Беглая невеста - Татьяна Алюшина

Позвонила и снова настояла на срочной встрече с «нежным женихом». В кафе, где они встретились, сев за стол, Андрей Максимович традиционно приступил к монологу, пропустив настойчивые попытки Аглаи высказаться.

– Андрей Максимович! – попыталась перебить его и вклиниться с заявлением Глаша.

Перейти с ним на фамильярное «ты» она так и не смогла, да и не хотела, как он ни настаивал, придавая просьбе некий нежно-интимный тон. Нет уж, спасибо! – твердо стояла на своем Глаша, соблюдая определенную дистанцию.

Призыв не был услышан. Бесполезняк! Глухой причем!

Поняв, что без радикальных мер не обойтись, Аглая «случайно» задела локтем хлебную тарелочку и с удовольствием отметила два факта: первый – тарелка, упав на стильный, «а-ля итальянское патио», плиточный пол, со звоном разбилась на мелкие осколки, и второе – Горбонос временно замолчал.

– Андрей Максимович, я не могу выйти за вас замуж! – громко и уверенно сообщила Глаша, воспользовавшись моментом.

Пару секунд он присмотрелся к выражению ее лица и отмахнулся от заявления, придав жестом руки данному утверждению статус незначительности:

– Это просто предсвадебная нервозность, Аглая. Поверь мне, накануне свадьбы все проходят через необоснованные страхи!

Придав лику своему нечто вроде скорби, Глаша повторила свой отказ с нажимом на каждом слове:

– Это не нервы, я не выйду за вас замуж, Андрей Максимович.

Случилось чудо! Он ее услышал! И даже поверил серьезности ее намерений. И весь словно преобразился – изменилось выражение его лица, глаз, и поза тела, секунду назад расслабленная, вдруг оказалась напряженно-угрожающей, и тоном, которого Глаша никогда не слышала от него ранее, – холодно-предупреждающим, высокомерным – вынес постановление:

– Ты не можешь отказаться. Назад дороги нет, Аглая! Приглашены очень значимые люди, согласия некоторых из них прийти на свадьбу мне пришлось долго и упорно добиваться! Все уже устроено, оплачено и оговорено! Я не принимаю никакого отказа! Завтра мы поженимся!

Аглая нутром чувствовала, что этот человек опасен, сейчас он стал даже неприятно отталкивающим внешне, глядя на нее как на взбунтовавшуюся собственность.

– Андрей Максимович, – очень осторожненько, но твердо повторила она, – я не хочу за вас замуж и не выйду. Вы ведь необыкновенно умный, вы придумаете, что объяснить гостям. Ну, скажите, что я попала в больницу с аппендицитом или с травмой какой и свадьба откладывается до моего выздоровления.

– Нет! – жестко отказался он. – Свадьба состоится! Я не позволю тебе так меня унизить. Те, кто пробовал это делать, очень сильно пожалели в свое время!

– Если бы я хотела вас унизить, Андрей Максимович, то сообщила бы об отказе по телефону или эсэмэской или сказала «нет» во время самой росписи. Но я слишком уважаю вас, чтобы так поступить. Вы очень умный и неординарный человек, – повторилась с нажимом в своей оценке она. – Вы провели такую ошеломляющую атаку, что я и опомниться не успела, я даже в загсе не присутствовала и заявление не писала, это сделал кто-то за меня. Вы старательно игнорировали мои попытки докричаться до вас и объяснить, что я не хочу выходить замуж. Не за вас конкретно, Андрей Максимович, а вообще на данном этапе. Но вы правы, все зашло слишком далеко и пора это остановить.

– И ты не боишься последствий своего отказа? – тихо и оттого страшно спросил он.

Боится! Еще бы! Если тыкаешь пальцем медведю в глаз, то вряд ли он скажет тебе спасибо и деликатно ретируется, шаркнув лапой. Подмывало прямолинейно послать господина Горбоноса вместе с его завышенной самооценкой и болезненной гордыней в известные всем дали, а пришлось деликатничать:

– Очень хочется верить, что вы выше мелочной мести, мне больше нравится глубоко уважать вас, чем бояться. Я уверена, скоро вы станете министром этой страны, и знаю абсолютно точно, что вам нужна другая жена, гораздо более светская, чем я. Та, которой нравится и привычен такой стиль жизни, приемы, тусовки по интересам, красавица, соратница, которая будет поддерживать и подталкивать мужа. И лучше с достойными родственными связями. Я слишком ничтожна для человека такого ранга. Согласитесь, простая учительница рисования совсем не та женщина, которая должна находиться рядом с вами. Мне непросто говорить об этом, но я понимаю, что не подхожу вам никак. Этот месяц был совершенно потрясающий, и я бесконечно благодарна вам за красивое ухаживание, за мир известных людей и интересных событий, который вы мне показали, за то, что я чувствовала себя именно той нужной вам и необыкновенной женщиной. Но, увы, это была хоть и красивая, но сказка. И мы оба понимаем, что я недотягиваю до вашего уровня. И спасибо вам, Андрей Максимович, что, не желая меня обидеть, вы не сказали этого сами. Простите! – торопливо поднялась с места Глаша, стараясь не смотреть жениху в глаза и что-то там изобразив ладонью вроде смахивания горючей слезы благородной простушки, отказывающейся от своего счастья. – Мне надо побыть одной. Спасибо вам огромное за все! Прощайте!

И стремительно направилась к выходу. Спасаться! Улепетывать! Пока сей хрен крутой с горы не решил ее останавливать или не сказал своим охранникам «фас»!

Суть столь прочувствованного монолога сводилась к элементарному чувству самосохранения, ибо по выражению глаз Горбоноса становилось ясно как божий день, что будущий министр, не парясь выкрутасами морали или высокой культуры и духовности, с большим душевным удовольствием опустится и до мелкой, и до крупной, и до изощренной мести, а с еще большим удовольствием размажет Глашу и родным-близким наваляет, чтоб неповадно было супротив его воли и желания вякать!

Аглая очень надеялась, что выдержала все тона-полутона и соответствующее выражение лица и относительно гениально сыграла в полном смысле слова жизненно необходимую роль «я вас не достойна в вашем величии, понимаю, трепещу и не смею претендовать отираться рядом с вашим великим телом!».

Кстати, слава богу, до тела министерского дело не дошло, отложенное до первой брачной ночи. Андрей Максимович намекал и прямо высказывался за сближение интимное, но она скромницей «не поняла» и на его зов не откликнулась.

Проверять, поверил ли господин Горбонос в искренность ее прочувствованной речи с упором на самоуничижение на фоне памятника ему недосягаемому, методом повторного диалога или ожидания последствий Аглая не собиралась, а побежала. Отсюда и до…

Ввалившись на полном «скаку» в дом, с порога засобиралась, что-то пытаясь на ходу объяснить Григорию Павловичу:

– Дед, ты можешь пожить у Евгения Петровича?

– Мы эвакуируемся? – невозмутимо уточнил дед, выходя в прихожую.