариссы, и отец, лишь вскользь поглядев на рухнувшего сына, не нашел иных слов, кроме хмыкающего: «Заживет, как на собаке…» Такое трудно понять…
– Нет, Селевк, ну ведь не постарел же совсем!
Лисимаха несло. Он говорил, кажется, не особо и прислушиваясь к собственным словам, и уж конечно, не обращая внимания на холодновато-отстраненную гримасу шахиншаха.
– Тю! Арриба! Вот бедолага!.. Между прочим, я ему, помнится, коня продул в кости, там еще, в Вавилоне… слышь, Селевк?.. Аккурат за день, как Божественный слег… Хороший был конь, Селевк, да ты ж, наверное, помнишь Рыжка моего, а? Ведь огонь же был, а не лошадка, так ведь?!
Лисимах брызгал слюной, и на его потное лицо было страшновато смотреть даже видавшим виды телохранителям властелина Азии.
– Калликратид! Братишка!.. И ты тут!.. Да, Селевк, так вот, я ж Аррибе коня проиграл… Ну, ясное дело, сразу отдавать не стал, думал, отыграюсь, а там как закрутилось, так уж и не до коняки было… Вот, значит, в долгу и остался, а нынче, выходит, ни Рыжка, ни Аррибы… А, Селевк?..
Селевк не слышал. Ибо – не хотел.
Шахиншаху хотелось одного: поскорее увидеть сына.
И вдруг хрип Лисимаха оборвался.
Владыка Фракии глядел на Антигона.
Нехорошо глядел.
Так смотрят, собираясь плюнуть…
«Пусть попробует, – подумал Селевк, ощущая горький привкус злобы, вяжущий глотку. – Пусть попробует…»
Он не знал еще, что сделает, если Лисимах осмелится оскорбить павшего. Но соматофилаки, уловив непроизвольное движение бровей, напряглись, готовые прыгнуть…
Не пришлось.
Вместо неизбежного произошло неожиданное.
Опустившись на колени рядом с телом Одноглазого, Лисимах пристально вгляделся в заострившиеся черты и нежно провел квадратной ладонью по холодному лбу.
– Эх, Анто, Анто!.. Вот ведь как оно получилось…
Сейчас он, похоже, не замечал ни изумленных лиц воинов, ни перекошенного рта Селевка. Он просто забыл об окружающем.
А когда вспомнил, лицо человека вновь сменилось привычной кабаньей харей и голос сделался гогочущим, как обычно.
– А щенка твоего я все равно достану, Кривой! Будет знать, как старших дразнить…
Подмигнул Селевку. И привычно гоготнул:
– Гы!
Но шахиншах уже не презирал Лисимаха.
Напротив. В этот миг Селевк досадовал на себя. Медяк цена властелину, столь плохо знающему своих соседей…
То, что давило в груди, могло теперь быть разделено на двоих, и это было неимоверным облегчением.
– Брат! – почти прошептал Селевк, не умея заставить себя указать на молчаливую шеренгу павших и зная, что в этом нет нужды. – Тебе не кажется, что здесь не хватает только нас с тобой? Ну, еще Лага…