Река жизни. Тривиальные рассказы - Елена Сперанская

– Это не правда… Что? – переспросила женщина в недоумении, пытаясь воспроизвести в памяти события пятилетней давности.

– Вспомните. Я буду работать на вас, поддерживая с вами контакты, – заботливо сказала американка.

– Кто знал, что тот старик джихадист… – бросила на прощанье арестованная по статье связи с террористами.

Адвокат спокойно отсоединилась от нее и ушла. Целый день Фатина размышляла. Наконец поняла, о чем шла речь. Воспоминания как в тумане душили ее своей изощренностью и сарказмом. Тогда она пустила на временное проживание в свою комнату в многоэтажке пожилого мужчину за очень приличные деньги.

Тот подвернулся ей случайно на рынке, когда она самостоятельно развешивала объявление о сдаче жилья, чтобы сэкономить на государственных посредниках. К ней подошел такой грязный и замызганный старик, что она сразу от него отшатнулась. Но он, грубо сорвав объявление Фатины, написал ей английскими буквами на обороте того же листа: «Good». Она с неохотой повела его к себе в сдаваемую комнату. Там они поднялись на лифте, зашли в комнату. Соседей дома не было. Старик сразу разложил вещи. Из небольшого рюкзака достал ноутбук, лег на кушетку. Потом встал. Покопался за пазухой. Отвернулся, отчитал что-то. От него разило конским пометом. Он положил кругленькую сумму перед Фатиной и, улыбаясь, стал гладить Фатину по руке. Она еле отделалась от него таким образом.

Подробности она не помнила, но точно знала, что интимного контакта не было у нее с этим облезлым типом. Она потом подсчитала сумму. Оказалось, что старик аккуратно внес всю плату за три месяца с предоплатой.

Платил он регулярно, когда она приходила за деньгами, но никогда с ней больше не общался.

Она сразу решила, что он глухонемой и снисходительно относилась к его причудам. Весь год она жила без проблем со здоровьем. А потом «дорогой» постоялец съехал, а она продала эту злосчастную комнату очень выгодно через агентство.

Целый рой воспоминаний пронесся в ее больном мозгу, когда она ночью кляла себя за проделанную давным-давно глупость. За ней никто не приходил и не требовал платы за проживание. Дверь была глухая. На следующий день предприимчивый адвокат принесла анкету с вопросами обо всех подробностях того периода в интимной жизни Фатины.

– Но кто же мне об этом докладывал. Я ничего не знала о его прошлом и всем остальном, – подтвердила Фатина обвинение. – Вы мне верите? – спросила она чуть не плача.

– Итальянские власти тоже отказываются принять вас госпожа Фатина, – так адвокат стала кратко называть несчастную женщину, задержанную в качестве подсудимой. – Мы напишем опровержение, снимем с вас часть вины.

– Мне нужно вернуться на родину, – сказала подозреваемая членораздельно, вспоминая, что в таких случаях делают с преступниками.

– После суда, вас поместят в тюрьму. Оттуда по почте мы направим в вашу страну запрос. Возможно, они согласятся пойти с нами на контакт. Надо привлечь ваших близких родственников, – как могла, успокаивала адвокат, каждый раз появляясь в новом брючном костюме.

Метафизика

Поздравления юбиляра с присвоением ему звания Народный артист сыпались как из рога изобилия. Он сидел во фраке и белой бабочке в левом углу на авансцене, среди корзин с живыми цветами, а на столе стояла раскупоренная бутылка шампанского и фужер. Артист с увлечением декламировал и зачитывал совершенно новые поэтические произведения и отрывки из пьес. Иногда на экране возникали эпизоды из фильмов с его участием.

Прямо напротив него в зале ближе к сцене, держа мужа за руку, возвышалась статная фигура девушки. Она с упоением наслаждалась декламацией. Иногда ловила восхищенные взгляды зрителей на сцену, храня торжественное молчание. Юбиляр был ее бывшим поклонником, с кем ей пришлось побывать почти на всех спектаклях драматического театра.

Худо-бедно, а классических произведений хватало, чтобы нанять директора, охранников, обслуживающий персонал, билетеров, кассиров и распространителей. А труппа могла бы сыграть даже на открытом воздухе любой финал трагедии, драмы, а возможно и комедии Шекспира. Никому не хотелось омрачать свое одинокое странствие в мире сценического искусства.

Проводниками туда были умудренные опытом режиссеры, раздавая актерам роли направо и налево изначально уверенные, что ведущий состав совершит метаморфозу за неделю, озарив рампу своими талантами.

Кто бы из толпы не вопрошал о лишнем билетике на бенефис, все сумели проникнуть в зал. Мажордомом, в лице юбиляра, были сделаны неимоверные усилия, собрав всех своих прежних знакомых среди городской интеллигенции. Он гениально распорядился казной своего дарования.

– Я зачитал вам, уважаемые зрители, последний свой отрывок, который сочинил сам. Посвятил данный опус моей возлюбленной музе, – закончил артист свое выступление.

Он встал с кресла и демонстративно поклонился. Шквал аплодисментов огласил полный зал. Та самая красавица – муза артиста, кого так высоко превозносил счастливый юбиляр, подлетела к нему из зала с ярким букетом роз, вручила, волнуясь. Артист с поклоном принял букет. Он, покачиваясь, опустился опять в кресло.

– Покорно благодарю тебя, Зоя, – сказал он еле слышно.

Видно было, как с левой стороны зрительного зала, зрители побежали по проходу с букетами вслед за предыдущей поклонницей. Девушка вернулась на свое место, села рядом с мужем. Народный артист прозрачным взглядом обвел зрительный зал. На лице у него появилась испарина.

– Спасибо за признание, за любовь, – тихо сказал юбиляр. – Буду работать… – он запнулся.

Кто-то из присутствующих отметил:

– У него слишком бледный вид. Может быть ему плохо. Есть в зале доктор? Немедленно надо измерить пульс.

– Есть, есть, – прокричали с балкона.

Через минуту над центральным персонажем действия, окруженного цветами, склонился молодой мужчина. Он уже держал руку актера у запястья, измеряя сердечный ритм. Суета и хождения по проходам показывали, что можно идти в гардероб и одеваться.

Занавес закрылся автоматически. Врач расстегнул воротничок, ослабил галстук страдальца. Кто-то из администрации набрал номер скорой помощи, чтобы больного с сердечным приступом отвезли немедленно в больницу.

Юбиляр был все еще без сознания (теперь он лежал, откинувшись на банкетку), когда бригада медиков с носилками появилась на сцене. Третий акт бенефиса занятно увлек всех действующих актеров театра своей непредсказуемостью. Приглашенные для исполнения своих номеров альт и сопрано беспрестанно пожимали ослабевшему юбиляру руки, как бы прощаясь навеки со своим коллегой, повалившемуся без видимых причин в шоковое состояние. Красивый, с шевелюрой роскошных волос, тенор положил под голову, лежащему артисту, подушку, найденную в реквизите. Врач странно и угнетающе смотрел за происходящим.

– Наконец-то приехали по вызову! – пронеслось среди присутствующих известие.

– Отойдите подальше от больного, – сказал строго врач в синем форменном костюме.

Кто-то из появившихся медиков стал делать искусственное дыхание пациенту, а все статисты посторонились в углы сцены, надеясь, что признаки жизни вернутся к артисту.

– Умереть на сцене в рассвете лет… Как это романтично… – прижимая руки к груди причитала билетерша, обращаясь к администратору в черном платье.

– Он много сделал для искусства, – посочувствовал тот.

Носилки спустили с лестницы и через фойе поднесли к машине скорой помощи. Плащ, шляпу и шарф передали сидящей в машине женщине – жене юбиляра – присутствующей среди приглашенных гостей торжественного вечера. Она горестно взяла предметы туалета. С какой-то непоколебимой грустью и отчаянием положила все рядом с мужем.

Вечер был холодный. Осенний дождь моросил беспрестанно, разгоняя брызги от автомобилей в разные стороны. В сквере театра опустело. В машине было трое человек, исключая шофера. Публика высыпала из дверей и безмолвно провожала своего любимца. Порывистый октябрьский ветер срывал листья с парковых осин и березок, разбрасывая оранжевое кружево вокруг театра. По-осеннему было горько и томительно. Чувствовался небольшой морозец. Было настолько печально, что у жены навернулись слезы. Она разглядывала супруга, вопрошая себя в исступлении:

«Как такое могло произойти? У него никогда не было сердечных приступов».

Люди расступились полукругом. Карета скорой помощи завелась и понеслась в ближайшую клинику. Актер, попавший на свой юбилей и на похороны одновременно, казался совсем старым и дряхлым – лет семидесяти – на носилках рядом с посеревшей от горя женой, хотя на самом деле ему было шестьдесят. Он едва ли рассчитывал произвести такой фурор, задолго готовясь к предполагаемому бенефису.