Сплетение (ЛП) - Хизер Диксон

Азалия обошла угол мезанина и направилась к лестнице, когда заметила внизу в вестибюле Фейрвеллера.

— Ой! — воскликнула Азалия. Фейрвеллер увидел ее и отвернул голову к входной двери. Азалия нырнула обратно в коридор, бешено краснея.

— Министр! — позвала она из своего укрытия. — Вы видели миссис Грэйби?

— Забудь о миссис Грэйби! — крикнула Дельфиния, сбегая вдоль перил. Ей было только двенадцать, и она совсем не беспокоилась, что Фейрвеллер увидит ее в ночной рубашке. — Где наши платья? У нас даже нитки нет надеть!

— Они все на кухне. Сохнут, как я полагаю, — ответил Фейрвеллер.

Азалия немного продвинулась вперед так, чтобы увидеть отливающий серебром вестибюль. Фейрвеллер стоял с опущенной головой, сосредоточенно поправляя свои черные перчатки. На его лице розовым зияло место ушиба.

— Видишь, мы были правы! — сказала Флора. — Их стирали.

— Окрашивали, — ответил Фейрвеллер. — Для траура. Доброго дня.

Фейрвеллер ушел до того, как девочки смогли подробно расспросить его. Едва хлопнула дверь, сестры повернулись к Азалии, на их лицах читалась озадаченность.

— Траур? — спросила Флора.

— Да... — ответила Азалия. Она уже и забыла об этих нюансах, связанных со смертью: уединение, часы, одежда, правила и... тишина... целый год. Теперь она вспомнила этот тяжелый груз. Она медленно выдохнула. — Траур.

Дельфиния вскрикнула, когда они обнаружили свои платья, словно черные тени, висящие на веревках, протянутых из кухни. Каждая петелька их одежды была окрашена до неузнаваемости.

— Это всего лишь цвет, — успокаивала Азалия Дельфинию, плакавшую над ее любимым когда-то розовым одеянием. — Все в порядке. Она помогла снять высохшие платья и аккуратно сложила их на хозяйственный стол отдельной стопкой для каждой девочки. Некоторые предметы одежды были все еще в огромном корыте — в черной краске вздымался мрак.

Сестры одевались прямо на кухне, возле кастрюли с горячей кашей, пока Азалия рассказывала им все, что знала о трауре.

Она поведала им о том, что балы, прогулки и ухаживания под запретом. И о том, что им теперь нельзя выйти даже в сад. О том, что окна теперь будут завешены на целый год, и им придется привыкнуть носить черное также целый год. А еще она рассказала им о часах, о том, как их остановят, а стрелки зафиксируют на времени смерти, и о том, что никакой музыки не будет тоже.

Ее повествование заняло некоторое время. Когда она закончила, девочки выглядели как черные поникшие жалкие цветы.

— А т-танцы? — спросила Кловия, запинаясь.

Азалия прикусила губу и отвернулась.

— Уух! — Дельфиния поднесла изящную ручку ко лбу, закрыла глаза и упала на деревянный пол. Бум-бум, бум.

Она лежала на полу, не шевелясь.

— Ой, вставай, Делфи! — сказала Брэмбл. — Во время обморока люди разбивают голову об пол. И это совсем не романтично.

— Целый год! — завопила Дельфиния. — Нам нельзя танцевать целый год! Я же умру без танцев!

— М-Матушка позволила бы нам танцевать, — вставила Айви.

При упоминании Матушки самообладание девочек, и без того подорванное, окончательно потерпело крах, и Азалия снова оказалась в эпицентре рыдающих сестер.

Азалии и самой хотелось расплакаться. Она ненавидела это ощущение, будто делаешь незнакомое па, постоянно ошибаясь и путая фигуры, а это происходила настолько редко — она отлично знала любой танец, — что сама мысль о неуклюжих движениях пугала ее.

В этот раз было в тысячу раз хуже. Дворец, известный своими высокими сводчатыми окнами, через которые свет наполнял комнаты и коридоры, окутал занавес, превращая день в непроглядную тьму. Их будут держать внутри, как в клетке, подобно тем любопытным птичкам в магазчике на Хамптон стрит, и выпускать лишь по Делам Королевской Важности, предстоящие невыносимо редко. Если бы только Матушка была здесь...

Горло у Азалии сдавило, подбородок задрожал — она презирала себя за эту слабость. Матушка бы знала, что делать. Прикусив губу, чтобы не заплакать, Азалия достала платок Матушки. Серебро заблестело на свету, являя то особенное чувство покалывания. Азалии полегчало, казалось, она может даже улыбнуться. Что-то было в этом платке, что-то неведомое ей.

Однако, Азалия точно знала одно: она была способным учеником. Когда она сбивалась, делая па, уже через мгновение она улавливала ритм и плавно выполняла движение. Если Матушка могла устранять трудности, то она может тоже.

Азалия помогла Дельфинии подняться с пола и посадила пятилетнюю Айви на стол, зачерпывая ей из кастрюли дополнительную порцию каши. Аппетит у Айви был ненасытный. Азалия нежно утирала слезы сестрам и утешала их.

— Ш-ш, — успокаивала Азалия. — Это только на один год. Я позабочусь о вас. Я обещаю.

Следующим вечером девочки накрыли на стол в столовой, настроение их было таким же мрачным, как и портьеры. Столовая располагалась в старом уютном помещении — длинный стол, шкафы с выдвижными ящиками и арочные дверные проемы, окаймленные занавесками. Огонь в большом камине освещал угрюмые лица девочек, не смирившихся с заглушенным дневным светом. Они слышали, как часы на башне пробили семь, и как столовое серебро звенело о тарелки.

— Они не могут остановить куранты, — сказала Дельфиния. — Для этого понадобится настоящий часовщик.

Азалия любила эти гигантские часы и скрипящие колокола на крыше дворца, сопровождающие бой часов ненастроенным перезвоном. От этого в замке чувствовалась жизнь, ощущение, которое так нужно было ей сейчас, когда все вокруг подавляло.

— Король не позволит остановить их, — сказала Азалия, помогая Кейл в ее детском стульчике. — Матушка слишком сильно их любила.

При упоминании Короля девочки затихли. Флора подняла аккуратный пальчик, будто она была на уроках.

—Лия, — обратилась она, — ты правда думаешь, что он действительно имел это в виду? Когда говорил, что...

— Конечно же нет, — ответила Азалия, ободряюще улыбаясь ей и ее близняшке Злате. — Он всего лишь очень расстроенный, как один из персонажей в книгах Евы.

— Я не уверена, — Ева уставилась себе в тарелку. — В сказках дети называют своих отцов Папа.— Она сняла очки и потерла глаза.

Азалия замешкала. Они никогда не были, как следует, близки с Королем, но, по крайней мере, он всегда приходил на завтрак и ужин. У них было правило — ужинать семьей. Теперь, эти несколько прошедших дней он запирался в библиотеке, посвящая себя Делам Королевской Важности, и полностью игнорировал дочерей.

— Он ни разу не сидел с нами за столом после Сочельника, — сказала Дельфиния. — И он совсем не выходит. Я чувствую себя сиротой.