Ещё более Дикий Запад - Демина Карина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, драконы существовали?
– А ты не поняла? – Он повернулся ко мне.
– Нет. Я не особо понятливая, – сообщила я чистую, между прочим, правду.
– Проклятая кровь…
– Да хватит уже. – Я подавила зевок. – Какая есть. Можно подумать, я этого хотела… Так что там с драконами?
Вместо ответа он вскинул руки, и алые полы его одеяния взметнулись, словно крылья. А потом крыльями и стали. А сам Кархедон превратился в дракона.
Мать моя…
От удивления я едва не проснулась. Ну, и еще от страха, ибо те, внизу, тоже стали драконами. И… и вовсе это не золотая краска на коже! Это сама их кожа, сотворенная из золота. И драгоценные камни ложатся на нее узорами. И…
Кархедон зарычал, и меня обдало жаром, вонью и еще дымом.
– Будешь кочевряжиться, – я показала кулак, который рядом с драконьей мордой казался не таким уж большим, – уйду. И сиди тут со своими…
Те, внизу, походили на змей, что вдруг сплелись чешуйчатым клубком. И красиво, и жутко. И мутит даже, если вглядываться. Чем больше вглядываешься, тем сильнее мутит.
Кархедон выдохнул и вновь обернулся человеком.
А площадь исчезла, и мы оказались в знакомом уже зале, правда теперь его заполняли люди. Ну, то есть те, которые драконы. Но в человеческом обличье.
– Мы были первыми в этом мире. И приняли его. Мы сотворили его таким, каким он стал. Все, что ты видишь, горы и долины, моря и пустыни, реки и озера…
– Я поняла.
– …все это создано нашей волей из плоти и силы, правом, полученным когда-то от Великого Дракона.
Все-таки с фантазией у них не очень. Великая Мать, Великий Дракон, Великий Охотник… или охотник первым был? Чтоб вас, забыла.
Проснусь – уточню.
– Из капель его крови возникли иные существа. Сперва они мало отличались от животных, и мы лишь смотрели, не вмешиваясь. Однако после, когда поняли, что существа эти несут в себе искру разума, мы решили помочь им.
– Какая-то, уж извини, странная помощь. Если то, что я видела, правда.
Кархедон поглядел вниз.
Вздохнул.
– Мы учили их. Оберегали их. Относились к ним как к неразумным детям… и в какой-то момент решили, что вправе распоряжаться ими, как родители распоряжаются детьми.
– А родители бывают разными, – заключила я.
Мне ли не знать.
Если подумать, то мой папаша – не самый худший вариант.
– Наверное, тогда все и началось. Мы… мы решили, что и в самом деле стоим над миром. Владеем им. И можем творить все, что вздумается. Мы ведь помогли им выжить. Раздули эту искру, которая могла погаснуть в любой момент. Мы… желали благодарности.
– И любви?
– И любви, – согласился он.
– А это… – я крутанула рукой, – вообще нормально? Ну, когда кого-то так любят, что прям разум теряют? Или сказки? Сиу говорили, что вы… что… ну, если на тебя глянуть, то любой сразу влюбляется – будь то человек или нет.
– Любовь есть свойство души, – наставительно произнес Кархедон в точности тем же тоном, что у нашего пастора, когда он про добродетели начинает рассказывать. – Она проистекает из пламени первозданного, которое есть в любом существе.
– Ага.
Понятнее не стало, но запомню.
– Мы же сами по сути пламя. И малая искра стремится к большому огню, дабы стать частью его.
– То есть это все-таки правда?
– К сожалению. Такая любовь… чужая любовь развращает. – Человек-дракон выставил руку, любуясь перстнями. А я подумала, что надо было еще по залу пошариться.
В наших нынешних обстоятельствах золото пригодилось бы.
– Когда кто-то живет исключительно ради тебя, когда все его помыслы, все устремления направлены на то, чтобы доставить тебе радость, то поневоле к этому привыкаешь. И проверяешь его. Раз за разом, шаг за шагом. Пытаясь найти границу, за которой эта любовь прекратится.
– А границы нет?
– Именно, проклятая.
– Да ладно, можно подумать, вы тут все благословленные. Значит, они вас любили, а вы начали их испытывать. И получилось то, что получилось.
– Именно. Еще учти, что добровольно отданные Сила, душа и кровь – это много. Это… они продляют жизнь.
– А вы не бессмертны?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Даже Великий Дракон был смертен. Мы же существовали дольше малых народов, но все одно не так долго, как желали бы. И поддались великому искушению сохранять не только жизнь, но и молодость и красоту. Взгляни на них!
Он простер руку над троном.
– Видишь ты хоть кого-нибудь, кто не был бы красив или молод?
– Нет, – ответила я очевидное, хотя не сказать чтобы особо приглядывалась.
– Последнее дитя появилось на свет более чем за две сотни лет до падения. – Кархедон отвернулся.
– Давненько.
– Мы… не видели в том проблемы. Для чего дети тем, кто мнил себя бессмертным?
– Ошибочка вышла. – Наверное, стоило бы помолчать, но я, честно, не удержалась.
– Ошибочка, – хмыкнул он. – Именно… и не в детях дело. И не в нашей самоуверенности. Мы забыли, что за все приходится платить. В том числе и за бессмертие. Мы длили свои жизни чужими. Мы принимали дары крови, смерти и Силы, медленно погружаясь в безумие и сами того не замечая. Ты ведь видела?
– Как жгли людей? Они кричали.
– Они пели славу нам, задыхаясь от восторга, который сильнее боли.
– Ну… извини, но мне так не показалось.
– Значит, ты видела смерть отступников.
– А и такие были?
– Стали появляться. Среди нас. Те, кто видел, что происходит, как я понимаю. Они сперва пытались обратиться к разуму и сердцу.
– Но не вышло?
Дракон лишь вздохнул.
– Они говорили о том, что мы умираем. Пусть и бессмертные, но все одно умираем. Наши города… прежде их было много больше, но города стали нам неинтересны. Нам все наскучило, кроме крови и развлечений.
– И золота, – ввернула я. – Извини, но у вас, насколько я видела, какая-то совсем уж нездоровая тяга к золоту.
– Оно красивое, – пожал плечами Кархедон.
И не поспоришь.
– Среди золота легче дышится. Да и просто… мы ведь были достойны лучшего.
– Но не все, так?
– Тот, кто полагал иначе, стал проповедовать новый путь. Он говорил, что и малые народы годны не только в пищу. Он сошел к племенам, которые оставались дикими…
– А и такие были?
– Были, конечно. Мы называли себя владыками мира, но, как понимаю, власть наша простиралась лишь на малую часть его. Он же пересек океан. И именно эти, дикие, ничтожные племена сумели разбудить в нем искру интереса. Он ушел, потом, спустя годы, вернулся… мы не слишком-то обращали внимание. Мы были заняты собой. Мы не замечали, что все меньше земель остается под нашей властью, что дальние города, младшие города, замолчали, что исчезли драконы, в них обитавшие, что… все вновь переменилось.
Он замолчал, глядя на то, что творилось в зале. Я тоже поглядела. Одним глазком, а потом решила, что ну его! Нет, этакого разврата и в борделе-то не встретишь.
Опасное место эти дворцы.
Нет, ну вот как можно творить то, чего они творят, перед троном?
– Я осознал опасность, лишь когда он, мой собственный брат, встал передо мной, требуя запретить все то, что кормило город и нас. Он много говорил. Пылко говорил. О цивилизации. Развитии. Естественном ходе вещей.
Надо полагать, впустую говорил.
– О том, что мы ведем себя недопустимо, что мир не готов и дальше терпеть. Что мы эксплуатируем малые народы. Что мы почти истребили некоторые из них.
– Но ты не послушал.
Я бы тоже, наверное, не послушала, заявись кто-нибудь и начни читать нотации. Или там потребуй… не знаю, чтоб я перестала эксплуатировать, скажем, свиней.
Или индеек.
– Я сказал, что он безумен. И что дозволяю ему уйти, но навсегда. А изгнание из города означало смерть. Даже те, кто уходил добровольно, слишком привыкли к Силе, которую он дает. Им приходилось возвращаться.
– И он…
– Бросил мне вызов, – просто ответил Кархедон. – Был бой. И я одержал победу.
– И убил брата?
– Нет. Я убил тех, кого он создал. Там, на площади. И я… я не даровал им любви. Его же заставил смотреть, чтобы он понял, сколь опасное дело затеял.