Поэтическое искусство - Никола Буало-Депрео

Песнь вторая

Во всем подобная пленительной пастушке,Резвящейся в полях и на лесной опушкеИ украшающей волну своих кудрейУбором из цветов, а не из янтарей, чуждаИдиллия кичливости надменной.Блистая прелестью изящной и смиренной,Приятной простоты и скромности полна,Напыщенных стихов не признает она,Нам сердце веселит, ласкает наше ухо,Высокопарностью не оскорбляя слуха.

Но видим часто мы, что рифмоплет инойБросает, осердясь, и флейту и гобой;Среди Эклоги он трубу хватает в руки,И оглашают луг воинственные звуки.Спасаясь, Пан бежит укрыться в тростникиИ нимфы прячутся, скользнув на дно реки.

Другой пятнает честь Эклоги благородной,Вводя в свои стихи язык простонародный:Лишенный прелести, крикливо-грубый слогНе к небесам летит, а ползает у ног.Порою чудится, что это тень РонсараНа сельской дудочке наигрывает яро;Не зная жалости, наш слух терзает он,Стараясь превратить Филиду в Туанон[23].

Избегнуть крайностей умели без усилийИ эллин Феокрит[24] и римлянин Вергилий,Вы изучать должны и днем и ночью их:Ведь сами музы им подсказывали стих.Они научат вас, как, легкость соблюдая,И чистоту храня, и в грубость не впадая,Петь Флору и поля, Помону и сады,[25]Свирели, что в лугах звенят на все лады,Любовь, ее восторг и сладкое мученье,Нарцисса томного и Дафны превращенье, —И вы докажете, что «консула поройДостойны и поля, и луг, и лес густой»[26],Затем, что велика Эклоги скромной сила.

В одеждах траурных, потупя взор уныло,Элегия скорбя, над гробом слезы льетНе дерзок, но высок ее стиха полет.Она рисует нам влюбленных смех, и слезы,И радость, и печаль, и ревности угрозы;Но лишь поэт, что сам любви изведал власть.Сумеет описать правдиво эту страсть..

Признаться, мне претят холодные поэты,Что пишут о любви, любовью не согреты,Притворно слезы льют, изображают страхИ, равнодушные, безумствуют в стихах.Невыносимые ханжи и пустословы,Они умеют петь лишь цепи да оковы,Боготворить свой плен, страданья восхвалять[27]И деланностью чувств рассудок оскорблять.Нет, были не смешны любви слова живые,Что диктовал Амур Тибуллу[28] в дни былые,И безыскусственно его напев звучал,Когда Овидия он песням обучал.Элегия сильна лишь чувством непритворным

Стремится Ода ввысь, к далеким кручам горным,И там, дерзания и мужества полна,С богами говорит как равная она;Прокладывает путь в Олимпии атлетамИ победителя дарит своим приветом;Ахилла в Илион бестрепетно ведетИль город на Эско[29] с Людовиком берет;Порой на берегу у речки говорливойКружится меж цветов пчелой трудолюбивой;Рисует празднества, веселье и пиры,Ириду милую и прелесть той игры,Когда проказница бежит от поцелуя,Чтоб сдаться под конец, притворно негодуя.Пусть в Оде пламенной причудлив мысли ход,Но этот хаос в ней —  искусства зрелый плод.

Бегите рифмача, чей разум флегматичныйГотов и в страсть внести порядок педантичный:Он битвы славные и подвиги поет,Неделям и годам ведя уныло счет;Попав к истории в печальную неволю,Войска в своих стихах он не направит к Долю,Пока не сломит Лилль и не возьмет Куртре[30].Короче говоря, он сух, как Мезере[31].Феб не вдохнул в него свой пламень лучезарный,

Вот, кстати, говорят, что этот бог коварныйВ тот день, когда он был на стихоплетов зол,Законы строгие Сонета изобрел.Вначале, молвил он, должно быть два катрена;Соединяют их две рифмы неизменно;Двумя терцетами кончается Сонет:Мысль завершенную хранит любой терцет.В Сонете Аполлон завел порядок строгий:Он указал размер и сосчитал все слоги,В нем повторять слова поэтам запретилИ бледный, вялый стих сурово осудил.Теперь гордится он работой не напрасной:Поэму в сотни строк затмит Сонет прекрасный.Но тщетно трудятся поэты много лет:Сонетов множество, а феникса все нет.Их груды у Гомбо, Менара и Мальвиля[32],Но лишь немногие читателя пленили;Мы знаем, что Серей[33] колбасникам весь годСонеты Пеллетье[34] на вес распродает.Блистательный Сонет поэтам непокорен:То тесен чересчур, то чересчур просторен.

Стих Эпиграммы сжат, но правила легки:В ней иногда всего острота в две строки.Словесная игра — плод итальянской музы.Проведали о ней не так давно французы.Приманка новая, нарядна, весела,Скучающих повес совсем с ума свела.Повсюду встреченный приветствием и лаской,Уселся каламбур на высоте парнасской.Сперва он покорил без боя Мадригал;Потом к нему в силки гордец Сонет попал;Ему открыла дверь Трагедия радушно,И приняла его Элегия послушно;Расцвечивал герой остротой монолог;Любовник без нее пролить слезу не мог;Печальный пастушок, гуляющий по лугу,Не забывал острить, пеняя на подругу.У слова был всегда двойной коварный лик.Двусмысленности яд и в прозу к нам проник:Оружьем грозным став судьи и богослова,Разило вкривь и вкось двусмысленное слово.[35]

Но разум, наконец, очнулся и прозрел:Он из серьезных тем прогнать его велел,Безвкусной пошлостью признав игру словами,Ей место отведя в одной лишь Эпиграмме,Однако, приказав, чтоб мысли глубинаСквозь острословие и здесь была видна.Всем по сердцу пришлись такие перемены,Но при дворе еще остались тюрлюпены,Несносные шуты, смешной и глупый сброд,Защитники плохих, бессмысленных острот.Пусть муза резвая пленяет нас пороюВеселой болтовней, словесною игрою,Нежданной шуткою и бойкостью своей,Но пусть хороший вкус не изменяет ей:Зачем стремиться вам, чтоб Эпиграммы жалоТаило каламбур во что бы то ни стало?

В любой поэме есть особые черты,Печать лишь ей одной присущей красоты: Затейливостью рифм нам нравится БалладаРондо наивностью и простотою лада,Изящный, искренний любовный МадригалВозвышенностью чувств сердца очаровал.

Не злобу, а добро стремясь посеять в мире,Являет истина свой чистый лик в Сатире.Луцилий[36] первый ввел Сатиру в гордый Рим.Он правду говорил согражданам своимИ отомстить сумел, пред сильным не робея,Спесивцу богачу за честного плебея.Гораций умерял веселым смехом гнев.Пред ним глупец и фат дрожали, онемев:Назвав по именам, он их навек ославил,Стихосложения не нарушая правил.

Неясен, но глубок сатирик Персии Флакк[37]:Он мыслями богат и многословью враг.

В разящих, словно меч, сатирах Ювенала[38]Гипербола, ярясь, узды не признавала.Стихами Ювенал язвит, бичует, жжет,Но сколько блеска в них и подлинных красот!

Приказом возмущен Тиберия-тирана[39],Он статую крушит жестокого Сеяна[40];Рассказывает нам, как на владыки зовБежит в сенат толпа трепещущих льстецов;Распутства гнусного нарисовав картину,В объятья крючников бросает Мессалину[41]…

И пламенен и жгуч его суровый стих.Прилежный ученик наставников таких,Сатиры острые писал Ренье[42] отменно.Звучал бы звонкий стих легко и современно,Когда бы он — увы! — подчас не отдавалДушком тех злачных мест, где наш поэт бывал,Когда б созвучья слов, бесстыдных, непристойных,Не оскорбляли слух читателей достойных.К скабрезным вольностям латинский стих привык,Но их с презрением отринул наш язык.Коль мысль у вас вольна и образы игривы,В стыдливые слова закутать их должны вы.Тот, у кого в стихах циничный, пошлый слог,Не может обличать распутство и порок.

Словами острыми всегда полна Сатира;Их подхватил француз — насмешник и задира — И создал Водевиль[43] — куплетов бойкий рой.Свободного ума рожденные игрой,Они из уст в уста легко передаются,Беззлобно дразнят нас и весело смеются.Но пусть не вздумает бесстыдный рифмоплетИзбрать всевышнего мишенью для острот: Шутник, которого безбожье подстрекает,На Гревской площади печально путь кончает.Для песен надобен изящный вкус и ум,Но муза пьяная, подняв несносный шум,Безжалостно поправ и здравый смысл и меру,Готова диктовать куплеты и Линьеру[44].Когда запишете стишок удачный вы,Старайтесь не терять от счастья головы.Иной бездарный шут, нас одарив куплетом,Надменно мнит себя невесть каким поэтом;Лишь сочинив сонет, он может опочить,Проснувшись, он спешит экспромты настрочить.Спасибо, если он, в неистовстве волненья,Стремясь издать скорей свои произведенья,Не просит, чтоб Нантейль[45] украсил этот томПортретом автора, и лирой, и венком!

Песнь третья