Бойцы анархии - Сергей Зверев

– И куда нам прикажешь транспортировать это тело? – забрюзжала Виола. – На хрен он нам сдался? Тут и так тесно.

– Луговой добыл «языка», – сообразил Рачной. – Хотите о чем-то поговорить? И обстановка не смущает?

– Дружки хватятся, – пискнул Степан. – Ты чего, Михаил Андреевич, белены объелся?

Я не стал им объяснять свою мотивацию. Могли бы догадаться, что, доберись этот парень до островка, поднялся бы хай, и уцелевшие спецназовцы побежали бы обратно. Я избавил бойца от необходимости носить оружие, забросив за спину компактный девятимиллиметровый «Кедр» (тридцать сантиметров в сложенном виде!), растолкал по карманам запасные магазины, и когда он начал выбираться из прострации, сжал ему горло, чтобы не орал. Спецназовец засучил ногами; на них предусмотрительно уселась Виола (фигурка у нее было достаточно гибкая), и дрожь бойца приняла локальный характер. Я терпеливо ждал.

– Дыркин, ты где? – прокричали из темноты.

– В Хургаде, – хихикнула Виола.

Боец предпринял попытку вырваться, и Виола закачалась, как на качелях. Я усилил нажим на трахею. Секунды молоточками стучали по вискам.

– Трындец Дыркину, – неуверенно предположил пессимист.

Они кричали еще нескольких минут. Кто-то предложил вернуться и поискать горе-вояку, но идея не нашла поддержки в рядах соратников. Они решили, что Дыркин утонул или дезертировал с «поля боя», и отправились дальше своей дорогой разочарований. Я ждал, считая секунды десятками.

– Что-то завис ты, Михаил Андреевич, – осторожно вымолвил коротышка. И проворчал, обращаясь к «задержанному»: – Ну, чего смотришь? Ты умер.

– Нам нужны твоя одежда и мотоцикл, – зловеще сказала Виолетта.

– Слушай, парень, – пробормотал я, – коллеги шутят. Сейчас тебя отпустят, но первый же вопль станет предсмертным. Стоит оно того?

Боец затряс головой, чего-то замырчал. Я убрал руку, и он начал хрипло доказывать, что убивать его ни в коем случае нельзя, у него семья в Экибастузе, двое маленьких деток, а он в семье один кормилец. Я направил ему в лицо фонарь, любезно предложенный Рачным. В принципе, я подозревал, что ничего таинственного в этих «ликвидаторах» нет. Страшно, когда они наваливаются под покровом ночи, но и сами отчаянно трусят, оставаясь наедине со смертью. Спецназовцу было за тридцать; сухощавый, малопривлекательный, он дрожал от страха, как кролик. Стандартная униформа – буро-зеленый камуфляж, пояс-портупея с чехлами для гранат, ножей и прочих приспособлений, облегчающих жизнь солдату удачи. Шапочка из мягкой ткани, способная трансформироваться в маску, а при желании – и в сетку от москитов.

Допрос прошел без осложнений, но нужной информации я не добыл. Господа «конспирологи» неплохо зашифровались. Информацией об устроителях «конца света» в Каратае Виталик Дыркин не владел. Устроители ЧЕГО? Что такое Каратай? Биография стандартная. Чечня, десантная дивизия, еще раз Чечня, теперь уже в качестве контрактника. Ничего не умеет, кроме как воевать и убивать. Отлучение от армии за аморалку, на этой аморалке и женился, переехал в Казахстан, на родину супруги. Безденежье, пьянство, депрессия, выгодное предложение от серьезных людей поработать по специальности и поменьше любопытствовать. Сумма контракта устроила – не такая большая, чтобы насторожить, но и не маленькая, чтобы отказаться. Вопросы Виталик не задавал, вернулся в Россию. Тренировочный лагерь на севере Томской области (где люди в принципе не живут), жесткий тренинг, психологическая обработка, инструктажи… Никто не знал, куда их везут, но в головы вдолбили, что на той территории, где им дадут развлечься, законы РФ не действуют, и за всякие «мелкие» убийства судить не будут. Однако дисциплина, соблюдение инструкций и выполнение приказов – это святое. Мародерство, вольница – недопустимы. Не умеешь работать в коллективе – до свидания. Чувствителен к виду крови и человеческим страданиям – лучше сразу уходи (не забывая о данной подписке). Отработать Виталик успел неделю. Две ночные операции, когда наемникам ставилась конкретная задача на уничтожение. Десантирование в «квадрате 16–38», Змеиный кряж, уничтожение колонны людей, передвигающихся в северном направлении. Кто такие и куда шли, объяснить «забыли». Сопротивление было незначительным. Поставленную задачу выполнили блестяще. Несколько дней передышки, и следующий пункт назначения: долина Падающей Воды…

– Далее понятно, – проворчал Рачной, – Хреновый из тебя «язык», дружище. Ты закончил познавательную беседу, Михаил Андреевич?

– И куда его теперь? – фыркнула Виола. – Присоединим к армии твоих фанатов, Любомир?

– Не убивайте, прошу… – захрипел Виталик, разглядев плотоядный блеск в глазах Рачного. – Я никому не скажу, я всего лишь исполнял приказы…

– Подожди, Валерий Львович, – встрепенулся я. Кончать этого неудачника я не собирался – не обзавелся привычкой резать безоружных. Но в свете фонаря уже блеснул нож Рачного; «безопасник» провел им по горлу спецназовца и пинком отправил парня в болото, пока тот не забрызгал всех кровью.

– Как консервативно, – проворчала Виола.

– Он убил его, да? – вытянул шею коротышка.

– Паршивый из тебя гуманист, Валерий Львович, – признался я. – Боюсь находиться с тобой в одной компании – ведь прирежешь же ненароком.

– Не трусь, Михаил Андреевич, – в голосе «мессии» зазвенели обиженные нотки. – Рачной своих не убивает, забыл?.. А куда прикажешь его девать? Отправить в нокаут на пару-тройку часов? А потом? Только не говори, что мы уже куда-то уходим.

И хрен ведь поспоришь. Не могли мы в ближайшие часы покинуть гостеприимный островок. Везение – штука капризная. Батарейка в единственном фонаре садилась. Бродить по болоту в темноте – занятие увлекательное. Не стоит сбрасывать со счетов и неожиданную встречу со взбешенным бродячим спецназом. После недолгого препирательства (Степан не понимал элементарных вещей, соседство этой парочки его тяготило) мы пришли к соглашению: до рассвета ночуем, а утром пойдем на юг – до выхода из низины не больше версты. А там уж наши дороги, слава богу, разойдутся – мы со Степаном вернемся в Опричинку, а эти двое пусть катятся куда угодно. «Быстрее бы утро, быстрее бы утро», – твердил Степан, ворочаясь в своем сыром ложе. А я боялся, что к утру мы подхватим воспаление легких и будем просто не в состоянии куда-то идти. Утешало, что ночь была достаточно теплой. Несколько раз я просыпался от тяжелого кашля, мучительно засыпал, оборачиваясь вокруг самого себя, жался к коротышке и даже чувствовал, как колотится его маленькое сердце; проклинал Его Величество Случай, всегда объявляющийся так некстати…

Лишь к рассвету меня сразил тяжелый сон. А едва рассеялась кислотная хмарь, мир взорвался! Мы проснулись от жуткого грохота. Над островком зависло серое брюхо вертолета. Полег кустарник, тряслись деревья, сбрасывая редкую листву. Элементарная мысль никому из нас намедни в голову не пришла. Куда уж проще – дождаться рассвета и осмотреть болото с воздуха. Здесь нет густого массива, деревья разбросаны, и сверху все прекрасно видно. И островок, окруженный кустами, как тонзура католического священника…

– Полундра!!! – опережая меня, заверещал коротышка. Брюхо вертолета, покачиваясь, отъехало в сторону, застучал пулемет.

– Суки! Твари! Волки позорные! – гремел Рачной.

Я видел, как исказилось в гневе его лицо. Он вскинул автомат, застрочил, не целясь… и рухнул с окрасившейся головой на свою ополоумевшую от страха подругу. Мы с воплями разлетались в разные стороны. Болото уже не представлялось чем-то ужасным. Оно давало шансы выжить – в отличие от ливня свинца, взорвавшего островок. Я отбросил автомат, нырнул в воду… и чуть не слился в объятиях с Виталиком Дыркиным, который, оказывается, всю ночь плавал вокруг островка, оберегая нас от посягательств нечистой силы. Как я благодарен был этому трупу… Он оказался точно надо мной и принял на грудь предназначавшийся мне свинец. Покойник сотрясался от пуль; я вцепился ему в куртку, обвил его ногами и потащил за собой на дно. Повезло, что непосредственно вокруг островка топкой жижи почти не было. Не знаю, от чего это зависит. В двадцати шагах засасывает моментально, а здесь можно плавать (хотя и недолго). Пули штриховали толщи воды, взбивали ил на дне, он вставал столбом. Я расстался с Виталиком (никогда не думал, что обниматься с покойником такое удовольствие), поплыл во встающую со дна муть, ткнулся в тяжелую сучковатую корягу, начал ее переворачивать. В итоге она оказалась на мне, вонзилась сучком в пах и придавила ко дну. Я дурел от боли, кончался воздух в легких, но я терпел. В ушах звенело, я ловил звуки, доносящиеся словно из другого мира. Пулемет уже не строчил, но вертолет еще присутствовал. Трещал потрепанный двигатель, ходуном ходила вода. Я чувствовал, что протерплю еще несколько мгновений, а потом взорвусь или утону. Голова превращалась в надутый шар, ядовитая желчь растекалась по горлу. Все, это был предел. Извиваясь, я выбрался из-под коряги, придавившей меня ко дну. Затрещала куртка – сучок держал ее мертвой хваткой. Но я не оставил болоту самое ценное. Вынырнул с выскакивающими из орбит глазами, судорожно хватая воздух. Вертолет уже удалялся, скребя пузом кроны деревьев. Я выполз на сухое, отдышался. Виталик Дыркин снова плавал рядом, косил лиловым глазом, словно предлагал поблагодарить. Я взобрался на островок. Кустарник порвало свинцом, от него практически ничего не осталось. Труп Рачного превратился в решето, и бронежилет не помог. Я подобрал автомат – вроде целый, только рукоятка треснула. Начал озираться. Только я и остался? Коротышка, хватит издеваться… Рвотная масса потекла по горлу, я сложился вчетверо; меня рвало, голова трещала. Я заставил себя собраться, забегал по островку, всматривался в воду. И закричал от радости: из-за массивного ствола ивы, изогнутого у основания, выплывали большие выпуклые глаза, подаваясь в мою сторону – словно жаба покоряла водную гладь. Камень свалился с души, и я пустился в пляс, подбрасывая автомат.