Панцирь - Андрей Гардеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ростом серо-белый урод с меня, может чуть выше. Ноги и руки длиннющие непропорционально – костлявые мохнатые палочки.
На нем кольчужная безрукавка, местами проржавевшая.
Вместо правого уха – мясная припухлость с бронзовой монетой. Какой-то модуль.
Морда казалась старой, немного облезлой. На скулах и лобному скосу по чипу кислотного цвета, каждый вбит при помощи скоб.
Он создавал впечатление старого создания и из-за осторожных движений, и из-за того, что горбился. Даже выражение вытянутой морды отличалось, будто ирония проступала.
– Оракул?
В разуме по этому поводу пустота. Наплыва памяти не произошло, отголосков былого не появилось. Мыслительные маршруты остались нейтральны.
– Не помнишь? – вздохнула она.
– Нет.
– Оракул. Рвущий реальность. Плетет мир. Управляет.
Поморщился:
– И насколько силен он в этом плетении?
– Даже и не знаю, – проскрипела Желчь. – Вообще концепт для тебя опасен, особенно сейчас.
Детеныш, с ритуальными ожогами вдоль лба и скул, расстелил ковер под арочным сводом.
Ковер широченный: черный с алыми и серебряными узорами. Украшательства эти похожи одновременно, и на диковинные символы, и на змей.
Оракул сел.
Другой малец, выделяющийся длиной рук, принес “двухэтажный” поднос с закусками, чайником и чашками. Поставил возле старика, разлил напиток.
Мгновение и оба звереныша растворились в толпе позади.
Оракул, приглашая, указал на ближайший ко мне край ковра.
Я глянул в экран модуля и спросил:
– Какие-то нюансы по поводу способностей?
Прошло двадцать мучительных секунд прежде чем она соизволила ответить. Словно подгружалась, сверялась с какими-то базами данных.
По итогу монотонно воспроизвела:
– Ресурсность боевых модулей. Настройка модулей. Ограниченность использований. Следи за чипами на лице и лбу – контроль силы от них. Возможна либо автономная работа на собственных ресурсах, либо зарядка от хтона. Второе для тебя хуже, так как при наличии батарей – время отката уменьшается до скорости заряжания хтона в паз; либо если есть связанная система в несколько пазов – время отката может вообще отсутствовать. Возможно при гибели он ударит посмертным конструктом. Но я не имею достоверных данных является ли посмертный конструкт военной байкой или возможность его применения реальна.
Эхо крайнего раздражения прошлось бурей.
Нет ничего более омерзительного чем существо, что частичкой воли и взмахом руки, может смять твой череп.
Для воинов, привыкших сталкивать умения, силу и реакцию – существование чего-то подобного как оскорбление, оставленное в наследие от Заключенных Богов.
Заключенные Боги? Не помню – случайная мысль.
– Как эта грязь вообще работает? – злобно проскрипел я.
И откуда эти эмоции?
– Цепляет да, бестолочь? Память пробивается?
– Похоже.
– Это не технология Империи. Я не могу знать.
– То есть среди наших этих не было?
– Нет. Кровь и шаблоны дхалов талант не предполагали. Ты не можешь быть оракулом и не сможешь им стать.
И хорошо.
– Как думаешь, справлюсь с ним?
– Вероятность высока. Вряд ли его модули сильны. Что он мог здесь найти такого? С другой стороны, у тебя то, вообще нет ничего кроме меня, а я, как ты понимаешь, сейчас в бою могу только речевкой тебя взбодрить. Но ты не подумай, я буду за старика болеть, и речевки все направятся его седой башке. Он меня очаровал.
– Очень смешно, Желчь. Ты молодец. Продолжай совершенствоваться в шуточном ремесле.
– А ерничать не нужно, Громила, – обиженно прохрипела. – Довольствуйся малым, я облегчаю груз твоего одиночества. Ты бы без меня ссохся, не найдя мотивации поднимать зад из Саркофага, а так вон: бегаешь, собираешь всякое по крысиным помойкам – ну чем не праздник жизни?
Я убрал топор за спину, продемонстрировав мутанту мирные намерения; подошел к арке.
Старик промычал:
– Sat. Bahi.
Голос его в отличие от голосов молодых: ровный и мягкий – казался даже слабым.
Сел.
– Fuda, abillity Borg, – сказал нетерпеливо, поморщился и указал на чай.
Никакой агрессии. Оскал его вытянутой пасти становился все шире и шире. Жесты открытые, сидел спокойно, был уверен или хотел казаться таким.
Я не верил в добродушность мутанта.
Пить не собирался. Даже без злого умысла, их дрянь: пища и напитки – отрава. Когда смотрел на продукты или нюхал их, то кишки в узел скручивало. А тут еще и эта живая колдовская жердь доверия не внушала: выглядел облезлой дрянью, пах дрянью и уверен являлся ею.
Глянул ему в бусины глаз.
– Что ты там бурчишь, старик? – прорычал.
Нужно было чтобы