За двумя зайцами - Михаил Петрович Старицкий

Проня. И прислуг глупых держите!

Химка (смеется). Да, тут под воротами еще панич какой-то стоит, я и забыла… Пускать, что ли?

Проня. Ой, несчастье! Он слышал?

Химка. Кто его знает! Тетка Секлита кричала на всю улицу!

Проня. Зарезала! Ну, что же делать?

Явдокия Пилиповна. Да кто это там, чего ты плачешь?

Проня. Он это, жених мой, Голохвастов!

Явдокия Пилиповна. Ой, матонька! Проси же его в дом!

Проня. Постой, постой! Куда его вести? Такой кавардак в комнате… Вот шкандаль! Прибирайте, мама!

Все бросаются прибирать, а Проня — к зеркалу, поправляет волосы, щиплет щеки.

Ковер, ковер дайте сюда... тот большой! Мама, да скорее же! Папа, отодвиньте диван и поставьте кресло!

Прокоп Свиридович (пытается сдвинуть). О-о! Тяжелый, чтоб его! Еле сдвинешь!

Явдокия Пилиповна (с ковром). Этот, доченька?

Проня. Этот, этот, стелите же скорее!

Явдокия Пилиповна. Запыхалась и не нагнуться!

Проня. Христа ради скорее! Химка, Химка! Что же это? Рюмку, объедки торговкины прибери!

Химка. И приберу… как на пожар… подождет.

Проня. Прикуси ты язык! Не знаю, что и надеть? Мантилю или шалю? Ой, боже мой, надо букета к груди! (Взглянув на отца и мать.) Мама, наденьте, христа ради, чепчик! Христа ради прошу вас! Сегодня ж такой день: все может пропасть! И платок клетчастый, пожалуйста!

Явдокия Пилиповна. Да уж надену, что с тобой поделаешь? (Уходит.)

Проня (к отцу). Ай-ай! Вы без сапога?!

Прокоп Свиридович. Ой, беда! Это Химка, каторжная, взяла для самовара и не принесла!

Проня. И скиньте сейчас же этот драный халат!

Прокоп Свиридович. Что ж, халат как халат, он свою службу сослужил!

Проня. И такой малости не хотите для дочки сделать?

Прокоп Свиридович. Да иду уже, иду…

Проня (Химке). А ты чего стоишь? Кади!

Химка. Да уж так накадила, что все черти бы поудирали, кабы были!

Проня. Кади! Кади!

Химка. Кхи-кхи! Ну его, аж за горло душит! (Уходит на кухню.)

Явление одиннадцатое

Проня, одна.

Проня (отчаянным голосом). Господи, все ли у меня на своем месте? По-модному ли? Ой, мама моя, брансолета забыла надеть! (Бежит к ящику и надевает.) Шалю или мантилю? Не знаю, что мне больше до лица?.. Или, может, и то и другое? Да! Пущай видит! А книжки и нету! Когда надо, так как назло! И, верно, опять унесла эта каторжная Химка на кухню, чтоб пироги на листках сажать! Вот, слава богу, нашла какой-то кусок… Все одно! Ух, господи, как у меня сердце колотится. Аж букет по грудям скачет! (Задумывается, глядя в зеркало.) Как бы его принять: прохаживаясь или стоя, или сидя? Нет, лучше лежа, как наша мадама в пенционе принимала своего любезного. (Берет книжку и ложится на диван.) Эй, Химка, проси.

Химка. Чего просить?

Проня. Зови панича!

Химка. Так бы и говорили! (Уходит.)

Явление двенадцатое

Голохвостый и Проня.

Голохвостый (входит томно; в шляпе, перчатках и с тростью; часто потирает руки). Честь имею, за великое счастье, отрикамендоваться в собственном вашем дому!

Проня молчит.

Никого нету! Нет, Проня Прокоповна тут! (Откашливается.) Мой нижайший поклон тому, кто в сем дому, а вперед всего вам, Проня Прокоповна! (Про себя.) Что она, не спит ли часом? (Откашливается, громче.) Горю, пылаю от счастья и такого всякого, милая мамзеля, что вижу вас на собственном полу…

Проня (подняв глаза). Ах, это вы? Бонджур! А я зачиталась. Мерси, что пришли… Мамонька, папонька, господин Голохвастов пришел, пожалуйте!

Голохвостый. Вы ж меня отрикамендуйте, пожалуйста!

Проня. Как же.

Явление тринадцатое

Те же, старики Серко и Химка.

Старуха в нелепом чепчике и платке, Серко в длинном сюртуке и с большим платком на шее, выходят и низко кланяются.

Проня. Рикамендую вам моего хорошего знакомого.

Голохвостый (кланяется с пристуком). Свирид Петрович Голохвастов с собственною персоной. Позвольте к ручке? (Целует.)

Явдокия Пилиповна. Очень рады! Вас уже так хвалили дочка наша, Проня Прокоповна… Очень рады, просим!

Голохвостый. Проня Прокоповна по ангельской доброте, так и понимаем, мерси! (Прокопу Свиридовичу.) Честь имею рикамендовать себя: Свирид Петрович Голохвастов!

Прокоп Свиридович. Очень, очень рад, что вижу умного человека; умного человека послушать — великое утешение. (Трижды целует.) Очень рады! Просим, садитесь.

Проня (томно). Вот кресло, прошу, мусью.

Все садятся: Голохвостый в кресло рядом с Проней справа; налево на табуретках старики Серко. Химка выглядывает из кухни; некоторое время молчание.

Прокоп Свиридович. Позвольте спросить: вы сынок покойного Петра Голохвостого, что цирюльню держал за канавой?

Проня. Вы, папонька, неизвестно что говорите: ихняя хвамилия Голохвастов, а вы какой-то хвост приплели!

Голохвостый. Да, моя хвамилия натирально — Голохвастов, а то мужичье необразованное коверкает.

Проня. Разумеется.

Явдокия Пилиповна (мужу). Видишь, я говорила, что не тот! А уж умен!

Прокоп Свиридович. Извиняйте, господин, мы люди простые, как слышали. Так вы, значит, не его, не цирюльника сынок?

Голохвостый (смешавшись). То есть по натуре, значит, по телу, как водится, но по душе, по образованности так мы уже не та хворма…

Проня. А как же ж, образованный человек, разве будто можно его равнять до простоты?

Явдокия Пилиповна. Куда уж там?!

Прокоп Свиридович. Так, так…

Минуту длится молчание.

Xимка. Вино и стаканы сейчас подавать?

Проня (даже подскочила). Пошла!

Прокоп Свиридович. Гм-гм, так вы уже цирюльни не держите?

Проня. Я уже вам раз говорила: паликмахтерская, а вы все — цирюльня, цирюльня!

Явдокия Пилиповна (укоризненно качая головой). И как это!

Прокоп Свиридович. Ей-богу, забыл… память на старости не та.

Голохвостый. Ничего, это случается, по простоте, значит. Я, видите ли, занимаюсь кахвюрами и коммерцией разною. У меня этого дорогого деликатного товару — горы: пудра, лямбра, дикалоны, брильянтины!

Явдокия Пилиповна. И бриллианты?! Господи!

Прокоп Свиридович. Я думаю, такой товар и деньги берет — страх!

Проня. Разумеется, не вашему чета: что это — веревки и гвозди или сера!

Явдокия Пилиповна. Э, вы, дочка, так не говорите, и на этом товаре славно заработать можно.

Проня. Пхе!

Голохвостый. Насчет денег, доложу вам, так их на этот деликатный товар идет страх! То есть что ни день — сила! Ну, так, слава богу, у меня этой деньги не переводится: целый Крещатик мне должен. Мне уже не раз говорили мои приятели: охвицера, митрополичьи басы, маркелы… что чего, мол, не закупишь ты магазинов по Крещатику? Так я им: на черта мне та забота? У меня есть благородный матерьял, так пущай и другие торгуют!

Явдокия Пилиповна (Прокопу Свиридовичу). Ишь, богатый!

Прокоп Свиридович (ей в ответ). Правда.

Голохвостый. Мерси. Натирально, в каждом обхождении главная хворма — ученость. Потому ежели человек ученый, так ему уже