Падение царского режима. Том 2 - Павел Щёголев

Председатель. — Значит, нельзя объяснить иначе, как просьбой?

Протопопов. — Вероятно, просьбой.

Председатель. — Но все-таки, за что же увеличить пенсию? Человек по 3-му пункту уволен, ревизия дает отрицательные данные, министр внутренних дел находит, что он человек неладный и даже просто скверный, — почему же увеличить пенсию?

Протопопов. — Для того, чтобы этот человек больше здесь не был. Вот, собственно, в чем была моя мысль: удалить его.

Председатель. — Амфитеатрова, чтобы он тут не был, выслали.

Протопопов. — Да, я тут уже думал об этом, но я не знаю, удалось ли бы это. Это вопрос.

Иванов. — Почему?

Протопопов. — Нашлись бы заступники. Конечно, я глубоко виноват, но уверяю, я пришел в очень тяжелое место, самое отвратительное, какое только можно себе представить. Я одно могу сказать: воровства не было. Это факт.

Председатель. — Позвольте мне огласить письмо. «Глубокоуважаемый и богом благословенный и обожаемый государь… (читает). Это вы писали? (Показывает письмо.)

Протопопов. — Нет.

Председатель. — Тогда кто же? Эта рука вам не может не быть знакома?

Протопопов. — Это рука Бурдукова, который написал набросок того, что я бы написал.

Председатель. — Это проект вашего письма к бывшему императору по поводу дня его ангела 6 декабря 1916 г.?

Протопопов. — Это не было послано.

Председатель. — Меня интересует другая сторона: значит, это рука Бурдукова. Теперь. «Ваше императорское величество, всемилостивейший государь, не имея возможности принести вам в день вашего ангела мои верноподданнические…» (читает.) Это кто писал? (Показывает.)

Протопопов. — Это моя рука. Но это тоже, я думаю, не было послано. Я так не пишу.

Председатель. — Я точно прочел.

Протопопов. — Я стараюсь вспомнить, было ли послано или нет.

Председатель. — Занесите, г. секретарь, что было предъявлено. Письмо это на бланке от управляющего министерством внутренних дел. Будьте добры сказать, кто это писал? (Показывает.)

Протопопов. — Не узнаю этого почерка.

Родичев. — Слова те же самые, что и у Бурдукова.

Протопопов. — Почти те же, но другая рука. Я не помню, г. председатель.

Председатель. — Какие отношения существовали между вами и Бурдуковым?

Протопопов. — Он часто ходил. Мы были в кавалерийском училище. Вероятно, когда-нибудь он был у меня…

Председатель. — Но это не почерк Бурдукова?

Протопопов. — Нет.

Председатель. — Вы давно знакомы с Бурдуковым?

Протопопов. — Я с ним знаком года три.

Председатель. — Вы говорите, вы были с ним в кавалерийском училище?

Протопопов. — Мы однокашники.

Председатель. — Как вы познакомились и по какому поводу?

Протопопов. — Я с ним встретился в Азовско-Донском банке, затем он стал бывать, и так познакомились.

Председатель. — Какое его общественное положение?

Протопопов. — Он был шталмейстером двора.

Председатель. — Это — звание, а что он делал в жизни?

Протопопов. — Я не знаю. Он и коммерческими делами занимается в значительной мере.

Председатель. — Он тоже член какой-нибудь патриотической организации?

Протопопов. — Да, он правый, но не такой безумно правый человек.

Председатель. — Я вернусь немножко назад. Я задал несколько вопросов, но забыл предъявить документ, сюда относящийся, — «2–3 октября. Совет министров — дороговизна» Что же, государь согласился с меньшинством?

Протопопов. — Он хотел мне передать.

Председатель. — А вы в меньшинстве голосовали?

Протопопов. — Я и председатель совета министров.

Председатель. — Т.-е. вы и Штюрмер. Дело идет о продовольствии.

Протопопов. — 31 октября мой доклад государыне. Просил не приводить в исполнение решения.

Председатель. — Почему министр внутренних дел просит о неприведении в исполнение государыню, а не государя?

Протопопов. — Потому что это скорее. Я мог поехать в Царское, а государю нельзя было объяснить, меня это затрудняло.

Председатель. — Вы не представляете себе того, что вы говорите. Министр внутренних дел и глава верховной власти… отношения такие, что, очевидно, по представлении министром внутренних дел, государь, в силу предоставленной ему власти, соглашается с меньшинством совета министров. Потом министр внутренних дел решает не приводить в исполнение решение этого меньшинства. Так вот, на мой вопрос: «Почему вы об этом докладываете государыне?», вы отвечаете: «Это скорее».

Протопопов. — По докладу министра внутренних дел, государь решил присоединить свое согласие «и я» — к меньшинству. Я этого не мог докладывать. Все дело шло к тому, чтобы передать мне продовольствие.

Председатель. — Как оно шло? Вы боролись за это?

Протопопов. — Это не есть удовольствие — дело продовольствия, работать над этим делом. Это есть колоссальный крест, который… Я мог бы, может быть, это сделать.

Председатель. — Вы так думали и этого добивались?

Протопопов. — Я не добивался. Меня царь позвал и сказал: «Главное — продовольствие, можете ли вы что-нибудь сделать?» Я собирал, я работал.

Председатель. — Так что это была не ваша инициатива, а приказание?

Протопопов. — Не приказание, а программа: вот, что нужно делать. Когда пришло согласие государя, подходит сессия государственной думы. Как можно допустить? Накануне или 30-го, за день-два, по 87 ст. это — вещь невозможная. Что я мог сделать? Телеграфировать государю, это — долго. Между тем, если сказать государыне, то через 10 минут ее телеграмма в Ставке. Я тогда поехал к государыне и объяснил ей.

Председатель. — Так что это было сделано для скорости?

Протопопов. — Государыня была в курсе этого дела…

Председатель. — Скажите, пожалуйста, почему же вы 28-го октября стояли за подписание журнала меньшинства, а 31 октября поняли, что накануне думы нельзя проводить закон в порядке 87 статьи?

Протопопов. — Было так. Сначала государь согласился, а потом я предложил устроить совет трех министров. Продовольственное дело было слишком связано с провозом и земледелием. Уже существовала организация, которая была желательна. Значит, нужно было все это связать вместе. Я думал сделать совет трех министров и об этом говорил государю, докладывал. Это немного затормозило дело. Вследствие этого и журнал так поздно пришел.

Председатель. — На мой вопрос, почему вы докладывали государыне, вы отвечаете для скорости, и потом пояснили, что долго в Ставку, а государыне — через 10 минут. Вам известно было, что существует такая форма общения людей, стоящих у власти, которая называется разговором по телеграфу?

Протопопов. — Я лично никогда этим не пользовался.

Председатель. — У вас принципиального непользования не могло быть. Если министру внутренних дел нужно экстренно снестись с главой верховной власти и если для этого есть возможность пойти в главный штаб, в квартиру военного министра, и переговорить с государем по телеграфу, то зачем министру внутренних дел ехать в Царское Село и т. д.? И когда его спрашивают, зачем он это делает, он говорит: «Я это делаю для скорости».

Протопопов. — Я теперь соображаю, что можно было поехать туда, но я не знал, что есть такой провод. Я думал, что это есть особый царский провод. Затем я не скрывал от государыни этого дела.

Председатель. — Вы несомненно не скрывали, потому что вы докладывали.

Протопопов. — Она была в курсе дела.

Председатель. — Доклад по серьезному вопросу супруге царствующего императора… при чем тут она?

Протопопов. — Это было даже мне указано: если быстро что сделать, — скажите государыне.

Председатель. — Вы ссылаетесь на словесное высочайшее повеление?

Протопопов. — Так точно. Это определенно, я на него должен ссылаться.

Председатель. — Предъявлен листок бумаги, на котором написано: «2–3 октября, совет министров. В правом крыле государственного совета не хватает голосов 10–15» (читает).

Протопопов. — Так точно, это я все помню. Это моей рукой написано. В правом крыле государственного совета не хватает 10–15 голосов.