Перед бурей - Иван Майский

всегда сохранили характер взаимного уважения и сердеч

ности.

В противоположность отцу, как будто бы рожденному

для серьезной научной работы, мать мол была крайне не

усидчива, непоследовательна, неуравновешенна. Она не мог

ла долго заниматься чем-либо одним. Ее мысль постоянно

прыгала с предмета на предмет, с вопроса на вопрос, под

час в самых неожиданных сочетаниях. Особенно это про

являлось в ее письмах, и мы, дети, нередко добродушно

подсмеивались над ней, цитируя какие-либо совершенно

фантастические пассажи из этих писем. Мать не любила

никакой теории, никакой абстракции. Она всегда была су

губо конкретна и практична. Но в жизни ей не повезло, и

эти качества ее не нашли того применения, которого за

служивали. С детства мечтой матери была медицина,

и я не сомневаюсь, что если бы ей удалось получить соот

ветственное образование, из нее вышел бы прекрасный

врач, с крупным именем и большой практикой. Мать вооб

ще была человек очень способный, умевший на лету ло

вить всякую мысль, а к лечению людей у нее была какая-

то стихийная тяга, почти страсть. Обстоятельства, однако,

28

Моя мать.

сложились неблагоприятно. Отец матери был мелкий чи

новник, денег в семье никогда не было. Матери с трудом

удалось кончить гимназию, но на высшее учебное заведе

ние средств уже не нашлось. Тем не менее любовь к меди

цине — не к теоретической, как у отца, а к практической,

прикладной медицине — у матери осталась до конца жиз

ни. Она читала книги, приглядывалась к работе мужа.

В конечном счете, из нее вышел прекрасный лекарь-само

учка, и я очень хорошо помню, что не отец, а мать лечила

всех нас, детей, когда с нами что-нибудь не ладилось.

И лечила прекрасно. Отец привлекался лишь в более серь

езных случаях и притом не иначе, как в роли консультанта.

Обычно он просто санкционировал то, что делала мать.

В молодости мать тоже пережила полосу народниче

ских увлечений, однако, будучи человеком гораздо более

активным, чем отец, она сделала из этих увлечений прак

тические выводы: пошла «в народ» и стала сельской учи

тельницей в одной из украинских деревень. Именно в этот

период завязался роман между моими родителями, но с

переездом в Петербург порвалась связь моей матери

«с землей». Однако она навсегда сохранила интерес и любовь

к педагогической работе, и это оказалось далеко не беспо

лезным в; дальнейшем: мать сама учила всех нас, своих

детей, чтению и письму, готовила к поступлению в школу

и репетировала, когда это оказывалось необходимым, на

протяжении гимназического курса.

С выходом замуж, с появлением семьи общественные

увлечения моей матери стали бледнеть еще быстрее, чем

у моего отца. С ней произошла метаморфоза, которая явля

лась столь характерной для тысяч и тысяч интеллигент

ных женщин дореволюционной эпохи: шаг за шагом, из

года в год она все больше отставала от вопросов полити

ки, общественности и все больше замыкалась в узких рам

ках своей семьи. Постепенно семья превратилась в центр

ее мира, в средоточие всех ее интересов, почти в предмет

ее культа. Если основным стержнем отца было служение

науке, то основным стержнем матери было служение

семье. Ее лозунгом было: «все для семьи», и она действи

тельно готова была на любые неудобства, на любые жерт

вы, на любые страдания, даже на смерть ради семьи. Она

не жалела тут ни времени, ни сил, ни энергии. Она всех

нас, своих детей (а нас было пять человек), сама выкор

мила, выходила, выпестовала. Она с гордостью и глубоким

30

удовлетворением вспоминала моменты, когда кому-либо из

нас грозила серьезная опасность, и она своим усердием,

своей настойчивостью, своим материнским героизмом от

водила ее от нас. Особенно любила она рассказывать, как.

я в возрасте трех-четырех лет сильно заболел золотухой.

По всему моему телу пошли нарывы и экзема. Температу

ра то и дело подымалась. Я сильно капризничал и от боли

и от бесконечных втираний и перевязок, которые делала

мать. Есть я ничего не хотел, а хорошее питание было

одним из важнейших условий выздоровления.

— И вот, — вспоминала мать, — я стала придумывать,

чем бы тебя накормить. Делала маленькие котлетки из

скобленого мяса. Ты брал их в рот и сейчас же выплевы

вал. Тогда я решила пойти на хитрость: давать тебе кот

летки вместе с вареньем. Вначале все как будто бы шло

хорошо. Ты брал в рот котлетку и варенье, жевал и про

глатывал. Я была счастлива. И вдруг... О, ужас!.. Когда

все бывало кончено, ты вдруг начинал вытаскивать мясо-

из-за щеки... Варенье съедал, а котлетку клал за щеку...

Я прямо готова была плакать от отчаянья.

Вообще физическому воспитанию детей мать отводила

очень большое место, и всю нашу детскую жизнь она ста

ралась строить по последнему слову гигиены. В последую

щей жизни я не раз с благодарностью вспоминал эти ее

заботы.

Говорят, крайности сходятся. Наша семья могла слу

жить тому прекрасной иллюстрацией. Несмотря на столь

резкие противоположности в натуре и характере моих ро

дителей, они как-то с течением лет сумели приспособить

ся, приладиться, притереться друг к другу и в конечном

счете создали крепкий и здоровый семейный союз. Это не

значит, конечно, что между отцом и матерью никогда не

было ссор и стычек. Ого! Сколько раз мальчиком я на

блюдал картинки вроде следующей.

Ужин (почему-то семейные конфликты чаще всего на

чинались за столом). Все мы, дети, сидим на своих местах

и уплетаем за обе щеки еду. Мать у самовара разливает

чай и перебрасывается замечаниями с каждым из нас.

Отец на другом конце стола молча глотает кусок за кус

ком (у него всегда был хороший аппетит) и о чем-то ду

мает. Вдруг мать начинает:

— Знаешь, Мишка, надо бы сходить в гости к Куприя-

31

довым... Мы давно у них не были. Вчера я встретила в

магазине у Шаниной Марью Петровну, — она на меня и

смотреть не хочет. Видно, что обижена.