Охотничьи рассказы - Евгений Чарушин

Я бежал во весь дух, что есть мочи. А по кочкам как бежать! Прыгнешь раза два-три и валишься с ног. И у Томки тоже все четыре ноги проваливаются, он то на брюхе ползет, то катится куда-то вбок, как сосиска по блюдечку, то прыгает с кочки на кочку, как лягушка. Раза два он обогнал меня, сунулся под ноги, я с маху так и перекувыркнулся через него.

Хорошо, что и коровам нелегко было бежать, а то бы они меня сразу догнали.

Добрался я кое-как до стога, закинул на стог Томку, быстро выхватил из остожины — забора — шест и по шесту влез на вершину. И только я влез, налетел черный бык, как двинул своим лбищем — так и разворотил все остожье. Коровы обступили стог. Стоят, мычат, ревут, прямо будто это не коровы, а дикие бизоны.

Ухватился я одной рукой за шест, другой Томку придерживаю и шевельнуться боюсь. Только бы, думаю, бык не стал стог разворачивать. Доберется — ведь убьет, задавит.

Сколько я сидел на стогу — не знаю. Мне показалось — долго, очень долго. А коровы все не отступают, мычат проклятые. Но вот одна корова увидала сочную траву, отвернулась и стала ее щипать. Потом другая, потом третья, и скоро все стадо забыло про меня и разбрелось по болоту. Я наверху, меня не видно. Черный бык тоже ушел. Опять все успокоилось.

А я все сижу, не слезаю, — вот как напугался.

Вдруг свист: это мой сосед-охотник зовет меня. Тут я подбодрился — подмогу почувствовал, — взял Томку под мышку, соскользнул в теневую сторону, чтобы незаметнее было, и побежал к охотникам.

МЕДВЕДЬ-РЫБАК

Рисунки автора

В прошлом году я всю зиму жил на Камчатке, там и весну встречал. Интересно начинается камчатская весна, не по-нашему.

Как побегут ручьи, как вскроются, камчатские речки, прилетает из Индии красный воробей-чечевица и везде поет свою песню чистым, флейтовым свистом:

Чавычу видел?Чавычу видел?Чавычу видел?

А чавыча — это такая рыба лососевой породы. И тут-то начинается самое интересное в камчатской весне.

В это самое время вся рыба из океана заходит в речки, в ручьи, чтобы в самых истоках, в проточной пресной воде, метать икру.

Идет рыба табунами, косяками, стаями; рыбы лезут, прут, торопятся, — видно, тяжело им: животы у них раздутые, полные икрой или молоками. Иногда они плывут так густо, что нижние по дну ползут, а верхних из воды выпирает.

Ох как много идет рыбы!

А говорят, встарину, когда на Камчатке было мало людей, рыба шла еще гуще. В старинных записях сказано, что весло в реках стояло и против течения шло «попом».

Тут все жители рыбу ловят: мальчишки своими штанами или острыми кольями как копьями рыбу колют, взрослые сетями, острогой, сачками. Все радуются, галдят. И тоже спрашивают друг друга:

Чавычу видел?Чавычу видел?Чавычу видел?

А она изредка проплывает — эта чавыча — огромный, драгоценный лосось.

Плывет она по дну среди мелкой рыбы — горбуши. Будто свинья с поросятами по двору проходит.

А через несколько дней вся эта рыба сваливается обратно, в соленую воду. Только уж не косяками, не табунами плывет она, а вразброд, каждая по-своему. Кто — брюхом кверху, кто — на боку, кто — хвостом вперед, а кого и по дну катит и выкатывает на берег как гнилое полешко. Вся рыба еле живая, больная, снулая. Выметала она икру и обессилела.

И теперь уже по всей Камчатке другие рыбаки орудуют. Кто каркает, кто крякает, кто рычит, кто мяучит.

Дикие рыбаки рыбачат. — Когда пошла рыба в реки, я вместе со всеми кинулся ее ловить. Несколько суток не отходил от речки и спал на берегу. Вдосталь наловился. Устал. Пойду-ка, думаю, в лес, отдохну да и посмотрю заодно лесных рыбаков. Как они-то с делом справляются? И ушел далеко-далеко от селения.

Хорошо весной в лесу. Березы распускают свои клейкие листья, стоят прозрачные, будто не деревья, а дымок зеленый. Среди них темнеют плотные ели и высокий можжевельник.

Воздух чистый, легкий, еловой смолой пахнет, молодым листом, прелой землей.

И хор птичий… А голоса-то какие замечательные!

И флейта поет, и трель рассыпается, и чекание, и посвисты.

Солнце печет во-всю. А тень еще холодная.

Я подошел к берегу речки, притаился и сразу увидел рыбака.

Ай да мужик-богатырь! Ростом с воробья. Рыба его раз в тридцать больше.

Это голоногий куличищка рыбачит. Вокруг рыбы бегает, суетится, клюет. А рыбу из воды на берег выкинуло: дохлая.

Пищит кулик, ногами семенит.

— Потом прилетели два ворона. Спугнули кулика, а сами рыбу не трогают. Видно, уж поели досыта. Как сели на отмель, так и заснули. Сидят носатые, черные, глаза закрыли. Налетели чайки с криком, с гамом. Стали потрошить эту рыбину. Одна голова осталась.

Наглотались чайки рыбьего мяса и дальше отправились. А вороны все спят, не шевелятся.

Как удачно я выбрал место!

Тут у речки крутая излучина, и все, что поверху плывет, вода выкидывает на берег.

Пока я тут был, трех рыб к берегу прибило течением.

Гляжу — с того берега по камням спускается лиса. Паршивая такая. Шерсть клочьями на боках висит: сбрасывает зимнюю шубу Лиса Патрикеевна!

Спустилась она к воде, воровато схватила ближнюю рыбу и спряталась с нею за камень.

Потом опять показалась, облизывается и вторую рыбу утащила.

Вдруг лай, вой, визг поднялся: прибежали собаки деревенские да как бросятся с обрыва к воде, к лисице. Видно, учуяли ее сверху. Лиса берегом, берегом наверх — и в лес. Собаки за ней.

Ну и я ушел. Кого мне тут ждать?

Ни один зверь теперь не придет сюда: собачьих следов испугается.

Снова я пошел по ручьям и по речкам.

Видал, как другая лиса рыбу ела — смаковала. Выедала только спинки.

Еще крохаля видал большого — с гуся. Он спал среди объедков. Доотвалу наглотался рыбы.

А потом и я прилег и заснул незаметно. Разморило меня.

Долго ли спал — не знаю. Только вижу сон: будто делаю я какую-то замечательную вещь, не то аэроплан, не то молотилку, а может — и башню какую. По порядку видится сон: сначала работал я, потом устал и тоже лег спать. Лег и громко-громко захрапел.

И потом во сне же соображаю:

«Да как же это так? Ведь я никогда не храплю. Не умею».

И тут у меня все как-то спуталось. Уж я на половину проснулся, а сон продолжаю видеть, что будто лежу и храплю.

Знаю, что это неправда. Сержусь даже.

Рассердился, проснулся, открыл глаза. Что за чудо? Храплю. Я даже испугался. Как так? Что такое?

Потом очухался… Нет, это не я храплю… И на храп совсем непохоже.