Под парусом через океан - Дончо Папазов

Океан рассвирепел. Вокруг все клокочет. Выделяются только острые гребни волн. Валы идут один за одним и осыпают шлюпку соленым дождем.

Неумолчный рев океана действует на меня угнетающе. Это не наше “домашнее” море, от которого ты всегда знаешь, чего ожидать. Это какая-то дикая, темная стихия, безразличная ко всему на свете.

Дончо зовет на помощь. Видно, крепко ему достается. Киваю ему и начинаю одеваться. Сначала натягиваю джинсы, затем лыжные брюки, а потом еще штаны из ярко-желтой водонепроницаемой материи. Поверх блузки — свитер, пуловер, пуховую куртку, ярко-желтую куртку от штормового костюма. Затягиваюсь тяжелым кожаным поясом, соединенным при помощи карабина и троса с кольцом на рубке. Нарядившись таким образом, становишься более неуклюжим, чем средневековый рыцарь.

Пояс, конечно, страхует от опасности исчезнуть за бортом, но сильно затрудняет работу с парусами. И как это ни рискованно, приходится иногда снимать его.

С другой стороны, хорошо, что на нас столько тряпья. Даже если вода попадает за шиворот, одежда сохраняет тепло, как компресс. Раздевание занимает у меня около десяти минут, а Дончо ухитряется спать прямо в мокрой одежде и валится где попало. Но в последнее время и я не снимаю свой панцирь. Не знаю, сколько мы уже не спим. Кажется, я засыпаю между ударами двух волн. Судорожно сжимая румпель, силюсь держать глаза открытыми. Непрерывно всматриваюсь в компас, так как нигде не видно ни единой звезды. Бесчисленные стада облаков обложили небо и, судя по всему, никуда не торопятся.

Я совершенно раздавлен. Боль в мышцах, резь в глазах от недосыпания, и вот в довершение этого изумительного букета > морская болезнь. Свинцовая тяжесть в голове и в желудке. Хорошо еще, что меня не тошнит.

Шторм все крепчает. Нас беспрерывно заливает. Совершенно механически вычерпываю воду, часто теряю равновесие. Как правило, ударяюсь плечом о какую-нибудь из банок. Не очень больно.

К семи часам я понял, что силы мои на исходе. Мне почудилось на минуту, что волнение стихает, и я расслабился. Я сказал себе: что бы ни произошло, я не пошевелюсь. И тут же меня окатило водой. Я остался спокоен. Минуту спустя другая волна перехлестнула через борт. “Джу” начала крениться. Временами борт почти уравнивался с поверхностью океана. Еще немного, и шлюпка начнет черпать воду… Ну и пусть! Будь что будет!

Юлия смотрела на меня округлившимися глазами и молчала. Ее силы тоже подошли к концу. Я не чувствовал ничего, кроме полного безразличия ко всему на свете.

Еще немного, и мы перевернемся. Стоит волне покрупнее… И ты будешь лежать?! Проклятое животное!

Внезапно я вскакиваю на ноги и начинаю лихорадочно вычерпывать воду. Что это было со мной? Слабость? Безволие? Страх? Нет времени выяснять. Юлия молчит. Под глазами у нее мешки. Ничем не могу помочь ей. Ей надо поспать, но, если она ляжет, лодка останется без управления. А я занят ведром. Только иногда я на несколько минут сменяю ее у румпеля, и это для нее единственная возможность собраться с силами.

Действуем как автоматы. Все время молчим. Да и о чем говорить?

По-моему, они становятся все огромнее. Накатываются сзади, справа, слева. Ветер срывает их гребни и рассеивает водяную пыль. Это хорошо смотрится в кино, но здесь я предпочел бы менее патетическую картину. Никаких признаков, что эта свистопляска когда-нибудь кончится.

Волны продолжают заливать “Джу”. К сожалению, они быстрее нас, и нам не удается убежать от них. Единственное, что нам остается, — это следить за углом, под которым корма встречает волну. Пока нам удается противостоять шторму, но надолго ли нас хватит?

А если волна обрушится на нас сбоку? В таких-то случаях и происходит оверкиль — переворачивание по продольной оси судна. До сих пор я думал, что это весьма маловероятно, но сейчас, среди этих кошмарных волн, мне все кажется возможным. В последние годы часто приходится слышать и читать, что та или иная яхта совершила оверкиль — это стало чуть ли не модой и звучит почти героически. Мне это кажется немного подозрительным: не нагоняют ли на нас страху путешественники, описывающие свои злоключения на море? Буду надеяться, что мы не угодим в число переживших это бедствие. Яхте гораздо легче выйти из подобной ситуации, так как, во-первых, она герметически закрыта, а во-вторых, у нее есть киль, который вернет ее в нормальное положение. Для “Джу” переворачивание кончилось бы плачевно. Так что единственный выход для нас быть начеку. Надо следить за каждой волной, реагировать на любой приступ шторма.

А мы становимся все более вялыми и безразличными. Ловлю себя на самых идиотских ошибках. Юлия держится. Ни разу не пожаловалась и со всем справляется. Она выглядит все более изможденной, и при взгляде на нее мое сердце сжимается.

Мои мысли замыкаются на нескольких вещах: ветер, волны, вода в шлюпке, парус, компас. Не ощущаю никакого пафоса борьбы со стихией. Наоборот, все более отрешаюсь от взглядов и привычек прежней жизни. Теперь для меня существуют только простые и точно определенные цели: выдержать, сберечь “Джу”.

Ни прошлое, ни будущее не волнуют меня. Сегодня” этот час, эта минута, эта волна — вот чем заняты мои помыслы. Я даже не смотрю на часы. Когда мне удается сбросить безразличие, я повторяю себе простую истину: “Мы столько держались. Неужели же сейчас сдадимся?”

И начинаю верить — все будет хорошо.

Беспрерывный шторм. Мы голодные и холодные. Три дня уже не переодевались. Вся одежда насквозь сырая, но нет смысла ее менять. За полчаса снова промокнешь до нитки.

По лодке плавают мешки и всякая всячина. Боюсь, что при сильном крене что-нибудь выпадет за борт. Представляю себе крик: “Мешок за бортом!” — и мне становится весело. Даже если вообразить, что в этом мешке могут оказаться вещи или карты.

Удивляюсь, как мы еще не простудились на этом ветру и холоде. Даже насморка нет.

Сколько я уже не сплю? Недосыпание медленно и методично добивает нас. Моя знаменитая реакция, по-видимому, исчезает. Уповаю на то, что нам повезет наткнуться на какой-нибудь остров, желательно обитаемый. Уж тогда-то мы отоспимся!

Время от времени грызем сухари — вот и весь наш рацион. Мечтаю о горячем чае, но газовая плитка запропастилась неведомо куда, а искать ее в этом содоме просто немыслимо. Пусть океан хоть немного успокоится — тогда все поставим на свои места. И о чае подумаем.