Сесиль умерла - Жорж Сименон

— Вы только сейчас об этом узнали?

— Значит, это правда? Сесиль умерла?

— Кто вам сказал?

— Консьержка…

В квартире все было перевернуто вверх дном после визита экспертов из отдела криминалистики. Все ящики выдвинуты, и содержимое вывалено как попало.

— Значит, моя сестра…

— Да, Сесиль умерла.

Жерар был так взволнован, что не мог даже плакать.

Он оглядывался, словно ничего не понимая, и лицо его болезненно дергалось.

— Это невозможно! Где она?

Он рванулся к ее комнате, но комиссар удержал его:

— Ее здесь нет… Успокойтесь… Подождите…

Он вспомнил про бутылку рома, которую заметил в шкафу, и протянул ее молодому человеку.

— Выпейте… Так как же вы узнали?

— Я сидел в кафе, когда…

— Простите, я буду задавать вам вопросы… Так пойдет быстрее… Что вы делали сегодня днем?

— Я ходил по трем адресам… Я ищу работу…

— Какую?

— Любую, — лицо его исказилось гримасой, — жена на днях разродится. Хозяин выставляет нас из дома… Я…

— Вы вернулись домой обедать?

— Нет… Я зашел в кафе…

Тут только Мегрэ заметил, что Жерар, несомненно, уже выпил, хотя и не был пьян.

— Вы искали работу в кафе?

Ответом ему был злобный, ненавидящий взгляд.

— И вы тоже, ну конечно!.. Как моя жена!.. Где уж вам понять, что значит зря гонять с утра до вечера… Знаете, чем я занимался на прошлой неделе три ночи сряду? Откуда вам знать… Вам-то ведь все равно! Ну так вот, я выгружал овощи на Центральном рынке, чтобы заработать на обед… А сегодня в кафе я надеялся встретить кое-кого, кто обещал устроить меня на работу…

— Кого же?

— Я не знаю его имени… Высокий рыжий парень, который продает приемники.

— В каком кафе?

— Вы что, подозреваете, что я убил тетку?

Он дрожал с головы до ног. Казалось, он вот-вот набросится как безумный на комиссара.

— Я был в «Пушке Бастилии», если вас это интересует… Я живу на улице Па-де-ла-Мюль. Парень все не шел. А я не хотел возвращаться домой ни с чем…

— Вы не обедали?

— Вам-то какое дело?.. На диване в кафе валялась газета. Я, как всегда, стал просматривать объявления…

Вы себе не представляете, что значит читать подобные объявления… Словом…

Он махнул рукой, как бы отгоняя от себя кошмарное видение.

— И вдруг на третьей странице я вижу имя тетки…

Я не сразу сообразил… Всего несколько строчек… «Домовладелица из Бур-ла-Рена задушена в своей постели.

Минувшей ночью госпожа Жюльетта Буанэ, домовладелица, проживающая в Бур-ла-Рене…»

— В котором часу вы это прочли?

— Не знаю, право… У меня уже давно нет часов…

Может быть, в половине десятого. Я побежал домой и сказал Элен…

— Это ваша жена?

— Да… Я сказал ей, что тетка умерла, и бросился к автобусу…

— Вы ничего не выпили перед уходом из дому?

— Всего одну рюмку для бодрости… Я не мог понять, почему Сесиль не известила меня…

— Вероятно, вы должны стать наследником тетки?

— Да, наравне с моими сестрами… На площади Шатле я ждал трамвая, и вот… Но что же с Сесилью? За что ее убили? Консьержка сказала…

— Сесиль была убита, потому что знала имя убийцы, — медленно произнес Мегрэ.

Молодому человеку никак не удавалось обрести хладнокровие, и он протянул руку к бутылке рома.

— Нет, хватит, — сказал комиссар. — Сядьте. Вам больше нужна чашка крепкого кофе.

— На что вы намекаете?

Держался он весьма агрессивно и смотрел на своего собеседника, как на врага.

— Надеюсь, вы не предполагаете, будто я убил тетку и сестру? — вдруг крикнул он в бешенстве.

Мегрэ не ответил, он даже не услышал этих слов. С ним иногда случалось подобное: он словно исчез из этой комнаты, вернее, он мысленно воскресил всю обстановку; он увидел эту квартиру, какой она была несколько лет назад, тетку-маньячку, троих детей — подростка Сесиль, Берту, еще носившую распущенные по плечам волосы, и Жерара, готового записаться в солдаты, лишь бы вырваться отсюда, избавиться от этой давящей атмосферы…

Он вздрогнул, когда молодой человек вцепился в отвороты его пальто и завопил:

— Почему вы молчите? Что вы вообразили?.. Неужели вы думаете, что я…

Резко пахнуло перегаром. Мегрэ отодвинулся, схватил его за руки.

— Спокойнее, мой мальчик, спокойнее, — шепнул он.

Он забыл, какая сила в его руках, юноша застонал, вырываясь из железных тисков комиссара.

— Мне больно…

Слезы наконец хлынули из его глаз.

Часть вторая

Глава 1

Уж не эпидемия ли свирепствует в Бур-ла-Рене? Мегрэ мог бы навести справки, но, едва подумав об этом, он сразу же забыл. Служащий похоронного бюро, вероятно, ответил бы ему, что покойники идут партиями: то по пять дней кареты для похорон по первому и второму разряду стоят без дела, то вдруг заказы начинают сыпаться со всех сторон.

В это утро похоронное бюро было так загружено, что одну из лошадей для катафалка, на котором везли Жюльетту Буанэ, пришлось нанять на стороне, и она раз десять пыталась перейти на рысь; от этого процессия двигалась словно скачками, слишком торопливо, что никак не соответствовало чинному ритуалу похорон.

Распоряжался всем некто Монфис, страховой агент из Люсона. Едва лишь газеты сообщили об убийстве Жюльетты Буанэ, как он прибыл в Париж уже в глубоком трауре (видимо, воспользовавшись траурным одеянием, сохранившимся с предыдущего погребения). Он появлялся повсюду, высокий, худой, бледный, с красным носом от насморка, который схватил в поезде.

Он приходился Жюльетте Буанэ двоюродным братом.

— Я знаю, что говорю, господин комиссар. У нас давным-давно было договорено, что она нам оставит кое-какое наследство, она даже согласилась быть крестной матерью нашего старшего сына… Я убежден, что завещание существует… Если его до сих пор не нашли, значит, кое-кому выгодно, чтобы оно исчезло. Впрочем, я намерен возбудить гражданский иск.

Он потребовал, чтобы похороны были по всей форме, с ритуальными светильниками у гроба, и чтобы шествие начиналось от дома покойной.

— У нас в семье не принято хоронить кое-как.

Утром в день церемонии он встречал на вокзале жену в глубоком трауре и пятерых сыновей; сейчас они следовали за гробом, выстроившись по росту, держа в руках шляпы, пять одинаково белобрысых мальчишек с одинаково торчащими вихрами.

В это время дня движение на шоссе особенно оживленное. Крытые грузовики с Центрального рынка двигались беспрерывной вереницей. Погода стояла ясная, солнечная, с легким морозцем. Люди притопывали ногами, стараясь согреться, и поглубже засовывали руки в карманы.

Мегрэ не ложился в эту ночь. Вместе с Люка он наблюдал из окна комнаты на улице Бираг за бандой поляков. Все три дня, прошедшие со смерти Сесили, он был мрачен и раздражителен. Поляки, отвлекавшие его от дела в Бур-ла-Рене, надоели комиссару. В семь утра он принял решение:

— Оставайся здесь!.. Я задержу первого, кто покажется…

— Осторожно, шеф… Они вооружены…

Он пожал плечами, вошел в «Аркады» и стал ждать на лестничной площадке. Спустя четверть часа дверь комнаты поляков отворилась. Оттуда вышел огромный детина и начал спускаться по лестнице. Мегрэ набросился на него сзади, они покатились вниз и катились так до первого этажа, пока комиссар не защелкнул наручники на запястьях противника; только тогда он поднялся на ноги.

Торанс уже спешил к нему, услышав свисток.

— Отведи его в полицию… Предоставляю тебе подготовить его к допросу… Заставь его заговорить, понятно? Если потребуется, попроси смену… И не церемоньтесь с ним.

Затем, отряхнув пыль с одежды, он зашел в кафе и у стойки выпил чашку кофе с коньяком и съел две булочки.

В криминальной полиции все знали, что в такие дни лучше ему не перечить. Госпожа Мегрэ также не отваживалась спросить, в котором часу ждать его к завтраку или обеду.

Нахмуренный и упрямый, стоял он на тротуаре перед витриной бакалейной лавки и сердито попыхивал трубкой. Газетные сообщения о преступлении в Бур-ла-Рене привлекли к дому множество любопытных, собралось также с полдюжины репортеров и фотографов. Два катафалка ждали перед домом — первый для Жюльетты Буанэ, второй для Сесили. Жильцы по настоянию госпожи С-вашего-позволения, уверявшей, будто это самое малое, что необходимо сделать, сложились и купили венок с надписью: «Нашей домохозяйке с прискорбием».

Кроме Монфисов, представлявших семейство Жюльетты Буанэ, урожденной Казенов, явились еще некие Буанэ и Маршепье из Парижа, представлявшие семью ее покойного мужа.

Оба лагеря с ненавистью следили друг за другом. Буанэ и Маршепье также считали себя обкраденными, заявляя, что покойница, когда умер ее муж, обещала вернуть со временем часть состояния в его семью. Накануне они явились в криминальную полицию. Их принял сам начальник, поскольку это были люди с положением, а один из них даже муниципальный советник.

— Скажите-ка, Мегрэ… Эти господа утверждают, будто существует завещание, и сколько я им ни толкую, что был произведен тщательный обыск…