Ловушка страсти - Джулия Лонг

Что он ни придумал бы, эти мысли совершенно его не успокоили.

— Вот мы и встретились. — Герцог обращался к Джейкобу и тоже склонил голову, но это была скорее пародия. — Как ваша лошадь, Йен?

— Она здесь, — слабым голосом ответил Йен после секундного молчания.

Его лошадь вернулась домой от леди Абигейл.

— Умное животное, — согласился герцог и не высказал вторую половину фразы: «В отличие от своего хозяина…»

— Что привело вас в Эверси-Хауе, Монкрифф?

Йен был безупречно вежлив, но голос звучал чуть выше обычного. Его ноздри раздувались, вокруг них появились белые полосы.

— Случай, — просто ответил Монкрифф.

И одарил Йена улыбкой, похожей на оскал волка, загнавшего добычу в угол.

Пока герцог был наверху, осматривая комнату и ставя ботинок на постель Йена, Женевьева тщетно попыталась скрыться в спальне. Колин ускользнул к себе домой, Йен поднялся наверх, Оливия исчезла…

Но их мать не дремала и перед самым приездом герцога поймала Женевьеву в холле.

Что было известно членам семьи Эверси о герцоге Фоконбридже? Джейкоб ответил бы, что у него потрясающее чутье на выгодные денежные вложения, он ни разу не связался с клубом «Меркюри» Исайи Редмонда, а значит, может стать прекрасным деловым партнером старшего Эверси. Джейкобу нравился скот, которым владел герцог, — шесть одинаковых стойл, нравилось его новое ландо. И он даже с одобрением воспринимал его репутацию, поскольку семейство Эверси тоже хранило множество тайн, а по поводу того, как им удалось получить столь огромное состояние, постоянно ходили различные слухи. Джейкоб одобрял умение герцога играть в карты, и ему не терпелось самому сразиться с ним.

Если бы спросили мнение Женевьевы, она бы ответила, что герцог очень высокий мужчина. У него светлая кожа, темные волосы. От него так и веет нетерпением и чувством собственной значимости, стоит ему войти в комнату, на вас словно налетает устрашающий порыв ветра. Даже когда он долго находится без движения, всегда в нем чувствуется какая-то сила, кажется, ой готов вот-вот ринуться вперед. Женевьева видела, как герцог стоял на балах, заложив руки за спину, словно Веллингтон, обозревающий поле битвы, а присутствующие вежливо обходили его на почтительном расстоянии, как будто он был окружен рвом. Герцог не заметил Женевьеву (она была миниатюрной девушкой) на двух балах, где присутствовали они оба, и она испытала от этого облегчение. Она не знала, красив ли герцог, хотя женщины считали, что исходящая от него тихая угроза очень притягательна, и никто в его присутствии не закрывал глаза от ужаса. Просто Женевьева никогда не смотрела на герцога слишком долго, чтобы прийти к определенному мнению.

Конечно, до нее доходили слухи, будто он отравил свою жену, которая скончалась загадочным образом, а он унаследовал все ее состояние. Рассказывали, что он устраивал дуэли на мечах, а однажды застрелил человека просто ради удовольствия, говорили, что он разрушал жизни людей, посмевших предать его, и происходило это порой через несколько лет, а значит, он мог долго и хладнокровно вынашивать свой план мести. Какое-то время он был помолвлен с Абигейл Бизли, но сейчас помолвка разорвана.

И вот теперь герцог стоял в их холле.

Он беседовал с отцом Женевьевы и, кажется, улыбался. Ее отец умел вызывать улыбки на лицах людей, а ее братья не просто так были известны своим проказливым обаянием. Скорее всего они обсуждали экипажи, лошадей или что-то в этом духе, объединяющее мужчин во всем мире.

Склонившись на перила, Женевьева видела, как служанки, сбившись в кучу, жадно смотрели на герцога и перешептывались, словно мыши, увидевшие кота. Как будто они могут быть в безопасности, держась вместе.

Девушки тут же разбежались, как только по мраморному полу раздался стук каблуков Изольды Эверси.

Все еще привлекательная миссис Эверси с жизнерадостным и целеустремленным видом направилась к дочери — дурной знак.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, Женевьева, милая.

Мать потащила ее в зеленую гостиную, которую называли так, потому что в ней все действительно было зеленого цвета. Изящная гнутая мебель, удобный пышный диванчик, длинные бархатные шторы, отделанные шнуром с серебристыми кистями. Спокойная комната, если не считать яркой вспышки причудливых цветов в углу.

— Ну и ну! Да здесь просто настоящие джунгли! Однако молодые люди будут продолжать присылать цветы, — заметила миссис Эверси, осторожно коснувшись заостренного листка.

Многочисленные поклонники Оливии были настойчивы, возможно, потому, что красивая Оливия была к ним совершенно равнодушна.

Нет, конечно, Женевьева тоже получала цветы. Обычно это были романтические букеты или цветы приглушенных, нежных тонов, ничего яркого. Ее поклонники полагали, будто Женевьева Эверси предпочитает цветы, собранные на лугу. Летние цветы, намного более практичные, милые и спокойные.

Изольда обратила свой взгляд на дочь.

— В чем дело? — отрывисто спросила она.

— Ни в чем, мама.

— Ты выглядишь больной. Бледная, как полотно, даже позеленела немного. Попрошу Гарриет приготовить тебе настой.

Итак, ее сердце было разбито самым жестоким образом, а теперь ее через несколько часов отравит кухарка своим ядовитым зельем. Данте был бы вдохновлен.

— Тогда я уж точно заболею, мама, — с тихим отчаянием ответила Женевьева.

Однако надежды не было: мать уже приняла окончательное решение.

— Сегодня просто прекрасный день для прогулки, Женевьева, — с подозрительным оживлением продолжала миссис Эверси.

— Нет, — возразила Женевьева.

По ее мнению, во время прогулок случались ужасные вещи. Она бы согласилась пойти прогуляться, только если бы дорога увела ее как можно дальше отсюда, например, к утесам Дувра.

— Знаю, что ты уже выходила, но пребывание на свежем воздухе тебе не повредит. — Миссис Эверси была совершенно глуха к возражениям дочери. — Думаю, было бы неплохо, если бы вы, молодые люди, взяли с собой герцога (конечно, строго говоря, герцог уже не был так молод) и показали ему развалины. А то скоро пойдут дожди, и холм превратится в кучу грязи.

Женевьева пришла в ужас. Нет, нет, только не это. Сейчас ей больше всего хотелось закрыться в своей комнате, улечься на кровать, обхватив себя руками, чтобы приглушить боль. Вряд ли ей удалось бы заплакать. Не сейчас, возможно, это случится позднее.

А теперь каждый звук, взгляд или ощущение словно острыми иглами пронзали ее. Ей было невыносимо больно. Она была не в состоянии заставить себя беседовать с герцогом Фоконбриджем.

Честно говоря, ей следует навестить своего кузена Адама, викария, чтобы поведать ему о своих грехах (если она их совершила, то они вряд ли уж такие ужасные?) и понять, какой именно отправил ее прямиком в чистилище, возможно, все вместе. Наверное, если вы долгое время не каетесь даже в мелких грешках, наказание будет суровым и внезапным.: