Вот так уходит день от нас, уходит безвозвратно - Юнас Гардель

В такие моменты Хокан совсем не любит Анну.

Для Хокана это дело принципа — он хочет быть уверен, что его не обманули. Он должен знать, что молоко, которое он покупает, — лучшее из всего имеющегося. Так он побеждает свой страх. Хокан не понимает, почему для Анны это неочевидно.

Например, на прошлой неделе Хокан купил в «Ике» уцененный фарш за 44 кроны 50 эре, а потом проезжал мимо другого супермаркета, «Виво», и увидел рекламу, что тот же фарш стоит 39 крон 90 эре.

На мгновение душа его замерла, и он чуть не разрыдался.

Посчитав, сколько он потерял, Хокан стал убеждать себя, что разница не такая существенная, что его фарш более высокого качества, но все равно терзался всю дорогу, и в тот день его уже ничто не могло утешить.

Хокан думал было поделиться с Анной, но Анна никогда не понимала таких вещей. У них вообще никогда не было полного взаимопонимания. Когда священник спросил, будут ли они любить друг друга в радости и печали, они не понимали, о чем говорят.

Ответили «да», как будто были хоть сколько-нибудь уверены.

Такой вот тайной горечью исполнена их жизнь.

Электросетевая компания прислала Хокану страховку на случай разрыва проводов. Документ, официально извещающий Хокана о том, что он существует. С золотой печатью и с завитушками, как на ценных бумагах.

«Настоящим удостоверяем, что Хокан Лагерквист освобождается от уплаты страховых взносов, в соответствии с условиями, изложенными на обратной стороне данного страхового свидетельства».

Электросетевая компания хочет продемонстрировать, как они ценят, что Хокан выбрал именно их.

Но Хокан не выбирал электросеть.

Она здесь уже была.

Все возможные жилищно-коммунальные службы обслуживали этот дом, когда они сюда переехали, все провода уже были проложены, он никогда — никогда! — не выбирал себе электросеть.

Зачем они делают вид, что Хокан их выбрал, если он не выбирал? Зачем они утверждают, что у него есть свобода выбора? Хокану хочется кричать, плакать, возмущаться. Почему они называют это свободой?

За что они его так презирают?

Хокан ненавидит электросетевую компанию. Ему хочется разорвать на кусочки их издевательскую страховку.

Но он же этого не делает!

Не делает, не делает, не делает!

Потому что если отключат электричество —…

Попугайчики что-то нервничают в своей клетке сегодня. Прыгают с жердочки на жердочку, никак не успокоятся.

Всего два удара ножом, но такой силы, что Хокан сломал себе оба запястья.

Соседи знают, вся округа знает, да почти все на свете знают, почему ставни на окнах закрыты, что дом теперь охраняется полицией и что вся кухня была залита кровью, — так утверждают свидетели.

За жизнь жены борются врачи в реанимации, муж находится в следственном изоляторе. Все родственники на стороне жены, соседи на стороне жены, а друзей давно не осталось.

Бедные дети. Что же с ними теперь будет? Бедные, бедные дети.

Да нам и в голову не могло прийти! — говорят все друг другу. Невозможно было представить, что он на такое способен.

Он часто жаловался, что сердце пошаливает, что его мучит бессонница, но разве это о чем-то говорит? Уж во всяком случае не о том, что он маньяк.

Кто-то слышал, будто после нападения на жену он отрезал себе пальцы; другие утверждали, что он пытался сбежать на их общей машине, но съехал в кювет.

Все представляют себе, как он держал руль кровавыми обрубками. Гадают, на какой скорости он ехал.

Его глаза. Пытаются представить себе его глаза.

Маленькие. Голубые. Испуганные.

Вот как все могло сложиться. Эта картина так и стоит у Хокана перед глазами. Правда, у них никогда в жизни не было попугайчиков. Почему он выдумал попугайчиков?

Откуда взялись попугайчики?

По вопросам, в которых Анна и Хокан расходятся во мнениях, они вряд ли уже когда-нибудь придут к взаимопониманию. Когда они становятся так далеки друг от друга, как млекопитающие далеки от пресмыкающихся, они друг друга раздражают и на дух не переносят. Каждый оказывается неприятно удивлен истинной натурой другого, поражается его инстинктам, повадкам и вкусам.

У них не получается притереться характерами, ужиться с особенностями и капризами друг друга, и поэтому пропасть между ними с годами не уменьшается.

Напротив.

Эта пропасть растет.

В ходе каждой ссоры Хокан с Анной упираются в одни и теми же проблемы. И ссоры происходят по одним и тем же поводам. И отчаяние с каждым разом все глубже западает в душу. Колесо машины все глубже вязнет в колее. Они знают, что им никогда не справиться, что эту пропасть им не преодолеть. Есть вещи, которые они никогда не простят друг другу, которые они вынести не в силах. Поэтому они становятся друг к другу грубее и жестче. Становятся неумолимо, безнадежно жестокими.

Страшно подумать, как с тобой можно жить!

А потом они понимают, что они не думают, а живут. И эта жизнь — такая, какая есть, и такой останется, теперь уже навсегда. И значит, надо изводить друг друга и терзать в гневе и отчаянии.

Крепко привязанные друг к другу, бродят они по лабиринту. У одного вырваны глаза, у другого отрезаны уши. Вот все, что у них есть. Вот все, чем они стали. Господи, Господи. Гулкие коридоры. Свод потолка замыкается прямо над ними. И нет пути назад. А впереди не видно просвета. В ходе каждой ссоры Хокан и Анна упираются в одни и те же проблемы, терпят одни и те же поражения. Стоят и пытаются в темноте разглядеть друг друга. Слышат дыхание друг друга, ненавистное дыхание друг друга. Обреченные повторять одно и то же до скончания времен.

Сообщение по громкоговорителю: В честь Рождества вашему вниманию предлагаются шоколадные фигурки Деда Мороза.

11.

Мы должны спасти мир. Остановить войну.

Голод. Смерть. Нужду. Heal the world together with the King of Pop[10].

Мы должны изменить мир. Осознать свое величие.

Расправить мантию. Взять весла в руки. Встать за штурвал и управлять судном.

Мы должны создать шедевр. Или хоть что-то, что может остаться в вечности.

Что мы делаем вместо этого? Слушаем «HoleI California».

Живем в своем маленьком мирке и вспоминаем детство.

Скучаем по своим смурфам[11].

Мы зовем наших любимых телеведущих Магнуса, Брассе и Эву[12], как дети, которые заблудились в лесу и зовут своих родителей.

Мы не хотим думать о неприятном. Вместо этого пересматриваем «Звездные войны». Про «Звездные войны» мы знаем решительно все.

Уже в восемнадцать лет нам казалось, что раньше все было лучше.

И это правда. Раньше было лучше, до того как возникли требования и ожидания, поражения и общее смятение, — поэтому нам и нужны «Звездные войны» и «HoleI California». Этим мы забиваем наши головы.

Мы поворачиваемся спиной к будущему и кричим: «Вернись назад!» Голоса наши звучат тихо и жалостно.

Все как всегда — и не так, как раньше.

Мы должны были занять сцену. Тогда сейчас была бы наша очередь.

Черт побери! Черт бы все это побрал! Сжалься над нами, Господи!

И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма; сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет; узнаю.

И обратились мужи оттуда и пошли в Содом; Авраам же еще стоял пред лицом Господа. И подошел Авраам и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым (и с праведником будет то же, что с нечестивым)? может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь и не пощадишь (всего) места сего ради пятидесяти праведников, (если они находятся) в нем? Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно? Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу (весь город и) все место сие. Авраам сказал в ответ: вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел: может быть, до пятидесяти праведников недостанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять. Авраам продолжал говорить с Ним и сказал: может быть, найдется там сорок? Он сказал: не сделаю того и ради сорока. И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать? Он сказал: не сделаю, если найдется там тридцать. Авраам сказал: вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать? Он сказал: не истреблю ради двадцати. Авраам сказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять? Он сказал: не истреблю ради десяти. И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом; Авраам же возвратился в свое место.