Воин тумана (Воин - 1) - Джин Вулф

- И все-таки, должно быть, нашелся такой смельчак, который сбегал с мерной рейкой к стене города, - не сдавался Пасикрат. - Впрочем, может быть, глубокой ночью...

- Нет, зачем же! - усмехнулся Гиперид. - Я сам измерил высоту стены, причем средь бела дня. Сперва я попросил одного лучника... вот, кстати, и он. Подойди-ка сюда, Оиор.

Огромный бородатый мужчина в широких штанах подошел к нам, шаркая ногами. В руке он держал молот; ни за спиной, ни на поясе у него не было и намека на колчан со стрелами. И все же я знал, что лысый Гиперид не ошибся: у бородача был зоркий взгляд лучника.

- Мы привязали к стреле тонкую бечеву, - продолжал Гиперид, - Оиор выстрелил, и стрела вонзилась в землю у самого основания стены. Мы отрезали веревку, и, подтащив стрелу к себе, измерили длину бечевы. Так мы узнали расстояние от того места, где стоял Оиор, до крепостной стены.

- Но это еще не высота стены, - возразил Пасикрат. - Разве что вам очень повезло, и вы...

- Нет, дело тут, конечно, не в везении. Мы воткнули в землю меч, чтобы высота его была ровно локоть, и, когда тень от стены достигла того места, откуда тогда стрелял Оиор, мы измерили длину отбрасываемой мечом тени и разделили длину бечевы на длину этой тени. В итоге и получилась искомая высота стены: сорок семь локтей.

Лучник Оиор улыбнулся мне и коснулся лба в приветственном жесте.

Когда мы вернулись в палатку, Пасикрат отослал Дракайну и Ио, а мне сказал, протягивая руку:

- Я вижу, ты снова носишь свой меч, Латро. Отдай его мне.

Я отстегнул меч и сказал:

- Смотреть ты на него можешь сколько угодно.

- Отдай мне свой меч, - повторил он.

Уже по его чересчур ровному тону я догадался, что он задумал.

- Нет, - сказал я и вновь пристегнул меч.

Он свистнул. Наверное, он давно задумал меня проучить, пока мы снова не отправились осматривать крепостные стены или не встретились с Ксантиппом, потому что рабы его появились мгновенно. У одного в руках было два дротика, а у второго - плетка "скорпион" с тремя хвостами. Они вынырнули у меня из-за спины, а сам Пасикрат тут же перекрыл второй выход, держа руку на рукояти меча.

- Твои люди могут убить меня, - сказал я, - но бить меня они не будут никогда. - Я вспомнил его слова о том, что эта Каллеос якобы продала меня регенту. - А если они убьют меня, что скажешь ты своему хозяину?

- Правду, - пробурчал Пасикрат. - Сест не был взят, ты проявил леность и вел себя нагло. Я попробовал дать тебе урок, но ты стал сопротивляться. - Его гоплон был прислонен к стене палатки у входа. Заученным движением он ловко подхватил его и надел на руку. - А теперь отдай мне меч, плащ и хитон, - приказал он мне, - и будь благоразумен.

- Вот уж никто не считает вас, спартанцев, людьми благоразумными, сказал я.

- Потому-то все и оказались нашими илотами или скоро будут ими. - Он глянул на своих рабов: - Ну, Кейр и Текмар, давайте - только не смейте убивать его!

Оба его раба были недостаточно хорошо вооружены, чтобы захватить вооруженного мечом воина, так что случившееся в следующую минуту можно было бы назвать нелепым, если б это не было так ужасно. Первым на меня двинулся раб с плеткой, страшно щелкая тремя ее хвостами в воздухе и рассчитывая меня запугать. Я отступил назад и рубанул мечом по "хвостам" из воловьей шкуры. Он резко отшатнулся и напоролся на один из дротиков, который держал наготове стоявший позади него второй раб.

Самое ужасное - что при этом он остался жив и теперь буквально истекал кровью. Хватая воздух ртом, точно выброшенная на берег рыба, он выронил свою плетку и судорожно замахал руками.

Я подхватил плетку, успев краем глаза заметить бросившегося на меня Пасикрата. Кнутовище оказалось из какой-то тяжелой и плотной древесины, а "хвосты" самой плетки, с наконечниками из свинца, извивались так, словно готовы были удушить человека. Что было силы я хлестнул плетью Пасикрата по ногам.

Однако он оказался проворен и успел закрыться щитом, так что кнутовище грохнуло по бронзовой пластине его гоплона. Тогда я рубанул сверху вниз Фалькатой - это наиболее мощный удар, - и снова он оказался ловчее меня и успел поднять щит, хотя клинок прорезал бронзу, точно кусок сыра, до середины и так же легко вышел наружу.

Пасикрат пронзительно вскрикнул. Его вопль был похож на женский, хотя бросился он на меня с яростью настоящего мужчины и заставил отскочить в сторону.

Я коснулся локтем стенки палатки и заметил свой свиток. Он лежал на тюфяке, совсем рядом со мной, так что я быстро наклонился и схватил его. Чем, видимо, и спас себе жизнь: дротик просвистел прямо у меня над ухом, чуть задев его, и этот звук я ощутил как удар. Из рассеченного уха ручьем полилась кровь.

Дротик рассек стенку палатки, я бросился в эту дыру и побежал на восток, мимо палаток, прямо через поля - куда-то по направлению к Персеполису, как мне казалось, в самое сердце Империи, хоть и сейчас не знаю, откуда мне известны эти географические названия.

Добравшись до холмов, я отыскал какую-то впадину и рухнул на землю, ибо бежать больше не было сил. В голове стучало, в ушах слышался странный шум, будто мчался разлившийся в половодье огромный поток. Вскоре серые тучи, висевшие низко над землей, рассеялись, и показалось солнце, похожее на алую монету. Я мхом унял кровь, текшую из рассеченного уха, вытер палой листвой измазанный в крови клинок и, развернув свой свиток, прочел из него достаточно, чтобы узнать, что должен непременно продолжать записи.

Потом я некоторое время писал, отдыхая и прислушиваясь, нет ли погони. Но погони не было. Я решил снова бежать на восток, когда взойдет луна. Главное - не забыть, что я беглец и от кого убегаю. "Я должна помнить все для тебя", - так сказала Ио, когда мы рассматривали с ней боевые осадные машины афинян. Жаль, что сейчас Ио со мною нет.

41. МЫ - В СЕСТЕ

Да, я был послан сюда богиней, и никакой это не сон. Как легко было бы написать, что мне все это приснилось! Многие так и делали. Однако я уверен, что богиня не снилась мне, ибо она-то меня и разбудила.

А до ее появления мне снился сон о любви, и у женщины в этом сне были волосы цвета воронова крыла, а может, мне так казалось при лунном свете. Глаза ее горели желанием, она сама льнула ко мне, направляла меня. В темных и спокойных водах озера отражались тысячи звезд; на его берегах мужчины в рогатых шутовских масках совокуплялись с женщинами в венках из виноградных лоз; гремели бубны и тамбурины.

А потом я проснулся.

Та черноволосая женщина мгновенно исчезла, музыка смолкла. Мое рассеченное ухо горело. Вокруг высились темные мрачные скалы, воздух был холодный, влажный, в нем чувствовалось приближение зимы и, снегопадов. Я слышал бормотание ветра среди дубов, и мне вдруг показалось - не знаю почему, - что ветер высказывает вслух мысли самого Зевса, верховного бога, которому мало дела до простых смертных. Мне показалось, что бог этот безумно зол и черные мысли обуревают его - ветер будто повторял все время одно-два слова, точно призывая кого-то к мести.